Юность уходит в бой

Со штабом батальона остались несколько бойцов да я с санитарной машиной. Мы кочевали из деревни в деревню, оставляя возле каждой из них сотни замаскированных мин.

26 ноября передовые части немецко-фашистских войск форсировали канал Москва — Волга и зацепились за его восточный берег. Но вскоре нам показалось, что наступает перелом. Части 1-й ударной армии Кузнецова, просочившись через проходы в минных полях, отбросили врага. Однако 28 ноября немцы ворвались в Рогачево и почти одновременно заняли Яхрому.

Снова мимо нас потянулись войска на восток, снова перед нами оставался только противник. Отступали а наши подразделения, отбиваясь от автоматчиков, заваливая и минируя последние лесные дороги и просеки.

Примостившись у какого-нибудь дерева, радист включал рацию и устало бубнил:

— Как слышишь? Как слышишь?

Но, видно, никто его уже не слышал. Радиосвязь нарушилась. Распоряжения привозили мотоциклисты.

В последний день ноября батальон получил приказ выйти на Ленинградское шоссе, в район Крюкова. Потом его направили к Сходне. Там было много воинских частей, готовившихся к обороне. В районе Сходни получили новый приказ: прибыть в Москву.

...Уставшие солдаты, закончив установку минного поля в районе Химок, медленно шагали по московским улицам, застланным декабрьским снегом. Шли мимо баррикад и ежей, мимо домов с торчавшими из окон пулеметами. Шли занимать свой сектор обороны. [99]

По следу врага

Я должен видеть теми же глазами...К. Симонов

Под казарму второму полку отвели большой дом возле Белорусского вокзала. До войны в нем размещалась Высшая пограничная школа. Здание не отапливалось, и в помещениях было холодно. Свободные от нарядов красноармейцы грелись, толкая друг друга. В роте лейтенанта Грачева временами слышалась музыка. Пулеметчики раздобыли где-то патефон с двумя пластинками и заводили его, как только выдавалась свободная минута.

Много красноармейцев теснилось в фойе полкового клуба возле карты, отображавшей положение на фронтах. На нашем участке, откуда только что пришел батальон, два флажка — красный и белый — были воткнуты рядом. Сходня.

Около карты стоял большой стенд. В его левом верхнем углу бросался в глаза заголовок: «Боевая сводка о действиях подразделений за 3 декабря 1941 года». Но под заголовком осталось пустое место. В ночь на третье мы вернулись в Москву. Зато в правой части стенда пестрели совсем свежие надписи: «Боевой привет отважным фронтовикам!», а ниже — «Берите с них пример!»

Краска еще не просохла, и буквы слегка плыли. В торопливой заметке перечислялись отличившиеся при выполнении заданий, рассказывалось о самоотверженных действиях взрывного отряда, выделенного из состава саперной роты Загородникова. В него входили спортсмены Георгий Мазуров, Евгений и Владимир Щербовы, Константин [100] Башкетов, Юрий Абрамов, Павел Смоленко, Дмитрий Распопов, заслуженный мастер спорта Колчинский... Особенно отличились лейтенанты — саперы Авдеев и Токарев. Упоминалось много бойцов и командиров нашего подразделения. Это была даже не заметка, а простое перечисление фамилий. И все же было приятно. Полк становился сплоченным боевым подразделением.

Вечером, когда мы возвратились в Москву, состоялся митинг. Полк собрался в просторном нетопленом зале. Все пришли в шинелях и с оружием.

Митинг открыл начальник политотдела бригады Лев Александрович Студников. Я видел его впервые, но он показался давно знакомым.

В нем все привлекало, особенно манера держаться и говорить. Его выступление не было речью, оно походило на беседу. Как будто он говорил с каждым бойцом в отдельности. Негромким голосом произносил самые обыкновенные, много раз слышанные слова: «Вы сами знаете», «Не мне вам объяснять»... И казалось, говорили мы сами, а не он. Так он умел выражать свои мысли.

— Не буду объяснять, где сейчас проходит линия фронта, — начал Студников. — Вы только что пришли с последнего рубежа и сами знаете. Столица Родины в большой опасности. Там, на этом последнем рубеже, каждый из вас действовал хорошо. Вы не могли поступить иначе. Вы комсомольцы и коммунисты, вы советские люди! А теперь перед нами самое трудное: не допустить врага на московские улицы. Победу добудете вы, солдаты, которых партия, народ, великая революция призвали на защиту страны социализма...

Бойцы заулыбались, когда Студников назвал их солдатами. В то время бойцы официально так еще не назывались. Но это плотное и емкое слово уже тогда крепко полюбилось и начинало входить в обиход. Может быть, потому, что в те дни особенно часто вспоминали о солдатах Кутузова и Суворова... Солдатами революции были Дзержинский и Фрунзе. Первый солдат революции — В. И. Ленин. И наши бойцы считали себя солдатами революции.

Командир бригады Орлов объявил благодарность отличившимся. Секретарь партбюро полка говорил о личном примере комсомольцев при выполнении заданий, назвал бойцов, принятых в партию. [101]

Митинг прошел торжественно. Все чувствовали серьезность момента. Глаза выражали решимость. Словно каждый хотел сказать: умрем, но добудем победу!

* * *

За наше отсутствие в полковой медицинской службе произошли изменения. Военврач Сучков ушел. Вместо него стал военврач второго ранга Ефимов. Меня неожиданно назначили его заместителем. Появились новые фельдшера — Люба Каштанова, Ирина Берчанская, Татьяна Шебалина и даже зубной врач Александра Нефедова.

Все это озадачивало. Было похоже, что здесь собираются развернуть госпиталь. Медико-санитарная часть, под которую отвели правое крыло первого этажа, чем-то уже напоминала его. Кадровые медсестры Елизавета Евтихова и Александра Бурашникова за одну ночь навели лоск в палатах и кабинетах, а Нефедова установила зубоврачебное кресло.

Мы понимали, что затишье продлится недолго. Обстановка на фронте с каждой минутой становилась все более напряженной. Начальник медико-санитарной службы бригады Ткачук однажды на совещании прямо сказал:

— Ваша работа на фронте — только начало. В самое ближайшее время перед бригадой возникнут более сложные задачи. А поэтому тщательно проверьте здоровье каждого красноармейца и командира.

Военком полка Стехов, советуя сосредоточить всю работу в подразделениях, тоже предупреждал, что скоро начнется боевая горячка.

И вот в ночь на 6 декабря наш батальон подняли по команде «В ружье!». Бойцы быстро погрузились в автомашины и снова поехали к фронту. Морозов внимательно всматривался в темноту, боясь наскочить на впереди идущий автомобиль.

Миновав развилку дорог на Волоколамск и Химки, остановились где-то не доезжая поворота на Крюково. Дальше пошли пешком. Разведчики 16-й армии вывели нас к минному полю, в котором теперь надо было срочно проделать проходы.

В темноте мы не узнавали покрытые снегом поля и рощи, исхоженные и исползанные несколько дней назад. Слышался рокот немецких танков и автомашин. Где-то совсем близко топали сапогами вражеские патрульные. [102]

Прудников и Шестаков шепотом подавали команды. Проделав проходы в минном поле, роты одна за другой, в обход населенных пунктов, занятых противником, бесшумно двинулись к лесным завалам. Батальон выполнял приказ разминировать и расширить проходы в направлении Федоровки и Ольгово.

Готовилось наступление наших войск. Об этом мы уже знали, но не видели наших частей. Лишь в темноте угадывалось скрытое от глаз густое движение. По многим едва уловимым признакам солдаты безошибочно чувствовали, что готовится наступление.

Еще возле Крюково мы встретили наших однополчан — небольшой лыжный отряд старшего лейтенанта Ключникова. Все бойцы были одеты в масккостюмы и вооружены автоматами. Такое количество автоматического оружия тогда считалось роскошью. Но этого требовала задача, поставленная отряду: внезапным налетом на Крюково с тыла посеять среди гитлеровцев панику и подать сигнал для начала атаки.