Крылатые торпедоносцы

Непогода прочно заперла нас на земле. Свободного времени стало много и мы старались использовать его для повышения теоретической подготовки летчиков и штурманов. Поэскадрильно организовали занятия, привлекали к их проведению наиболее опытных офицеров штаба, инженеров, бывших преподавателей авиаучилищ. С большой пользой проходил анализ прошлых боевых вылетов с тщательным разбором действий экипажей, проводились теоретические конференции. Доклад Богачева о том, как он потопил десятый вражеский транспорт, обсудили даже на открытом партийно-комсомольском собрании.

Эти мероприятия мы планировали и готовили. А вечерами в комнатах, где жили экипажи, молодежь окружала «стариков» и начинались мероприятия незапланированные. И трудно сказать, какие были эффективнее и полезнее.

Конечно, люди разные. Одним, быть может, хотелось лишь покрасоваться перед молодыми новенькими орденами на груди – случалось и такое. Но чаще все-таки «старики» старались рассказать что-либо поучительное. Не боясь уронить свой авторитет в глазах молодых слушателей, рассказывали и об ошибках, оплошностях, о «мелочах», которым подчас не придаешь значения, а они, эти «мелочи», то обернутся бедой, то, наоборот, послужит палочкой-выручалочкой. Словом, пытались оградить своих молодых сослуживцев от тех лишних синяков и шишек, которые по неопытности когда-то набивали сами.

Как-то после ужина, по пути к себе, заглянули мы с майором Добрицким в расположение третьей эскадрильи. В большой комнате, сидя и полулежа на кроватях, летчики, среди которых было несколько человек недавно прибывших из училища, «осадили» штурмана из экипажа Богачева лейтенанта Н.И. Конько. Видимо, попали мы не к самому началу разговора, потому что Конько, человек необычайно скромный, не любивший разглагольствовать о своих подвигах, нехотя отбивался, собираясь, наверное, отделаться общими фразами:

– Летал, как все. Ничего особенного. Искали корабли, находили, уничтожали… Правда, и нам попадало.

– Бывало и такое? Расскажите.

– Бывало, а как же! Ты бьешь и тебя бьют.

– А вас не ранило?

– Ранен. Дважды. Но, как видите, живой.

– Товарищ штурман звена, – вскинулся звонкий мальчишеский голос, – расскажите о самых первых вылетах. Что чувствовали, что запомнилось?..

Николай Иванович помолчал, собираясь с мыслями, а потом начал:

– Было это четырнадцатого сентября. Мы вылетели с аэродрома Клопицы парой. Ведущий – заместитель эскадрильи младший лейтенант Соколов, его ведомый – командир звена младший лейтенант Николаев. Я у Николаева – штурманом, сержант Иванов – стрелком-радистом. Соколов – с торпедой, у нас на борту – бомбы. Данных разведки не было. Нам предстояло самим вести поиск. Если обнаружим конвой – атаковать и сообщить координаты на базу.

Опознавательным сигналом «Я – свой» в тот день было покачивание с крыла на крыло и одна зеленая ракета. Нас должны прикрывать «яки». Мы подошли к аэродрому Капорье, где, готовые к вылету, находились истребители сопровождения. Я даю зеленую ракету – истребители не взлетают, даю вторую – снова никак не реагируют. Зарядил третью, смотрю, истребители пошли на взлет. Я положил заряженную ракетницу в одну из ниш своей кабины и, конечно, тут же забыл о ней.

Установили радиосвязь с истребителями. Переговоры вели открытым текстом. Позывные элементарные. Они называли нас «торпедоносец», мы их – «як». Летели на малой высоте, метров двадцать-тридцать. У истребителей запас горючего небольшой, эти стрекозы не для дальних полетов, и вскоре они попросили разрешения возвратиться на аэродром. Пришлось отпустить их, хотя мы как раз подлетали к опасному району, где не исключалась встреча с истребителями противника.

В районе Виндавы обнаружили фашистский конвой – большой транспорт шел под охраной двух сторожевых кораблей. Видимость хорошая, мы увидели их километров за тридцать. А нам показалось: противник совсем рядом. Неудивительно – первый боевой вылет, опыта – никакого! Соколов, ведущий, километров за двадцать до цели (вместо пяти, как положено) подает команду: «В атаку!» По этой команде, как нас и учили, топмачтовик на максимальной скорости вышел вперед, чтобы огнем пулеметов и бомбовым ударом по кораблям охранения обеспечить успешную атаку торпедоносцу.

Вы уже знаете, что схема взаимодействия рассчитана так, чтобы сбрасывание бомб топмачтовиком и пуск торпеды торпедосцем происходили одновременно. У нас этого не получилась, так как начали атаку слишком далеко от цели. В результате корабли сосредоточили весь огонь по нашему самолету. В самый момент сбрасывания бомб между мотором и задней кабиной разорвался снаряд. Я почувствовал сильный удар в правый бок, но поначалу не обратил на это внимания, потому что в кабине загорелись сигнальные ракеты. Они находились над задним люком. Я быстро наклонился над люком и стал срывать патронташ с горящими ракетами. С трудом мне удалось все-таки сорвать его и выбросить в море.

Пока я возился, мы вышли из зоны обстрела, и противник перенес весь огонь на самолет Соколова. Он на минимальной скорости подходил к точке сбрасывания торпеды. Маневрировать летчик уже фактически не мог и представлял собой отличную мишень. От прямого попадания самолет взорвался в воздухе. Вместе с Соколовым погибли штурман Володя Мясоедов и стрелок-радист Коля Хрищенюк.

Занятый ракетами, я не видел ни попаданий бомб в корабль, ни гибели экипажа Соколова. О случившемся прокричал мне по переговорному устройству Николаев. Не теряя времени, я схватил авиационный фотоаппарат и через нижний люк сделал несколько снимков конвоя. После их проявления на земле мы четко увидели как, оседая на корму, тонул транспорт.

Я дал летчику курс на обратный маршрут и только тогда у меня появилась возможность заняться собой. Правый бок жгло как огнем. Провел рукой – она в крови. Ранен! В глазах замельтешило, вроде бы начало подташнивать и я боялся потерять сознание… Забегая вперед, скажу, что осколки попали в поясницу и, на мое счастье, застряли перед самым позвоночником.

Глянув вверх, я увидел, что из башни стрелка-радиста свисает правая рука Иванова и по ней течет кровь. Кричу: «Игорь, ты живой?». «Руку задело, – отвечает, – не могу пошевелить». «А другая?». «Другая нормально». «Как самочувствие?» «Терпимо, долетим». «Ладно, Николаеву не говори, пусть летит спокойно».

По моим расчетам до аэродрома было недалеко, когда Иванов прокричал: «Сзади заходят два истребителя, а чьи – не пойму». Я посмотрел назад. Действительно, нас взяли «в клещи» два тупорылых ястребка. «Фоки» это или «лавочки» – кто его знает, спереди не определишь. Они догоняют, скорость у них побольше нашей… Игорь одной рукой стрелять не может, сигнальные ракеты сгорели. Я крикнул Николаеву, чтобы он покачал самолет с крыла на крыло, дескать, я – свой!

Николаев выжимал из машины все, что мог. Скорость была предельная. Мы видели, как встречный поток воздуха заворачивал рваные края обшивки на пробоинах. Тем не менее, истребители настигали нас, вот-вот откроют огонь! И тут меня осенило. Ракетница! Она же заряжена! Я ведь не успел выстрелить третий раз над Капорье! Я быстро схватил ракетницу, высунул руку в люк и выстрелил. Истребители сразу одновременно отвернули в сторону и, когда они закладывали вираж, на крыльях мелькнули ярко-красные звезды. Свои!

Ну, а дальше… Посадку произвели нормально, на свой аэродром. Только здесь Николаев узнал, что мы с Игорем ранены. Его же самого, к удивлению, даже не зацепило. А ведь самолет получил два прямых попадания 37-миллиметровых снарядов – в носовую часть и в мотогондолу и более ста пятидесяти осколочных и пулевых пробоин… Это была моя первая победа, мой первый урок войны.

…Я поманил взглядом Добрицкого и мы ушли к себе – я знал, что молодежь еще долго не отпустит от себя Конько: Николаю Ивановичу было о чем рассказать. После недолгого лечения в госпитале они вместе с летчиком младшим лейтенантом Александром Богачевым и стрелком-радистом Игорем Ивановым составили самый боевой в полку экипаж. С каждым их вылетом росло количество потопленных вражеских транспортов и боевых кораблей, росло и количество орденов на груди у Николая Ивановича. Не раз наградные листы на лейтенанта Н.И. Конько заканчивались фразой: «Достоин высокой правительственной награды – присвоения звания Героя Советского Союза». Но… носить Золотую Звезду Героя ему так и не пришлось.