Ветер военных лет

Этим же ранним утром произошел эпизод, который мог бы стать последним в моей биографии, если бы не наш повар Михаил Коновалов.

Красноармеец Михаил Коновалов считался у нас поваром. Правда, поваром он до армии не был и готовил пищу, так сказать, по-любительски, как ее мог бы приготовить любой сообразительный и ловкий парень.

Признаюсь, я и в мирное время в вопросах питания не отличался особой притязательностью. На войне же кухня Коновалова удовлетворяла меня вполне. А еще больше нравились многие другие качества нашего повара: находчивость, смелость, решительность, мужество. Именно они и спасли нам жизнь. Это было так.

Около часа ночи мы оказались у околицы дымившейся деревушки. Усталые и измученные событиями трудного дня, остановились у первого же уцелевшего домика и рядом с ним увидели нашу тридцатьчетверку.

На шум подъехавших машин из темноты вышел танкист. Разглядев мои погоны, четко доложил:

— Гвардии старшина… (Фамилию я не помню.) Отказал двигатель. Стою с двадцати одного ноль-ноль. Ожидаю рассвета, чтобы отремонтироваться.

Мы разместились в хате и прилегли на несколько часов.

Проснулись около четырех. Светало. С улицы доносилось металлическое постукивание. Это танкист чинил свою машину.

Услыхав, что мы проснулись, в хату вошел Коновалов. Его плотная, широкоплечая фигура на миг заслонила низкий дверной проем. Очень довольный, как и все мы, нашим вчерашним успехом, великолепной погодой и самим собой (еще бы, встал раньше всех, вскипятил самовар, соорудил из обломков кирпича очаг во дворе и уже начал варить суп), Коновалов улыбался всем своим широким румяным лицом.

— Через полчаса обед будет готов по всей форме, — сияя, доложил он.

— Ну вот! — сказал, потягиваясь, Михаил Михайлович Вавилов. — Нашел чем обрадовать: через полчаса. А есть-пить сейчас хочется. Вчера-то ведь совсем не ели. Да и наступление скоро.

— Действительно, — поддержал полковник Бельский. — Давай пока хоть что-нибудь. Суп мы уж потом поедим.

— Может, у тебя самовар готов? — с надеждой спросил я.

— «Может», — обиделся повар. — Вы уж скажете, товарищ генерал! Да самовар у меня вообще всегда готов.

Смеясь и переговариваясь, мы умылись во дворе и сели за стол. Он стоял у стены, между окнами, и Коновалов успел открыть и расставить на нем консервные банки, нарезать хлеб и разлить по стаканам чай.

— Ишь ты! — рассматривая на свет стакан с хорошо заваренным чаем, сказал Михаил Михайлович. — Стакан! И как ты их не разобьешь, когда возишь?

В это время раздался приближающийся шум мотора, потом — визг тормозов. Какая-то машина остановилась у нашей хаты. Тут же в дверях показался начальник продовольственною снабжения дивизии майор Зернов.

— Завтракаете? — улыбаясь, спросил он. — Вот и хорошо! Значит, есть чем завтракать. А я, признаться, всю ночь гонюсь за полкачуга, чтобы проверить, как идет снабжение, успевают ли подвозить продукты. Голод-то, ведь он не тетка!

Мы пригласили Зернова к столу, и завтрак продолжался.

— Да! — сказал Зернов, утолив первый голод. — Неплохо для первого дня продвинулись.

— Ну, — поскромничал Тихон Владимирович Бельский, — не так уж и далеко.

— Зато быстро, — возразил Зернов. — Говорю, еле догнал за ночь. Правда, ширина прорыва не слишком большая. Так, коридорчик…

В этот момент в хату пулей влетел Коновалов с кастрюлей супа в руках. Однако, вместо того чтобы нести ее к столу, он вдруг поставил кастрюлю на пол, как раз посередине, крича при этом:

— На улицу! Быстрей! Пикирует!

Все вскочили из-за стола.

Спрашивать, кто и откуда пикирует, конечно, было некогда. К тому же, вероятно, вот то самое безотчетное ощущение нашей взаимосвязанности, взаимонадежности, что ли, о котором я говорил раньше, рождало у меня абсолютное доверие к Коновалову. Ни на секунду не задумываясь о том, зачем и куда надо бежать, я выскочил за Михаилом на улицу и повернул вслед за ним за угол хаты. Тотчас же мы услышали свист падающей бомбы и сразу бросились ничком на землю. В тот же момент раздался оглушительный взрыв.

Когда я через несколько секунд поднял голову, сорванная с хаты крыша еще летела в сторону дороги. Я поглядел вправо, туда, где должен был лежать Вавилов Он тоже поднял голову и осматривался. Самолета уже не было видно.

Мы поднялись с земли. Все наши были живы и здоровы. Не было видно только танкиста. Мы нашли его под танком, куда он, очевидно, спрятался при появлении самолета Танкист был мертв. Осколок бомбы попал ему в голову.

Летчик, видимо, целился в танк, но промахнулся.

Приветливое солнце освещало картину полного разгрома внутри хаты, старенькое потолочное перекрытие которой разметало, как солому. Входную дверь сорвало с петель, и она лежала посередине пола. Расщепленная крышка стола валялась у дальней стены вместе с вылетевшими рамами окон. В заднюю стену дома, примерно на уровне голов сидевших за столом, глубоко врезались саблевидные осколки оконных стекол.

Вместе с танкистами генерала Катукова наша дивизия к исходу 5 августа вышла на рубеж Большая Гостенка, Байцуры, Дырдин, Гомзино, оторвавшись от своих соседей.

Еще днем я поехал искать командира танкового корпуса генерала С. М. Кривошеина, чтобы договориться о совместных действиях на ночь и следующий день.

Проехать к командному пункту командира танкового корпуса оказалось нелегко: место было открытое, и фашисты бомбили непрерывно. Самолеты, сбросив бомбы, разворачивались и ложились на обратный курс, а навстречу им же шли другие, с полным бомбовым грузом. Бомбы изрыли всю дорогу глубокими воронками. Машина остановилась.

— Как дальше поедем, Федоров? — спросил я Кронида.

— Зигзагами, товарищ генерал, — ответил он. — Зигзагами между воронками и бомбами.

Федоров водил машину великолепно, и по его системе — зигзагами — нам удалось выбраться из-под бомбежки, хотя было это нелегко. Пожалуй, еще труднее оказалось найти КП танкистов, так отлично они замаскировались. КП находился в землянке, вернее, в яме, вырытой под танком, а сам танк завалили сеном, превратив его в свежую копну. Искали КП долго, зато договорились мы с Семеном Моисеевичем Кривошеиным очень быстро и благополучно вернулись к себе.

Приказ, который я отдал командирам полков, был до предела прост и ясен: направление наступления — вперед, только вперед, ни на шаг не отставая от танкистов.

Я еще сидел у телефона, когда услышал, что к штабу подъехала машина. На пороге показался полковник Самчук. Иван Аникеевич, как я уже говорил, был начальником штаба нашего 32-го гвардейского корпуса и на этой, в сущности, новой для него работе успел блестяще зарекомендовать себя.

Энергичный, оперативный, обладающий большим военным опытом, он по-прежнему был поистине незаменимым помощником генерала Родимцева.

Появление Самчука было в равной мере приятным (я очень симпатизировал ему) и неожиданным.

— Еле догнал вас. Разворачивайте быстрее карты: новая задача, времени в обрез, — скороговоркой выпалил он, вытирая пот с запыленного, усталого лица.

— Как это «новая задача»? Какая? — недовольно спросил я. — Я только что уточнил командирам полков их действия на ночь, а вы говорите «новая задача»…

— Надо немедленно остановить продвижение вперед. Уловив на моем лице выражение недоумения, Самчук быстро пояснил:

— Я привез новый приказ командарма и указания генерала Родимцева. Вам предстоит сложный маневр.

Еще утром командарм требовал во что бы то ни стало повысить темпы наступления. А теперь вдруг приказ остановиться. Видно, произошло что-то серьезное. Недаром приехал полковник Самчук, а не кто-нибудь другой.

Полковник развернул карту. На ней рукой командарма ясно были определены задачи всем дивизиям нашего корпуса. Как и всегда, здесь все было предельно конкретно, в обычной манере Алексея Семеновича Жадова. Чтобы усилить нашу дивизию в предстоящих сражениях, нам придавался танковый батальон.

Оставалось только приступить к выполнению приказа командарма.