Среди падающих стен (ЛП)

Но время шло, а наши спасители не приходили. Один из нас пробрался к отверстию люка и просунул в него записку, в которой мы умоляли вызволить нас поскорей, потому что больше не можем выдержать. Наш посыльный стоял у люка долго, но никто записки не взял. Мы знали, что на улице должны дежурить: Казик, Ришек или Тадек (Тувия Шейнгут), но сколько ни прислушивались, не услышали ничьих шагов: к люку никто не подошел.

И вдруг мы услышали шаги. Вновь вспыхнула надежда на спасение. Мы ждали, что крышка откроется, и нас выведут наверх. Вместо этого нам просунули письмо, в котором говорилось, что все улицы, примыкающие к Проста, заняты жандармами. Этой ночью выйти из канала нельзя.

Письмо это убило нас. Всех охватил ужас: мы знали, если мы не выйдем этой ночью, то нам предстоит еще один жуткий день ожидания, которого мы просто не сможем выдержать.

Мы снова просунули в отверстие записку. Мы просили вывести нас любой ценой, даже если придется вступить в бой с жандармами. Пусть большинство из нас погибнет в бою, но кто-то останется в живых. Мы готовы выйти сейчас, ибо нам нечего терять. Оставаться в канале значило обречь себя на верную смерть.

Но наши "арийские" товарищи не могли выполнить нашу просьбу, прежде всего, потому, что у них не было машины, на которой они могли бы нас увезти.

Глубокой ночью, когда улицы опустели, два товарища подкрались к люку, поспешно приоткрыли его и спустили нам ведро с супом. Супу хватило лишь смочить губы, но для нас, голодавших столько дней, и это было благом. Позже вкус супа лишь усилил чувство голода, мучившего нас.

Утром мы почувствовали, что силы покидают нас. Одни товарищи предлагали вернуться в гетто. - Лучше умереть среди его развалин, чем ждать смерти в этой грязной жиже. Другие говорили, что мы не выдержим дороги обратно. Некоторые из нас, особенно женщины, дошли до полного истощения и лежали без сил.

О нашем душевном состоянии свидетельствует диалог, который мог бы показаться смешным, если бы проходил при других обстоятельствах. С нами был один житель гетто - Герцек Тильман. Он нарушил распорядок, установленный Юреком, и на просьбу последнего перейти в другое место, ответил: "Не пойду, хоть убей меня!"

- Жаль пули, - сказал Юрек в шутку.

- Сколько хочешь за нее? Я заплачу тебе.

- 100 злотых.

Тильман начал торговаться: 40 злотых, 50, 60, но 100 - было для него уже слишком. Мы все даже не улыбнулись. И только позже до нас дошел смысл этого трагикомического эпизода.

Положение наше с каждой минутой становилось ужаснее, и мы вновь передали товарищам записку, что готовы выйти и днем. Товарищи на арийской стороне, видимо, поняли, что до вечера мы не выдержим и начали готовить операцию выхода. Кшачек и Тадек позвонили в транспортную компанию и заказали грузовик на улицу Проста. Когда грузовик прибыл, несколько товарищей с оружием в руках подошли к шоферу и объяснили, что "груз", который ему придется везти, - это еврейские бойцы из гетто, и если он откажется сделать это, то не уйдет отсюда живым. IIIoфep вынужден был согласиться.

10 мая 1943 года в 9 часов утра над нашими головами внезапно поднялась крышка люка, и целый сноп солнечных лучей ворвался в канал. А наверху стоял Кшачек и торопил нас. Мы выползали один за другим и влезали в машину.

Тридцать часов пребывания в канале остались позади.

Был ясный солнечный день. За долгие недели пребывания в бункерах и подвалах мы отвыкли от света, и теперь он слепил наши глаза. Улица была полна народу. Все с любопытством глядели на происходящее у люка. На балконах стояли поляки и смотрели, как из канала вылезают какие-то странные существа, вовсе не похожие на людей: какие-то глыбы грязи с потухшими глазами на мертвенно бледных лицах.

Полчаса длилась операция выхода из канала. Вдруг кто-то передал, что недалеко от улицы Проста находятся немцы. Кшачек начал тащить из канала всех, кого мог. Но 15 человек, которые находились в глубине канала, не успели подойти к люку. Адольф Гохберг и Шломек Шустер, которые собирали людей из боковых каналов, не успели прийти вовремя.

Подождав немного и понимая, что дальше ждать опасно, Кшачек решил отправить машину, обещав позднее вернуться за остальными.

Мы все, согнувшись, чтобы не видели наших лиц, сидели в кузове, и машина мчалась по главным улицам города. Впервые за долгие месяцы вдыхали мы полной грудью свежий воздух и с удивлением глядели на цветущие деревья, казавшиеся нам чудом.

Машина приближается к заграждению, установленному немцами. Кшачек приказывает приготовиться к бою. Мы держим оружие наготове. Но если бы нам действительно пришлось вступить в бой с немцами, пользы от этого оружия не было бы никакой. Оно промокло и заржавело в канале, и мы не сделали бы ни одного выстрела.

Кшачек вовремя догадался приказать шоферу повернуть назад, и мы избежали стычки с врагом. Обогнув опасное место, мы выехали к другому заграждению и, благополучно проехав мимо, очутились в густом лесу у Ломянок, в нескольких километрах от Варшавы.

Попытки спасти оставшихся в канале товарищей окончились неудачей. Слухи о нашей дерзкой операции дошли до немцев сразу же после того, как мы вышли из канала. Они тут же окружили улицу Проста и все прилегающие к ней улицы, перекрыли дороги, выходящие из города.

Позже мы узнали, что товарищи наши сами попытались вырваться из канала, но наткнулись на немцев, вступили с ними в бой, и все до одного погибли.

В ЛЕСУ ПОД ВАРШАВОЙ

В лесу, среди густого кустарника и белых песчаных холмиков, мы впервые не только за эти три недели восстания, но и за все годы в гетто - свободно вздохнули на лоне природы. Погода была прекрасная, и мы чувствовали прелесть весны. Лесной воздух, пение птиц, зелень полей, цветение деревьев заставили нас на время забыть, что по этой земле ходят кровавые оккупанты.

Переход от мрачного гетто и темного канала, с трупным запахом, дымом пожарищ и развалинами к созерцанию идиллии природы, - был для нас как бы перемещением в другой мир. Мы еще всеми нашими нервами жили там, в том страшном мире, и этот, идиллический, казался нам нереальным миром сновидений.

Нервное напряжение несколько спало. Мы высушили свою одежду, согрелись, выспались, - а главное - впервые за долгие годы - наелись хлеба, который запасли для нас товарищи из боевой организации мастерских Тебенса. Они вышли из канала неделю тому назад и находились тоже в этом лесу.

В первый же вечер умер Иегуда Венгровер (Гашомер Гацаир) из группы товарищей, отравленных газом на Миле, 18. Пребывание в канале доконало его. Мы похоронили Иегуду в лесу в присутствии всех товарищей.

На наших товарищей из мастерских Тебенса с первого дня их пребывания в лесу была возложена нелегкая миссия - обеспечить продуктами такую ораву. Выход в деревню за продуктами для стольких людей мог выдать наше присутствие в лесу. Еще труднее было доставать воду: в первые дни пили росу, капавшую с листьев по утрам. Потом нашли колодец в полукилометре от леса. Туда посылали за водой двух человек с "арийской внешностью". Но нельзя было брать много воды, чтобы не вызвать подозрений. Каждому из нас выдавали в день лишь две маленькие чашки. Эта порция не могла утолить нашу жажду.

Положение с продовольствием несколько улучшилось за день до нашего прихода в лес. Давид Новодворский и Куба отправились добывать продукты. Они долго колебались, зайти ли в село, постучаться ли в хату, чтобы попробовать купить что-нибудь, не вызвав подозрений. По дороге они остановили прохожего и спросили, где можно купить немного продуктов. Поляк, его звали Кайщак, сразу понял, что перед ним евреи, да ребята и не скрывали этого. Правда, они не сказали, где мы находимся и сколько нас там...

Кайщак взял у них деньги и велел ждать. Поняв, что они не доверяют ему, поляк успокоил их: он не из тех, которые используют несчастье евреев, чтобы разбогатеть. Он не принадлежит к ненавистникам евреев, у евреев и поляков теперь общий враг - гитлеризм.