Среди падающих стен (ЛП)

А в плохих новостях, на нашу беду, нет недостатка. Ежедневно десятки евреев на арийской стороне попадают к немцам в лапы. Многих выдают поляки, опознав еврея на улице, они требуют выкуп и, не получив желаемой суммы, выдают жертву немцам на расправу. А то отбирают у опознанного все деньги, и потом еще тащат в темный угол и раздевают догола.

Гестаповцам удается обнаружить некоторые "малины", ночью они окружают укрытие, волокут евреев в машины и везут в тюрьму Павиак на смерть. Достается и польским хозяевам, посмевшим прятать у себя евреев.

Причины провала "малин" разные: шпики выслеживают евреев в укрытиях, "тянут" из них, сколько удается, а потом сообщают немцам адреса. Иногда евреи платят жизнью за ссоры между поляками-соседями: если у одного из ссорящихся возникло подозрение, что другой прячет евреев, он немедленно строчит донос в гестапо - и участь евреев решена.

Навестил поляк по-приятельски соседа, заметил в квартире какое-то изменение, шепнул об этом невзначай кому-то на ухо - и ночью уже подъезжает к дому машина гестапо. А в лучшем случае - являются на квартиру шпики, и евреям удается откупиться. Но "малина" все равно "сгорела". Оставаться в ней опасно даже лишнюю минуту.

Арийские документы хороши лишь для собственного успокоения. Но они не спасают, когда сталкиваешься лицом к лицу с немцем или польским шантажистом и вынужден доказывать, что ты не еврей. Еврейским женщинам с польской внешностью удается еще как-то выкрутиться. Но от мужчин, на которых пало подозрение, не требуют даже никаких документов; снимай штаны - и тут не помогут ни паспорт, ни арийская внешность, ни прекрасное владение польским языком.

Правда, арийская внешность часто отпугивает злых волков, вынюхивающих евреев на улицах и в домах. Но немало таких "арийцев" попадает в немецкие руки во время облав на поляков, которых немцы отправляют на принудительные работы. И тогда медицинская комиссия обнаруживает их еврейское происхождение. У евреев отнято даже право быть несчастным, как те поляки, которых отправляют на работу в Германию.

Особенно трагично положение еврейских детей на арийской стороне, этих Мойшелех и Саррелех, которых родители отдали еще до ликвидации гетто в польские семьи, чтобы они остались живым памятником уничтоженных семей, поколения, приговоренного к смерти. Дети забыли уже свои настоящие имена, не помнят своих родителей, они даже привыкли к новым маме и папе. Но и в арийской семье дети чувствуют нависшую над ними опасность. Опекуны не разрешают им выходить на улицу, играть с другими детьми, опасаясь, как бы их не узнали. Они целыми днями сидят взаперти, а иногда и в темноте, не смея ни петь, ни плакать: соседи могут услышать детский голосок, а ведь они знают, что в семье этой нет детей.

В польских семьях, где есть свои дети, еврейские "подкидыши" часто становились как бы одним из "братьев" или "сестер". Но каждый стук в дверь загадывает еврейскому ребенку загадку: почему родители поспешно прячут куда-то от чужих глаз только его?

Ребенок растет, и растет в нем чувство неполноценности.

Хозяйский сын, которому разрешены все обычные детские занятия, чувствует свое превосходство, и это накладывает определенный отпечаток на его отношение к еврейскому мальчику.

Еврейские дети, как и прячущиеся взрослые, часто кочуют с места на место. Кто-то узнал ребенка, и его надо срочно куда-то вести. А если новое место не готово, опекун сплавляет ребенка знакомому, соседу, родственнику, пока еврейские связные не находят для него "малины". Ребенок плачет и кричит, не может забыть своих "родителей", не может привыкнуть к новым, но постепенно вынужден успокоиться и свыкнуться с новой средой.

Обо всем этом нам ежедневно докладывают наши связные. Наши собственные страдания становятся еще мучительнее от печальных известий о страданиях и горе тысяч евреев. Все они как бы аккумулируются здесь, накапливаются в воздухе. Но мы не можем и не хотим освободиться от этой тяжести, хотя нам трудно дышать в ней.

Рядом с польским подпольем, подрывная деятельность которого складывается из диверсий на дорогах, саботажа на фабриках, покушений на эсэсовцев и гестаповцев, - еврейское подполье ведет работу совершенно иного характера. Оно борется за спасение жизни евреев, за сохранение еврейских детей, за укрепление духа запертых в темных укрытиях. Их надо поддержать, дать им понять, что они не одиноки, что какая-то организованная группа заботится о них.

Совместная деятельность Еврейского Национального Комитета и Бунда была очень разветвленной.

Около 12 тысяч человек, из 20 тысяч укрывавшихся в Варшаве евреев, находилось под опекой еврейских организаций, которые ежемесячно выдавали подопечным небольшую сумму на жизнь, ибо у евреев не было и не могло быть в этих условиях никаких источников заработка.

Еврейские организации заботились об укрытиях для бежавших из лагерей и из других гетто, для пришедших из лесов и для покинувших "сгоревшие" малины. Когда евреев переводили из одного укрытия в другое, наши люди сопровождали их, чтобы в случае надобности - выкупить.

Мы торопимся помочь каждому: попал еврей в руки врагов, и можно еще его выкупить - сумма не останавливает нас.

Еврейское подполье выправляет также необходимые документы, которые поставляет отдел польского "Совета помощи евреям". Есть два вида документов: "липовые", собственного изготовления, выписанные на вымышленное имя, и подлинные документы погибших людей, имена которых значатся в списках муниципалитета. Мы достаем эти документы через муниципальных чиновников, управляющих домами, дельцов.

Обладатель такого документа чувствует себя уверенно: если его задержат, то муниципалитет всегда подтвердит, что данное лицо зарегистрировано в муниципальных списках. Но и положение обладателей настоящего паспорта не надежно. В глазах немецких и польских полицейских все документы имеют одинаковую цену. Заподозрив неладное, они прежде всего спрашивают:

"Сколько заплатил за это?"

Наша деятельность не ограничивается пределами Варшавы. Подполье посылает своих связных в леса. Они доставляют туда и в лагеря Травники, Понятов, Скаржиско, Ченстохова, Плашов оружие, деньги, фальшивые паспорта на случай побега.

Еврейское подполье черпает силы в контактах с еврейским миром и с Эрец-Исраэль. Нелегальная почта, которая доходит до нас разными путями, подымает наш дух. Деньги, которые мы получаем из-за границы, это больше, чем просто материальная помощь: они - свидетельство нашего братства.

В письмах инженера Раиса, доктора Шварцбарда (Анзелм Райс и Игнац Шварцбард, видные деятели польского еврейства. В годы войны пытались организовать политическую, моральную и материальную помощь еврейскому населению оккупированной Польши.) и других черпаем мы силу. Каждое слово западает глубоко в душу и остается там. Письма эти для нас - луч света, который проникает сквозь щелочку в тюремную камеру.

Нам отчасти помогает польское подполье, создавшее "Совет помощи евреям" (РПЖ). В Совет входит элита польской интеллигенции: ученые, общественные деятели, демократы. В рамках РПЖ становится возможной и деятельность еврейских организаций помощи.

Борьба кучки людей за спасение жизни евреев, надежды тех, кто сидит в убежищах, - все это сопровождается жестокими разочарованиями, постигающими нас ежедневно. Обнаруженная немцами "малина", пойманные на улице евреи и другие беды усиливают сомнения, рождающиеся в сердце: не напрасны ли все наши старания? Зачем мы бьемся из последних сил, если в конце концов всех поймают в сети, как рыб? Но нас гонит жажда жизни: пока ты жив - делай все, чтобы не умереть.

24.5.1943

Летний день клонится к концу. Солнце катится на запад. Последние его лучи пробегают по комнате, и она погружается во тьму, и только верхний угол под потолком еще освещен.

Сумерки гнетут душу, и ты не можешь не думать: чем кончится этот день?

Крадучись, входит Ицхак, измученный и грустный. Пропал его привычный юмор. Молча ходит он из угла в угол. Наконец Цивье удается выпытать у него то, что он хотел скрыть от меня, опасаясь за мое здоровье. Потом я заставляю Цивью открыть мне правду: нашей группы на улице 11-го ноября не существует.