Мой тесть Леонид Брежнев

В приемной всегда дежурили технический секретарь и кто-то из сотрудников охраны. Секретарь работал круглые сутки. Не знаю, сколько людей Леонид Ильич мог принять в день, мы с ним на эту тему не разговаривали, но он очень любил разговоры с людьми, нуждался в них, видя в самих людях лучший источник информации. Все было достаточно демократично. Разумеется, когда посетители входили к Леониду Ильичу, их никто не обыскивал, они могли взять с собой что угодно, любой портфель, то есть — надо правильно понять — охранник в приемной был просто на всякий случай, так сказать, хотя никогда ничего не случалось. Леонид Ильич пользовался отдельным подъездом — вот, пожалуй, единственная «привилегия», которая у него в этом смысле действительно была.

Вообще люди входили к нему запросто. Тот же Савинкин, например, бывал у Леонида Ильича по любому вопросу, представляющему интерес для Генерального секретаря ЦК КПСС. И не только он. Леонид Ильич хорошо знал многих работников своего аппарата и ценил их труд. Люди работали с ним годами. Не думаю, что его непосредственные помощники испытывали какой-то страх перед Леонидом Ильичом. Он создал вокруг себя такую обстановку, что они имели право быть у него в любое время, когда этого требовали конкретные дела и участки работы, за которые они отвечали. Я допускаю мысль, что в последние годы, когда Леонид Ильич (периодами) уже тяжело болел, кто-то из помощников, чтобы не огорчать Леонида Ильича, брал — от его имени — на себя решение каких-то вопросов. Может быть, не обо всем и докладывали. Но если это и было, то лишь в последние годы.

Среди его помощников не было человека, которого Леонид Ильич выделял бы как-то особенно. За определенные проколы и просчеты доставалось всем поровну. Говорят, что в окружении Брежнева был особенно влиятелен Александров. Не думаю, что это так, хотя он — опытный аппаратчик, культурный и образованный человек с хорошей (в лучшем смысле этого слова) служебной «хваткой», собственными мерками и подходом к работе. Леонид Ильич с симпатией относился к своему помощнику Голикову, занимавшемуся вопросами сельского хозяйства: он всегда давал Леониду Ильичу полную и объективную информацию (вот отсюда, я думаю, и были эти симпатии). Вопросами подготовки Секретариатов ЦК занимался Цуканов; Леонид Ильич работал с ним еще в Днепропетровске. Из «международников», кроме Александрова, мне запомнился Блатов, настоящий специалист своего дела. Но штат помощников Леонида Ильича был в общем-то невелик.

Что же касается Бровина, бывшего секретаря Леонида Ильича, который сидит в той же колонии что и я, за взятки, то ведь это был обычный технический секретарь — заурядный человек, занимавшийся только тем, что в приемной снимал трубки телефонов. Сейчас пишут, что этот самый Бровин имел колоссальное влияние на Леонида Ильича и определял у нас чуть ли не всю международную политику. И опять я — уже в который раз! — не перестаю удивляться: что же у нас творится-то, люди добрые?! Ну не ему же определять международную политику! Технический секретарь — это есть секретарь технический, не больше. Так зачем же, спрашивается, приписывать человеку то, чем он не был наделен?!..

Сейчас часто встречаются утверждения, что партийная бюрократия, «засевшая» и в аппарате Центрального Комитета КПСС, «пожирала», не давала ход даже тому разумному, что непосредственно исходило от Политбюро и Генерального секретаря ЦК КПСС. Говорится так: тогда, мол, принимались хорошие и правильные решения, но проклятые «чиновники» тормозили их, как могли. Как наиболее яркий пример обычно приводится срыв тех экономических реформ, на которых настаивал Алексей Николаевич Косыгин, работавший Председателем Совета Министров СССР. Так эго или не так? И вообще, что же такое наша бюрократия? Что есть бюрократический аппарат? На мой взгляд — это прежде всего дисциплинированная публика. Так мне кажется. Бюрократ — это исполнительный человек. Что же плохого, если работник действует строго в соответствии с законами и служебными инструкциями? Мы так ненавидим инструкции, так иронично иной раз к ним относимся… — а ведь их разрабатывали разумные люди, вкладывая в них все свои знания и опыт. Если бы мы всегда давали себе труд если не выполнять инструкции от «а» до «я», то хотя бы советоваться с ними, у нас было бы больше порядка и меньше ошибок, ведущих к непредсказуемым последствиям. Это — во-первых. А во-вторых, у Леонида Ильича в аппарате ЦК был колоссальный авторитет и не выполнить его поручение было невозможно. За годы, конечно, случалось разное, особенно — в вопросах кадровой политики. Бывало и так: где-то в недрах аппарата ЦК «рождалась» одна кандидатура на какую-то конкретную должность и в этот момент выяснялось, что у Леонида Ильича уже есть своя, другая кандидатура. Что происходило дальше? В результате полезного конфликта на альтернативной основе проходила та кандидатура, которую предлагал Леонид Ильич. Даже из этого примера видно, что он держал этот бюрократический аппарат в руках и твердо управлял им.

Да и могло ли быть иначе? Ведь Леонид Ильич сам прошел школу партийного аппарата. Тем острее были его переживания, если в работе ЦК происходили сбои, если принимались какие-то ошибочные решения, если случалось ЧП.

Я помню, как тяжело переживал Леонид Ильич гибель руководителя Белоруссии Петра Мироновича Машерова. Это был замечательный, очень умный человек, я бы сказал — любимец белорусского народа и партии.

Машеров попал в чудовищно нелепую автокатастрофу. В МВД СССР об этом узнали незамедлительно, уже через несколько минут: о таких вещах дежурный по министерству всегда докладывает в срочном порядке. Мы тут же сообщали в ЦК КПСС, Щелоков позвонил Леониду Ильичу. В Минск срочно вылетел начальник Главного управления ГАИ генерал Лукьянов. Там уже работала большая следственная группа Прокуратуры Белоруссии и КГБ. О результатах расследования было также незамедлительно доложено.

Выяснилось, что большая часть вины ложится на водителя Машерова. Если не ошибаюсь, это была пятница, во второй половине дня Петр Миронович неожиданно решил посмотреть сельскохозяйственные поля, но его основная машина (членам Политбюро полагался, как известно, «ЗИЛ») находилась в ремонте. По существующей инструкции начальник охраны не имел права выпустить его на трассу, но Машеров настаивал, и тогда «ЗИЛ» заменили на «Чайку». Это — более легкая машина, и при лобовом столкновении — а именно так произошло — она была не в состоянии выдержать тот удар, который «по силам» «ЗИЛу». Была и другая причина: минувшей ночью у водителя Машерова, уже пожилого человека, случился приступ радикулита. А как мы об этом узнали? При осмотре трупа шофера все увидели, что прежде чем сесть в машину, он обвязал себя теплым шерстяным платком. Но утром он никому об этом не сказал, сел за руль «Чайки», и хотя ширина трассы и отличная видимость позволили бы здоровому человеку, находящемуся за рулем, сделать любой маневр, но радикулит, видимо, дал о себе знать. «Чайка» столкнулась не с трактором, как писали в газетах, а со встречной грузовой машиной, на скорости обгонявшей колонну других машин, — ее водитель возвращался из дальнего рейса, провел без отдыха много часов за рулем и потерял, естественно, должную реакцию. Водитель и охранник Машерова погибли мгновенно, а сам Петр Миронович жил буквально несколько минут и спасти его от смерти было уже невозможно.

Много пересудов и даже сплетен вызвал тот факт, что на похороны Машерова из Москвы приехал только секретарь ЦК КПСС Иван Васильевич Капитонов. Спрашивается: что из этого следует? Ведь прежде чем говорить, надо, наверное, хотя бы знать предмет, а не давать, как это происходит сейчас, волю эмоциям и догадкам. Кто кого должен хоронить? В таких случаях принимается решение Секретариата ЦК. Ну хорошо, а почему на поминках Леонида Ильича тоже был только Капитонов? Это как объяснить? Неуважением к памяти покойного Генерального секретаря ЦК КПСС со стороны его товарищей по Политбюро и лично Юрия Владимировича Андропова? Конечно, нет. Тогда как?