Мой тесть Леонид Брежнев

Леонид Ильич с большим уважением относился к Вооруженным Силам СССР. Он хорошо знал структуру Вооруженных Сил, бывал на военных учениях (хотя и не всегда об этом сообщалось в печати), с большой симпатией относился к морякам Тихоокеанского, Северного и Черноморского флотов. Отдыхая под Ялтой, Леонид Ильич несколько раз ездил в Севастополь на праздники Военно-морского флота, бывал на боевых кораблях, встречался с моряками, обедал с командным составом. Помню, однажды был обед в Севастополе. На море немного штормило, поэтому начальник охраны, отвечавший за личную безопасность Леонида Ильича, не рекомендовал ему посещать военный корабль, стоявший на рейде. Тогда праздничный обед был перенесен в один тесный городской ресторан — в Севастополе, по-моему, нет больших ресторанов, а может быть, его выбрали по каким-то другим соображениям — неважно. Сели за стол. А было очень жарко. И вдруг Леонид Ильич обратился к первому секретарю Севастопольского горкома партии — попросил принести мороженое. Тот, бедный, растерялся, но начальник охраны тут же послал кого-то в город, принесли мороженое, и Леонид Ильич очень его хвалил. В тот же день мы посмотрели панораму обороны Севастополя, Леонид Ильич много рассказывал о Малой земле, в общем, от посещения города осталось много интересных впечатлений. Он очень любил Севастополь.

Леонид Ильич уважительно относился к маршалу Андрею Антоновичу Гречко. Обязательно прислушивался к его советам. Смерть Гречко, внезапно скончавшегося на своей даче, потрясла его. Но, теряя верных друзей и соратников, Леонид Ильич — и это черта его характера — быстро брал себя в руки. С самой доброй стороны вспоминал он и Георгия Константиновича Жукова. Сейчас пишут о расхождениях, существовавших между Леонидом Ильичом и маршалом Жуковым, это не совсем точно; речь идет не о расхождениях, а о несовпадении двух достаточно сложных характеров: властного и крутого характера «истинного автора войны», как называют сегодня Георгия Константиновича, и Генерального секретаря ЦК КПСС. Но я и в самом деле не помню, чтобы они встречались, хотя у Леонида Ильича бывали встречи с крупными военачальниками прежних лет. Я это знаю вот почему: как-то раз группа генералов и офицеров МВД СССР, которую я возглавлял, навестила маршала Василия Ивановича Чуйкова — в день его 75-летия. Он жил в Москве, на улице Грановского. Мы прибыли днем, от имени министерства подарили Василию Ивановичу скульптуру коня высокохудожественного каслинского литья — это был «спецзаказ» МВД, таких коней (в подобном исполнении) я больше никогда не видел. Василий Иванович был в хорошем настроении, растрогался: откуда же МВД еще и коня взяло? А я отвечал: «Если МВД захочет, так оно вам и шашку подарит, с которой вы воевали во время гражданской войны». Добрый был старик. Так вот, в тот день он очень тепло вспоминал о своих встречах с Леонидом Ильичом. Оказывается, они время от времени виделись. Но — пусть читатель не истолкует это превратно — Леонид Ильич хорошо знал не только ветеранов. Он был лично знаком почти со всеми командующими округами и флотами. Эти люди входили к нему в кабинет по любому вопросу. Леонид Ильич очень ценил генералов армии Алексея Алексеевича Епишева — он знал его еще по фронтовым дорогам. Однако — вот тоже характерная деталь — Епишев так и умер генералом армии, но не маршалом, хотя он, пользуясь старой дружбой с Леонидом Ильичом, делал, кажется, соответствующие намеки и просьбы. Щелоков, кстати говоря, тоже довольно долго не имел звания генерала армии, хотя и обращался по этому вопросу лично к Леониду Ильичу. А на «маршала» Щелоков даже и не замахивался. Леонид Ильич всегда держал его на определенной дистанции. Генерал армии? Еще рано. А что значит «рано»? Да просто по делам твоим — не положено. Леонид Ильич всегда во всем был верен себе. Кстати говоря, когда после ухода из жизни Андрея Антоновича Гречко министром обороны СССР стал Дмитрий Федорович Устинов, это многих шокировало. Устинов не военачальник. Он был крупным организатором оборонной промышленности. Как же так, рассуждали некоторые, не военный человек вдруг возглавил военное ведомство? Между тем это была идея Леонида Ильича. И жизнь показала, что Леонид Ильич сделал правильный выбор. Слава богу, что сейчас в адрес Дмитрия Федоровича стрелы не летят, что он не испытал на себе — уже посмертно, разумеется, — что такое уличная брань.

Леонид Ильич вообще не признавал праздники — только свой день рождения. А так — уезжал на отдых в Завидово. Он вообще не терпел всех этих застолий. Застолья его очень утомляли. Если его гости задерживались, то он прямо, хотя и в полушутливой форме говорил: «Все, товарищи, пора заканчивать». В этом смысле он был ровен со всеми, ни для кого не делал исключений, в том числе — и для членов Политбюро. Гости разъезжались очень рано, сразу после десяти вечера. Свой режим Леонид Ильич старался не нарушать.

По долгу службы я несколько раз бывал на ноябрьских парадах, чаще один, с Галиной Леонидовной — всего два или три раза. Разумеется, мы никогда не стояли на трибуне Мавзолея, у нас были свои места на гостевых трибунах, там, где находились руководящие работники министерства внутренних дел, КГБ, Верховного Суда, Прокуратуры и первые секретари райкомов партии Москвы. Официальные приемы в честь годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции всегда проходили в банкетном зале Кремлевского Дворца съездов. Появлялся Леонид Ильич, с членами Политбюро, Леонид Ильич подходил к микрофону и произносил речь. Протокольная часть вечера длилась где-то час десять — час пятнадцать, потом Леонид Ильич и члены Политбюро уходили, народ немножко расслаблялся — а на столах всегда стояли коньяк, водка, шампанское, но пьяных, разумеется, не было, упаси бог — только две-три рюмки для праздничного настроения. Потом давался небольшой концерт и все разъезжались.

Леонид Ильич имел два рабочих кабинета. Один находился в Кремле, в здании Совета Министров СССР, другой — в ЦК КПСС. То есть Леонид Ильич работал и в Кремле, и в ЦК (хотя в последнее время уже только в Кремле); все зависело от того, какие в этот момент решались проблемы. Если это были вопросы, связанные с деятельностью партии, он работал в ЦК, там находились все необходимые бумаги, и аппарат сотрудников его канцелярии был подобран таким образом, чтобы эти люди в работе не дублировали друг друга. Если — государства, то в Кремле. Там же и велись все переговоры. Леонид Ильич был очень аккуратен с бумагами, они приносились к нему на подпись только по вечерам, тут был строгий порядок, который не нарушался. С бумагами Леонид Ильич всегда обращался очень педантично. На рабочем столе ничего лишнего — только все необходимые «атрибуты» — телефоны, большие часы, пепельница, рядом сигареты. Он всегда курил «Красную пресню» или «Новость» (и не какие-то специально изготовленные, а в обычном исполнении, через мундштук). Леонид Ильич смеялся над молодежью, если мы, допустим, курили заморские сигареты; он иронично к ним относился, говорил: «От них не накуришься», для него они были просто слабенькими. Леонид Ильич курил очень много, несколько раз бросал, потом начинал снова и в последние годы выкуривал по полторы-две пачки в день. Случалось — натощак, перед завтраком; Виктория Петровна пыталась бороться, но это было бесполезно — здесь она терпела сокрушительное поражение, ее вежливо просили не говорить на эту тему и не вмешиваться. А если двух пачек не хватало, Леонид Ильич иногда занимал у охранника. У каждого члена охраны (даже некурящего) обязательно была пачка сигарет для Леонида Ильича. Иногда он забывал свои сигареты на даче, и если в машине хотелось покурить, то приходилось обращаться к кому-то из сопровождающих. Не останавливаться же у того сельмага, о котором писала «Московская правда», и стрелять у прохожих! Когда Леонид Ильич умер, на тумбочке у кровати так и остались сигареты с зажигалкой…

Так вот, сигареты всегда лежали на его рабочем столе и в комнате отдыха. На приставном столике обязательно стояли бутылки с водой. Не знаю, проводились ли в этом кабинете заседания Политбюро, думаю, что нет, хотя сам кабинет был достаточно просторный и большой. А комната отдыха находилась сзади.