Шелепин

Леонид Млечин

Шелепин

ОТ АВТОРА

Эта книга не появилась бы на свет, если бы много лет назад я не познакомился с Александром Николаевичем Шелепиным. Это произошло в середине 1970-х годов на Северном Кавказе, в городе Железноводске, известном своими минеральными водами. Я учился тогда в Московском университете и жарким летом оказался вместе с родителями в санатории «Дубовая роща», где поправляли здоровье те, кто, говоря медицинским языком, жаловался на органы пищеварения.

Место не очень веселое, но располагающее к раздумьям. Три раза в день обитатели санатория организованно приходили к живительному источнику, потом располагались в столовой. Санаторий был для начальства, поэтому отдыхающих встречали и провожали в соответствии с занимаемой должностью. Разница в служебном положении ощущалась во всем. Скажем, обитатели люксов сдавали анализы без очереди, и сеансы массажа у них были подлиннее.

Пожалуй, единственным свободным от чинопочитания был я как лицо в ту пору очень молодое и неноменклатурное.

Среди отдыхающих выделялся посол в одной из Скандинавских стран, бывший партийный работник из Сибири, с роскошной седой шевелюрой, посвятивший меня в тонкости дипломатического протокола. Единственный трехкомнатный люкс занимал мрачный заместитель министра внутренних дел. Его замкнутость и тоскливое выражение лица объяснялись необходимостью в течение месяца ограничивать себя в самом необходимом. Рассказывали, что весь срок в санатории замминистра крепче минеральной воды ничего в рот не берет, зато остальные одиннадцать месяцев ни в чем себе не отказывает. Но будто бы чем больше коньяка выпьет, тем лучше работает. Бывало, что даже во время заседания коллегии министерства он просил разрешения выйти. Министр, понимая, в чем дело, не возражал. Замминистра поспешно уходил в свой кабинет, доставал из сейфа вожделенную бутылку пятизвездочного, делал порядочный глоток и, вернувшись в зал заседаний, выступал разумнее всех.

С главным редактором одного партийного журнала, тоже поправлявшим здоровье в санатории, мы вместе оказались в кинозале. Показывали модный тогда фильм, где парочка (весьма целомудренно) предавалась любви подальше от шума городского. Выходя из зала, я из вежливости поинтересовался у главного редактора:

– Как вам понравился фильм?

Он изумил меня ответом:

– Я еще не готов ответить на этот вопрос.

На следующее утро, увидев меня, он отвел меня в тенек и сказал:

– Ты спрашивал вчера о фильме. Так вот…

И главный редактор, бывший заведующий сектором отдела пропаганды ЦК КПСС, изложил мне выдержанную, четкую, глубоко партийную оценку: с одной стороны, с другой стороны, вместе с тем… Я восхитился: это было железное правило, привычка, впитавшаяся в плоть и кровь – ни одного необдуманного и невзвешенного слова! Даже в разговоре с каким-то студентом.

Но главный редактор был светочем мысли и даже вольнодумцем по сравнению с нашим соседом в столовой.

За нашим столиком оказался первый секретарь Пятигорского горкома партии Иван Сергеевич Болдырев, сравнительно молодой человек. Он почему-то держался крайне настороженно. Избегал общения с другими отдыхающими и только осматривал высокопоставленных чиновников внимательным взглядом. Сам он ни о чем не рассказывал. На вопросы отвечал, хорошенько подумав, и только на нейтральные темы – о семье, о сыне, которому подарил только-только появившиеся тогда электронные часы по случаю поступления в Бауманское училище.

Иван Сергеевич, видимо, еще крепче редактора партийного журнала усвоил, что молчание – золото. Ей-богу, свет не видел более осторожного человека.

Я заметил, что наш сосед почему-то никогда не подходил к отдыхавшему в том же санатории своему непосредственному начальнику Виктору Алексеевичу Казначееву, второму секретарю Ставропольского крайкома партии. Они словно не замечали друг друга. Видно, отношения в краевой верхушке были непростые.

Казначеев был человек иного типа, чем Болдырев, заметный и даже шумный. Официантки так и порхали вокруг него, готовые исполнить любое желание второго человека в крае.

Санаторий хотя и подчинялся Москве, но находился на территории края, и Казначеев вел себя по-хозяйски. Кстати говоря, имя главного хозяина – первого секретаря Ставропольского крайкома – в разговорах ни разу не упоминалось.

А ведь это был не кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев. Пройдет каких-нибудь пару лет, и его имя услышит вся страна.

Характерно, что Горбачев впоследствии забрал Виктора Казначеева в Москву, но дал ему сравнительно невысокую должность заместителя министра. А нашего соседа-молчальника, Ивана Сергеевича Болдырева, посадил на свое место, сделал хозяином огромного края и членом ЦК. Помню, что это назначение заставило меня сильно усомниться в способности Горбачева подбирать кадры.

Но все лечившиеся в санатории начальники, союзного или местного значения, в упор не замечали одного из отдыхающих, немолодого уже человека в трикотажной рубашке с короткими рукавами. И не потому, что он никому не был известен. Совсем наоборот. Его-то знали все и каждый. Но, встретив его в столовой или на дорожке, ведущей к источнику минеральной воды, те, кто постыдливее, отводили взор и заговаривали с женами, остальные равнодушно скользили по нему взглядом, даже не делая попытки поздороваться.

Одинокий отдыхающий находился в опале. Это было страшнее, чем проказа. Решительно никто не желал оказаться рядом с ним даже в лифте или тем более сесть за один столик. А вдруг кто-то доложит о странном интересе к опальному политику? О чем это он с ним говорил? Подсел к нему… Прогуливался вместе… А зачем? Уж не группа ли сколачивается, может быть, новая политическая оппозиция? Это что же, вызов генеральному секретарю? И всё, и конец карьере…

В роли санаторского прокаженного пребывал Александр Николаевич Шелепин, недавний член политбюро. Бывшего комсомольского вожака, бывшего председателя КГБ, бывшего главу Комитета партийно-государственного контроля, бывшего секретаря ЦК и заместителя председателя Совета министров СССР перевели – словно в насмешку – на незначительную должность во второразрядное ведомство.

А ведь этот человек обладал счастливым даром сплачивать вокруг себя людей. Некоторые из них остаются его искренними поклонниками и по сей день. Этого человека в пору его расцвета и стремительной карьеры за глаза называли «железным Шуриком», с намеком на «железного Феликса».

Александр Николаевич Шелепин вошел в историю как человек, организовавший осенью 1964 года свержение Хрущева.

Когда Никиту Сергеевича сняли со всех постов и отправили на пенсию, многие считали именно Шелепина самым реальным кандидатом на пост руководителя партии и государства.

Влиятельные и весьма близкие к высшей власти люди уверенно говорили, что Леонид Ильич Брежнев – фигура слабая и временная и скоро его сменит Шелепин. Его имя гремело. И в нашей стране, и за рубежом многие были уверены, что он вот-вот станет главой государства. Он приехал в Москву юношей поступать в институт и сделал фантастическую карьеру.

Он выиграл множество политических схваток, но одну все-таки проиграл. Брежнев и его окружение постепенно оттеснили его от власти. Его изъяли из большой политики. Исчезли его фотографии в прессе, перестали упоминать его имя. И если бы не популярный несколько лет назад художественный фильм «Серые волки» о кремлевском заговоре в октябре 1964 года, то современный читатель, может, уже и не вспомнил бы, кем был Александр Николаевич Шелепин.

Он был совсем другим человеком, чем Леонид Брежнев. И по характеру, и по взглядам, и по образу жизни. Если бы Шелепин возглавил страну, застоя, скорее всего, не было бы. Возможно, не было бы и перестройки. А следовательно, и Советский Союз бы не распался. Вся история нашей страны пошла бы иным путем…

Отдыхал в тот год Александр Николаевич в железноводском санатории без семьи, и это только подчеркивало его одиночество. Могу себе представить, каково ему было видеть всю эту чиновничью рать, которая прежде заискивала перед ним, за три шага шапку ломала, а теперь даже не здоровалась.