Мадам Любовь

- Чего вы тут ходите? Чего ждете? Чужие могилки считаете... Так вот, знайте... скоро дождетесь. Мы за каждую взыщем...

Сказала, что с языка сорвалось, и пошла. Быстро пошла. Он за мной, вприпрыжку, вперед забегает.

- Верно, ох как верно... за каждую взыщем... Дождусь!

- Чего?

Оба мы остановились. Горбун потянулся к моему уху и прошептал совсем другим голосом:

- Распознал вас до тонкости...

- Кого распознал?

Горячность мою как в прорубь окунули, аж сердце зашлось.

- Вас, - улыбнулся горбун. - Именно вас. Не имею чести знать по фамилии, но вижу - наш человек...

Некоторое время мы молча смотрели в глаза друг другу, стараясь проникнуть к самому сокровенному. Потом то ли вернувшееся успокоение: "Все-таки не узнал", то ли неожиданно светлая улыбка и слова "наш человек", а скорее, все вместе - родили чувство доверия. Глаза его, все лицо показались мне вовсе не злыми, даже приятными, умными...

Мы медленно шли между могилок, выбирая пустынные дорожки. Он держал меня за руку и сначала осторожно, полунамеками, после каждой фразы заглядывая в лицо, потом уже без пауз, откровенно и довольно подробно рассказывал мне о прорвавшейся через фронт большой воинской части. О том, как собираются вокруг нее партизаны.

- Все на санях... Автомобили на лыжах и артиллерия... Остановить их невозможно. Прет такая сила. Немцы это скрывают, но мы-то знаем...

Меня не удивила его осведомленность. Не стала я спрашивать, кто это "мы". Задумываться, правду или неправду он говорит, мешала радость. Так хотелось верить... Я прибежала в больницу, с трудом сдерживая возбуждение.

В коридоре о чем-то шептались санитарки. Увидев меня, они замолчали. Ну и пусть, я все равно знаю, ни о чем другом они шептаться не могут... Автомобили на лыжах... на санях партизаны...

Мне надо было успокоиться, я слишком много узнала в один день. Что же я узнала? Прежде всего, меня не узнал человек, встречавший Варвару Романовну... Не такое уж золото была Варвара Романовна, жалеть не о чем. Живет Люба Семенова! Вот она, вся отразилась в неровном осколке зеркала на стене нашей каморки... Честное слово, я видела не себя, другую женщину. Еще несколько дней назад я окрасила перекисью едва отросшие волосы. Стала модной блондинкой. Не для моды, конечно. Перенесенная болезнь изменила меня настолько, что не только горбун, видевший могилу Варвары Каган, но и подруги по больнице забыли, какой я пришла сюда летом. Значит, с этим в порядке. Можно действовать. А с чего начать? Владислава Юрьевна все еще отворачивалась от моих немых вопросов. Никуда из больницы меня не посылала, хотя другим давала поручения и в городскую аптеку, и сходить на чью-либо квартиру.

Я томилась, слыша их шепот, видя на их лицах какую-то тайну. Наконец решилась. Была не была! Пошла одна в город. Шла вроде весело, непринужденно. Улыбаясь, заговаривала с прохожими. Даже хотелось встретить кого-нибудь из старых знакомых. Сердце падало, как на качелях, но я уже не могла остановиться, продолжала раскачиваться. Нарочно заставила себя подойти к первому встретившемуся офицеру. Решила проверить - не разучилась ли я говорить по-немецки.

- Заген зи, биттэ, во гин аптека?

Конечно, я волновалась и произносила слова хуже, чем могла. Офицер засмеялся:

- О, руссише фрау гуд шпрехен...

Сказал тоже с акцентом. Не лучше меня. Он был не то румыном, не то итальянцем. Тогда я еще не разбиралась в их формах. Зачем мне аптека? Да просто так. Надо же было что-то спросить. Пришлось зайти в аптеку. Офицер проводил меня до самых дверей. Вошла. В аптеке старик провизор спрашивает:

- Что вам угодно?

Тут снова меня черт за язык дернул. Ляпнула прямо из детской частушки:

- Дайте мази на пятак, еще сдачи четвертак!

Старик нахмурился.

- Шутила бы со своим кавалером, - он кивнул на дверь.

За стеклянной дверью на улице стоял мой любезный офицер. Ждал. Как от него отделаться? Тут уж не до шуток.

- Говорите, что надо? - строго спросил провизор.

Я нагнулась к прилавку.

- Есть у вас другой выход?

Он внимательно посмотрел на меня и, открыв дверцу за прилавок, улыбнулся.

- Что? Пришла курочка в аптеку, закричала кукареку? Быстро проходи... не споткнись о ящик... Смываешься? В цене не поладили?..

Так вот за кого он меня принял... Ладно, думаю, сейчас вы, папаша, пожалеете об этом. В темных сенях остановилась и тихо, но многозначительно сказала ему:

- Готовьте перевязочные средства... не понимаете? Скоро будем брать Минск. Приказ вам от партизанского штаба.

Старик словно окаменел. В этот миг задребезжал колокольчик у входной двери. Меня как ветром выдуло во двор. Уж не знаю, скоро ли в себя пришел провизор. Мне стало весело. Головокружительно весело. Оказывается, все не так страшно.

Переулками вышла к базару. Какие-то старухи и старики трясущимися руками протягивали ко мне старомодные жакеты и шали, пахнущие нафталином. Я делала вид, что прицениваюсь, а сама торопливо шептала "самые последние новости" и скрывалась еще до того, как старик или старуха успевали закрыть раскрытый от удивления рот.

Поразительно, с какой быстротой работает базарный телеграф. Через какой-нибудь час-другой на противоположном конце города уже мне самой нашептывали то, что я выдумала. Значит, люди ждали, надеялись. Тогда я решила укрепить их надежды, написать листовку, якобы от партизанского штаба... С этим и попалась...

То есть попалась своим, Владиславе Юрьевне. Отругала она меня, как девчонку. И грозила, и стыдила, и предупреждала, что если повторится подобное, то я навлеку большую беду не только на себя, но и на многих невинных людей.

Влетело здорово. Запомнила, как говорится, "до новых веников". И все же вылазка моя дала свои результаты. Я осмелела, убедившись, что по городу можно мне ходить без особого риска. Можно и за город, куда раз в неделю комендатура разрешала выходить за продуктами. Менять "шило на мыло", барахлишко на бульбу.

Мне-то менять было нечего, а возвращалась с полными сумами. Если бы партизаны нас, связных, не поддерживали, не знаю, как бы мы ноги переставляли.

Больница никем не снабжалась. Кормили больных тем, что родственники подвезут и доктора по дворам выпросят. Ей-богу, как милостыню... эти же продукты иногда в немецких лазаретах на медикаменты выменивали. Часть лекарств я выносила за город, партизанам.