Боевые маршруты

Весной, когда мы закончили теоретический курс, учебный процесс переместился на аэродром. Практические занятия проходили под руководством начальника учебно-летного отдела Авалиани, командира отряда Ревенкова, а также опытных инструкторов Демидова, Егназарова, Буянского, Седыки, Скороходова. Они и определяли нашу пригодность к летной службе.

Начали с рулежек. До сих пор помню, как впервые сел в кабину самолета, запустил мотор и... порулил. Увлекшись, не заметил, как добавил газу.

- Что ты делаешь? - сквозь стрекот мотора послышался крик инструктора Седыки. Он бежал следом, выразительно размахивая кулаком. Пришлось сбросить газ.

Мне показалось, что мой наставник волнуется напрасно. Ведь на учебных самолетах "Авро" (его чаще называли "Аврушка") половина обшивки на плоскостях была содрана. Так что при всем моем желании я не мог подняться в воздух.

- Ошалел? - набросился на меня инструктор. - Приказано рулить не быстрее пешехода, а ты вскачь пустился. Марш из кабины.

Но пока в самолет садился другой курсант, Седыки поостыл.

- Ладно! - сказал он примирительно. - Грех не велик. Впредь будь осмотрительнее.

Теперь место в кабине занял Акопян. У нас все любили этого веселого парня. Учился он не хуже других, а вот с рулежкой не клеилось. Видимо, держался очень скованно, и поэтому движения ручкой получались нервными, резкими. Сегодня у него была вторая попытка научиться рулить самолет.

- Веди себя спокойнее, - наставлял его инструктор. - Смотри на горизонт, а не на приборную доску. Пока она тебе ни к чему.

И вот самолет с рокотом сорвался с места. Но двинулся он не по прямой, как требовал инструктор, а к той окраине аэродрома, которая примыкала к оврагу.

- Чертова перечница, - бросил инструктор свое любимое ругательство, которым незлобиво награждал любого, кто допускал ошибки. - Куда тебя понесло? Ай, не видишь?

Самолет между тем приближался к оврагу. Но вот он неожиданно развернулся и ткнулся носом в землю. Из-под карбюратора потекло горючее. Побледневший Акопян выскочил из кабины и что-то несвязно доложил.

- Бензин, бензин закрой! - прикрикнул на него Седыки.

- Я же закрыл, - пролепетал вконец растерявшийся курсант.

На самом деле он забыл об этом, и, пока инструктор распекал его, самолет вспыхнул. Языки пламени быстро перебросились на фюзеляж и плоскости. Мы бросились тушить огонь, но где там! Через несколько минут от машины почти ничего не осталось.

С аэродрома возвращались словно с похорон. Жаль было и самолет, и Акопяна, которого вскоре отчислили из школы.

По окончании рулежной программы каждый курсант должен был дважды подняться с инструктором в воздух. Полеты назывались ознакомительными. Курсанты знакомились с новой для них обстановкой, а наставники проверяли прочность наших нервов. Выполнив несколько фигур сложного пилотажа, они после приземления участливо спрашивали:

- Ну как?

Если курсант отвечал уверенно, бодро, инструктор снисходительно похлопывал его по плечу и хвалил:

- Молодец. Будешь летчиком.

С растерявшимся был другой разговор.

Это своеобразное психологическое испытание помогало затем инструкторам лучше учитывать индивидуальные особенности курсантов в практике их обучения.

Закончив первоначальное теоретическое обучение в Вольске, мы переехали в Оренбург, в 3-ю объединенную школу летчиков и летчиков-наблюдателей. Командовал ею комдив Федор Алексеевич Астахов - старейший авиатор страны, ставший впоследствии маршалом авиации. Комиссаром был Головко. Массивный учебный корпус возвышался на берегу Урала. Оттуда Зауральная роща казалась оазисом в безбрежном степном просторе. Над этой землей, по весне усыпанной маками, а летом трескающейся от жары, нам предстояло учиться летному мастерству.

Мы жили в палатках прямо на аэродроме. Полеты начинались рано, до восхода солнца. Эти часы были самыми благоприятными. Потом начинался нестерпимый зной, нередко поднимался ветер, который нес тучи пыли, застилавшие горизонт. Когда жара спадала, снова шли к самолетам, под руководством своих инструкторов занимались пилотажем. Программа была напряженной, требовала и от нас, и особенно от инструкторов больших усилий.

Я хорошо помню многих наших наставников. Командира эскадрильи Смагу, командиров отрядов Серегина, Паценко, Поспелова, инструкторов Тимофеева, Богачева, Сузи, Голодяева, Белецкого, Вашкелиса, Титова, Носова, Ратникова, Михайлова и других. Мы учились у них не только искусству управлять самолетом, а перенимали все лучшее, что свойственно было их характеру.

Когда мы освоили учебный У-1 ("Авро"), нас перевели на боевой самолет Р-1, один из строгих в управлении. Он обладал значительно большей скоростью и маневренностью.

Однажды, когда у нас проходили обычные полеты, на аэродром вместе с начальником школы прибыл высокого роста военный летчик. У него был зоркий взгляд, уверенные движения. На его гимнастерке красовался орден Красного Знамени.

- Кто это? - спросил я у командира звена Зубова.

- Алкснис, - ответил он. - Из Москвы.

Тогда я еще не знал, какую видную роль играет и будет играть этот человек в развитии Красного воздушного флота. В те годы он был заместителем начальника Управления ВВС Красной Армии, затем стал начальником управления, членом Реввоенсовета Республики. Яков Иванович пристально следил за подготовкой авиационных кадров, часто бывал на аэродромах, учил других и сам учился у более опытных товарищей.

В Оренбургскую школу Алкснис прибыл как председатель государственной комиссии. В ее состав входили видные авиационные военачальники, известные летчики. Был там, в частности, Яков Николаевич Моисеев, о котором говорилось выше, герой гражданской войны, заслуженный летчик-испытатель. Он погиб при катастрофе самолета-гиганта "Максим Горький".

Старые авиаторы хорошо знали и Петра Христофоровича Межераупа, имя которого прозвучало в 1926 году после перелета Москва - Анкара. Вместе с ним тогда летали на самолете Р-1 "Красная Звезда" механик Голованов и журналист М. Колычев.

В числе инспектирующих мы впервые увидели Михаила Михайловича Громова, совершившего впоследствии легендарный перелет через Северный полюс в Америку, Анатолия Васильевича Ляпидевского, будущего героя челюскинской эпопеи, и многих других.

Курсанты построились перед ангаром, не успев даже стряхнуть пыль со своих комбинезонов. Размашистым шагом Алкснис подошел к нам, поздоровался, спросил, как идет учеба, какие испытываем трудности. Затем он вытащил из кармана гимнастерки листок бумажки, бегло посмотрел на него и скомандовал:

- Курсант Баннов! Три шага вперед!

Баннов слыл способным, но ершистым парнем, и за эту строптивость его нередко наказывали. Особенно часто ему доставалось от старшины Федотова.

- Откуда родом? - спросил Алкснис.

- Из Самары.

- Кто отец?

- Железнодорожник.

- Мне доложили, что в своей группе вы самый недисциплинированный курсант. Верно?

- Никак нет, - без тени смущения ответил Баннов.

- Но у вас три взыскания. Чем вы это объясните?

- Старшина придирается, - отчеканил, курсант. Алкснис внимательно посмотрел на него и скупо улыбнулся. Заулыбались и мы.

- Старшина - ваш начальник, - строго заметил Алкснис, - и вы должны ему подчиняться. Летчик без дисциплины - не летчик. Авиация разболтанности не терпит. А вас, товарищ Астахов, - повернулся он в сторону начальника школы, попрошу: если курсант Баннов еще получит хотя бы одно взыскание-отчислить. (Баннов потом успешно окончил школу и стал хорошим летчиком.)

Мы разошлись по своим группам и долго потом обсуждали встречу с Алкснисом. Мы поняли, что у такого, как он, требовательного начальника рука не дрогнет отчислить из авиации нарушителя установленных порядков.

Алкснис и инспектора сначала проверили технику пилотирования у руководящего и инструкторского состава школы, а затем настал и наш черед. Меня проверял инспектор ВВС Ильин.