Так называемая личная жизнь

Вот и все. Одна на четверых война, одна надпись, одна могила.

"Значит, вот сюда она и приедет, если новый редактор сдержит свое обещание", - подумал Лопатин о матери Гурского и услышал у себя за спиной голос Василия Ивановича:

- Товарищ майор!

Это значило, что к ним подошел кто-то еще. Товарищем майором Василий Иванович называл его только при посторонних.

Лопатин повернулся и увидел Беликова, стоявшего с непокрытою головой, держа фуражку в руке.

Велихов неуверенно потянулся и обнял его, сказав что-то про свое сочувствие - Лопатин толком на расслышал - что, потому что вдруг сжало горло от всего, вместе взятого: от смерти Гурского, от молодости Велихова, от резанувшего по сердцу воспоминания о сорок первом годе и от этого внезапного объятия, про которые Гурский зло шутил, что, когда мужские губы касаются его небритых щек, ему кажется, что он уже отдал жизнь за родину и лежит в гробу.

Все так. И отдал, и лежит, а ты стоишь и молчишь, и не можешь проглотить комка в горло.

- Я здесь только второй раз в жизни увидел его. - Но глядя на Велихова, услышал Лопатин его голос. - Но мне ваша Нина говорила о нем, что вы его очень любите, и вообще высоко о нем отзывалась, как о самом лучшем вашем друге.

"Нина... высоко отзывалась..." - все это было так странно и далеко от случившегося здесь, что Лопатин в первую секунду не понял. Ошалело подумал какая Нина? Словно речь шла не о его собственной дочери.

- Да, да, все так, - сказал он. И еще несколько раз повторил: - Все так, все так, - никак не мог отцепиться от этих слои и найти какие-то другие.

- Вы одни приехали? - спросил Велихов. - Начальник Политотдела не приедет? Он хотел с вами вместе.

- Не приедет, - сказал Лопатин.

- Не переживайте, Василий Николаевич. Я уже сам тут переживал - и за него, и за капитана Салимова и за Лаврика. Солдата не знал, он новый был, а с ними два года в одном полку. Особенно за Юсуфа Салимова. Когда в сорок втором, зимой, с политработы на строевую переходили, вместе курсы кончали. Так что вы не переживайте, - повторил Велихов.

И за его неумелыми словами утешения, стремлением: облегчить твое горе, напомнив о собственном, стояло что-то глубоко справедливое.

- Я не переживаю, - сказал Лопатин. - Просто стою, как дурак, и не могу привыкнуть, хотя пора бы.

- А я дежурному велел за дорогой следить, - сказал Велихов. - Он доложил, и я сразу выскочил и - сюда. Сначала думал, вы не один, а потом вижу - один. Как, постоим еще или поедем? Наверное, вам поужинать надо.

- Наверное, надо. Только не поедем, а пойдем. Вторые сутки все еду и еду.

- Поезжайте, водитель, - другим, не тем, каким он разговаривал с Лопатиным, а привычным командным тоном обратился Велихов к Василию Ивановичу. - Покушайте и отдыхайте, солдаты вам укажут. - И когда тот отъехал, снова повернулся к Лопатину: - Долго вы тут стояли. Стою за вашей спиной, жду, а вы все молчите и смотрите.

- Неужели долго?

Лопатину, наоборот, казалось, что нее было очень коротко: подошел, посмотрел на фамилии и сразу услышал оклик Василия Ивановича "товарищ майор!". "А оказывается, этот мальчик стоял за спиной и ждал", - подумал он о Велихове. Так и подумал: мальчик.

С тех пор как война окончательно переломилась и пошла на запад и где-то уже мерещился конец ее, ему все тревожней бросалась в глаза молодость продолжавших жить и воевать людей. Она казалась опасной и хотелось защитить ее от смерти - неизвестно чем и как, но все равно хотелось. Это чувство он испытывал и сейчас, глядя на Велихова.

- Вот что, Михаил... - Лопатин сделал паузу - ждал, чтобы Велихов подсказал отчество.

- Но надо, Василий Николаевич. Михаил - и все.

- Хорошо. Так вот, сейчас мы, конечно, пойдем к вам в штаб полка и поужинаем, и вы расскажете мне, как все произошло; но сейчас, пока мы стоим с вами здесь вдвоем, прошу меня понять и заранее обещать сделать то, о чем я попрошу.

- Конечно, Василий Николаевич, сделаю для вас все, что смогу, - сказал Велихов, и на лицо его не выразилось ни малейшей тревоги.

- Мне нужно будет дописать для нашей газеты то, что он начал, но не закончил.

Велихов с готовностью кивнул. В связи с предстоящим приездом Лопатина он уже слышал об этом: от начальника Политотдела.

- А для этого - составить обо всем свое собственное представление, продолжил Лопатин. - А для этого - расспросить и как выходили к государственной границе, и как переправлялись через нее. Поговорить не только с вами, но и с вашими подчиненными.

Велихов снова с готовностью кивнул.

- И не только здесь, но и там. - Ночью - туда и ночью же - обратно, добавил Лопатин, глядя в изменившееся лицо Велихова. - Пусть накоротке, но без этого не смогу написать.

- Вы без этого не сможете, а я этого не смогу вам разрешить, - сказал Велихов.

- Почему не сможете разрешить? Разве вам запретили это?

- Нет, не запрещали. Наверное, после всего никому в голову не пришло, что и вы тоже - туда. Но если запрошу разрешения - запретят, можете не сомневаться.

- А я и не сомневаюсь. Потому и прошу вас, а не кого-то другого.

- Начальнику Политотдела не говорили об этом?

- Не говорил. Он уехал в Политуправление фронта и вернется только к утру.

- Но вы с ним не говорили об этом? - еще раз спросил Велихов.

- Повторяю: не говорил.

- Достанется мне за вас, - расстроенно сказал Велихов.

- А я больше чем уверен, что со мной ровно ничего не случится.

- А я и не думаю, что случится. Обеспечим, чтоб не случилось. Но мне все равно достанется. За то, что взял на себя, не доложив.

- С полка не снимут? - спросил Лопатин. - Если считаете, что снимут, беру свою просьбу обратно. Буду просить не вас, а других.

- С полка не снимут, этого не думаю. Но выволочку дадут.

Лопатин молчал, понимая, что Велихов говорит святую правду и выволочку получит, но, решившись на риск, который ему предстоит, уже не пойдет на попятный. Если не успеет вмешаться какое-нибудь его начальство.

Об этом же, оказывается, подумал и Велихов, потому что вдруг спросил Лопатина, заезжал ли он к кому-нибудь по дороге в полк.

- Никуда не заезжал - прямо к вам.

- Тогда так, - помолчав и подумав, сказал Велихов. - Пока не придем с вами ночью на КП батальона - заранее никому ни слова! А когда будем переправляться туда и обратно - я, конечно, с вами буду, - попрошу беспрекословно меня слушать. И предупреждаю: переправимся туда ровно на два часа, сам засеку время, и никаких разговоров. Обратно - значит, обратно!