Я люблю тебя, небо

— «Гранит»? Я — «Рекорд». Разрешите занять боевой курс?

— «Рекорд»! Я — «Гранит». Разрешаю. Вы идете с опережением в двадцать секунд. Будьте внимательны! Под вами «Изюбры».

Далеко внизу, у самой земли, серебристые громады тяжелых машин, растянувшись кильватерным строем, легко обгоняют мой маленький ЯК. Вот он, боевой курс — строгий режим полета по высоте, скорости, месту и времени. Сколько раз я читал и слушал о нем рассказы летчиков-ветеранов!

Мой долг сегодня — с точностью до пятнадцати секунд выйти на цель, стрелу из полотнищ рядом с Домодедовским аэровокзалом. Там, на трибуне, члены правительства, зарубежные гости, на аэродроме — сотни тысяч взыскательных зрителей. Если опоздаю на 16 секунд — мое выступление снимут с программы. Взгляд с приборов — на карту, с карты — на контрольные ориентиры местности и снова на приборы. От напряжения пот выступает на ладонях рук. Остается двадцать секунд. Впереди, рядом — стрела. Вижу только ее, да секундную стрелку часов. Мысли, чувства, воля неразрывно связаны с ее движением. Полный газ, штурвал от себя. Максимальная скорость. Стрела теперь точно подо мной, а стрелка секундомера коснулась «нуля».

— Добро! Пока все идет нормально!

Включаю декоративные дымы, отмечающие траекторию полета, и начинаю пилотаж, отшлифованный на многих тренировках и одобренный специальной комиссией. В головокружительной карусели вращаются перед глазами разноцветная масса зрителей, здание аэровокзала, бетонная полоса и небо. Быстрые контрольные команды самому себе: «Высота!», «Скорость!», «Не уклоняться на зрителей!», «Качество!», «Место!» И так пять минут. Всего пять минут. Но каковы они для летчика!

— «Рекорд!» Я — «Рубин», вам остается тридцать секунд.

Высота — двадцать метров. Вишу на ремнях вниз головой, поэтому отвечаю с тирольскими переливами в горле: «Вас понял. Точку освободил».

Выполняю посадку у самой бровки взлетно-посадочной полосы и быстро — на рулежную дорожку. Задерживаться нельзя, счет идет на секунды: полоса нужна другим самолетам. Останавливаюсь рядом с машиной Прохановой, выключаю двигатель. Тут же, у самолета, сбрасываю спортивный костюм, надеваю чистую сорочку и тщательно отутюженный костюм. Направляемся к правительственной трибуне, куда нас пригласили после полета.

Парад в самом разгаре. Все внимательно следят за выступлением военных летчиков. Молниями, с характерным могучим рокотом, мчатся по воздушной арене сверхмощные ракетоносцы, из громкоговорителей льется мелодия хорошо знакомой с детства песни:

Все выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц...

Трудно себе представить авиационный праздник без этой замечательной песни, создающей приподнятое настроение. Но здесь, на трибуне, праздничной помпезности нет, нет зрителей, жаждущих развлекательных зрелищ. Атмосфера деловая, настроение — рабочее. Здесь сейчас судит о полетах строгая, хорошо знающая свое дело комиссия, которая дает точную и справедливую оценку колоссальному труду, связанному с подготовкой и проведением воздушного парада. Короткие замечания, пояснения, оживленное обсуждение очередного выступления. Как-то особенно ярко представляешь себе всю грандиозность совершаемого. Каждый воздушный парад — новая ступень, новый рубеж развития советской авиационной техники. Вспомним главную сенсацию праздника 1955 года: ею был ТУ-104. А в 1961 году в небе над Тушиным пронеслись новейшие для того времени боевые машины. Но такого количества и такого разнообразия сверхзвуковых, высотных и сверхдальних машин, как в юбилейном 1967 году, не было еще ни на одном авиационном празднике.

К нашей группе подходят члены правительства, среди них товарищи Л. И. Брежнев, А. Н. Косыгин, Н. В. Подгорный. Без команды выстраиваемся в шеренгу. Очень волнуемся. Вижу, как расправились плечи убеленных сединами прославленных асов нашей Родины. Стали они еще выше, стройнее, моложе. Рядом с ними маленькая Наташа, с ее прической, ярким платьем и «шпильками», кажется цветочницей Анютой, но никак не летчицей, которой покорны современные сверхзвуковые самолеты. Руководители партии и правительства каждому пожимают руку, каждому говорят теплое слово.

А над аэродромом творится невообразимое: оглушительный грохот орудийного салюта, сказочно расцветившего воздушную арену, слился с громоподобными раскатами откуда-то из поднебесья, где пробивают звуковой барьер чудо-самолеты. Могучие удары следуют один за другим, вздрагивает от невиданной силы, мечется в поисках выхода взбудораженный воздух, лопаются несколько толстых стекол в здании аэровокзала. Незаметно наблюдаю за выражением лиц военных представителей капиталистических стран. Они явно потрясены происходящим. Ну что, господа! Смотрите и хорошенько запомните этот день, этот час.

Орденом Трудового Красного Знамени наградила меня Родина в юбилейном году. Эта высокая награда — ваша заслуга, мои земляки, давшие мне крылья, волю и мастерство!

Дороги юбилейного года... Трудные, ответственные, интересные. Сколько их было! Сибирь и Прибалтика, Кавказ и Карпаты, небо Москвы, Варшавы, Берлина. Будапешта и Вены... Длительные, изнуряющие перелеты на маленьком, спортивном самолете. Не раз под колыбельную песню мотора, спеленутый на долгие часы «привязными» ремнями и лямками парашюта, я боролся с непобедимой дремотой. «Клюнешь» носом в приборную доску, ошалело захлопаешь налитыми свинцом глазами, а земля уже вздыбилась набок, а самолеты друзей где-то далеко в стороне. Начинаешь петь песни или выстукиваешь ногами по полу кабины самые фантастические ритмы, чтобы как-то разогнать застоявшуюся в жилах кровь. Сорок способов борьбы с сонливостью придумали тогда мы с моим другом Алешей Пименовым.

Утром 18 августа три наших спортивных самолета, пройдя границу Польской Народной Республики и ГДР, приближались к Берлину. Ведущий запросил аэродром Шенефельд.

На ломаном русском языке нам ответили:

— Советские пилоты, доброе утро! Вам подход разрешается, посадка на левую полосу с курсом 250 градусов.

С этих минут и до конца соревнований наша спортивная делегация была окружена братским вниманием организаторов интереснейшей встречи 18 лучших пилотов из социалистических стран. Кроме меня, два других краснокрылых ЯКа в Магдебург привели мастер спорта СССР международного класса Алексей Пименов и мастер спорта из Куйбышева Игорь Егоров. Как старых хороших друзей встретили нас чемпион ГДР Гюнтер Бернер, шестикратный победитель национальных соревнований Польши Станислав Касперек, спортсмены из Венгрии Дьюла Розман и Шандор Фаркаш.

Изъявила желание участвовать в соревнованиях вне конкурса француженка Мадлен Делькруа. Но власти Федеративной Республики Германии запретили ей перелет через территорию ФРГ. А чтобы обойти «запретную зону», требовалось время. Мадлен прибыла в Магдебург наземным транспортом, когда три упражнения были уже разыграны. Свое летное мастерство она показала лишь на воздушном празднике (на самолете аэроклуба ГДР), который состоялся после состязаний.

Не буду рассказывать подробно о всех перипетиях этой борьбы, остановлюсь лишь на хорошем уроке, полученном мною в Магдебурге. Мне здорово не везло с первого дня соревнований: то вытяну первый номер по жеребьевке, то последний, когда приходилось выполнять пилотаж уже в сумерках, а в одном из пяти полетов программы открылась пробка масломерной линейки, в результате чего я вынужден был принять горячую масляную ванну. Но все же удавалось лидировать по всем трем упражнениям полуфинала. И вот, когда победа была близка, наступил неожиданный срыв — я пропустил обратную петлю в произвольном комплексе. «Баранка» за фигуру, такая же круглая, как сама петля! Первая за все мои выступления на соревнованиях. Видимо, сказалась усталость от многочисленных предыдущих спортивных баталий. Шансы на победу моего друга Пименова, буквально наступавшего мне «на пятки», резко возросли. Вечером, тут же на аэродроме, судья объявил результат многоборья: мы с Алексеем набрали одинаковую сумму — 886,1 очка. Нам назначили дополнительные вылеты. В этом единоборстве «двух сибирских медведей» мне не удалось добиться победы — и не столько спортивной, сколько психологической, более трудной — над самим собой. Вот уже семь лет Алексей «наседал на пятки», показывая следующие за моими результаты. С каким благородством подходил он ко мне и первым поздравлял с очередной победой, хотя чего греха таить — и ему хотелось быть первым. В этом году на первенстве СССР по второму упражнению мы тоже набрали с ним одинаковую сумму очков — победу тогда присудили мне — у меня было лучшее время. В знак крепкой дружбы мы распилили золотую и серебряную медали и, спаяв соответствующие половинки, долго смеялись над получившейся гравировкой — обладателем одной медали был «Пимемьянов», другой — «Мартенов».