Вокруг Чехова

Грачевке, в дом Савицкого, на второй этаж, и разместились так: Зембулатов и Коробов – в

одной комнате, Савельев – в другой, Николай, Антон и я – в третьей, мать и сестра – в

четвертой, а пятая служила приемной для всех. Так как отец в это время жил у Гаврилова,

то волею судеб его место в семье занял брат Антон и стал как бы за хозяина. Личность

отца отошла на задний план. Воля Антона сделалась доминирующей. В нашей семье

появились вдруг не-{90}известные мне дотоле резкие, отрывочные замечания: «Это

неправда», «Нужно быть справедливым», «Не надо лгать» и так далее. Началась

совместная работа по поднятию материального положения семьи. Работали все, кто как

мог и умел. Я, например, должен был вставать каждый день в пять часов утра, идти под

Сухаревку, покупать там на весь день харчи, возвращаться с ними домой и потом уже,

напившись чаю, бежать в гимназию. Часто случалось, что я от этого опаздывал на уроки

или приходил в гимназию весь окоченевший, как сосулька.

С этой квартиры началась литературная деятельность Антона.

Брат Александр, как я уже упомянул выше, не жил с нами. Мы даже очень редко его

видели. Он бесконечно долго54 учился в университете, и что он в это время делал, чем

занимался, мы не знали. У него было два товарища по математическому факультету –

братья Леонид и Иван Т.55 Они были круглыми сиротами, были очень богаты, и

душеприказчиком у них был инспектор народных училищ В. П. Малышев, живший в их

же доме на 1-й Мещанской. Это была обширная помещичья усадьба с громадным садом и

массою сирени. Братья Т. жили по одну сторону ворот, в большом родительском доме, а В.

П. Малышев – во флигеле, по другую. В описываемое время братья Леонид и Иван Т.

достигли совершеннолетия и, будучи еще молокососами, приняли от Малышева все

имение и капиталы, доставшиеся им от родителей. Начался кутеж. Сорили деньгами,

напивались, держали около себя подозрительных женщин. С ними покучивал и наш

Александр. Он познакомил с ними и нашего скромного брата Ивана, который держался в

сторонке и вел себя так солидно, что резко выделялся на фоне этой развеселой жизни. Это

обратило на себя внимание В. П. Малышева, который, несомненно, сокрушался, видя,

какое применение получали родительские капиталы. {91} Ваня понравился ему.

Разговорились. Узнав, что по обстоятельствам, совершенно от него не зависящим, он

лишился возможности продолжать свое учение в гимназии и теперь готовится в

учительскую семинарию военного ведомства, В. П. Малышев, как инспектор народных

училищ Московской губернии, предложил ему держать экзамен сразу на приходского

учителя и немедленно же отправляться на место. Иван (да и все мы) обрадовался этому.

Он съездил в Звенигород, выдержал там незамысловатый экзамен и вскоре же был

назначен Малышевым в заштатный городок Воскресенск* Московской губернии. Он уехал

туда, и наша семья убавилась на одного человека. Вот почему он не упомянут мною в

числе обитателей нашей квартиры у Савицкого.

Брат Антон получал свою стипендию из Таганрога не ежемесячно, а по третям, сразу

по сто рублей. Это не облегчало его стесненных обстоятельств, так как полученной

суммой сразу, же погашались долги, нужно было купить пальто, внести плату в

университет и так далее, и на другой день на руках не оставалось ничего. Я помню, как он

в первый раз получил такую сумму и накупил разных юмористических журналов, в числе

которых была и «Стрекоза». Затем он что-то написал туда и стал покупать «Стрекозу» у

газетчика уже каждую неделю, с нетерпением ожидая в «Почтовом ящике» этого журнала

ответа на свое письмо. Это было зимой, и я помню, как озябшими пальцами Антон

перелистывал купленный им по дороге из университета номер этого журнала. Наконец

появился ответ: «Совсем не дурно, благословляем и на дальнейшее сподвижничество».

Затем, в марте 1880 года, в N 10 «Стрекозы» появилось в печати первое произведение

Антона Чехова, и с тех пор началась его непрерывная литературная деятельность.

Произведение его {92} называлось в рукописи «Письмо к

«Гулянье первого мая в Сокольниках».

Эскиз к картине Н. П. Чехова, 1882. Публикуется впервые.

Дом-музей А. П. Чехова в Москве.

ученому соседу» и представляло собою в письменной форме тот материал, с которым он

выступал по вечерам у нас в семье, когда приходили гости и он представлял перед ними

захудалого профессора, читавшего перед публикой лекцию о своих открытиях. Это

появление в печати первой статьи брата Антона было большой радостью в нашей семье.

Радость эта лично для меня усиливалась еще и тем, что как раз в это же время в журнале

«Свет и тени» было помещено мое стихотворение, которое я перевел с немецкого из

Рюккерта56 и за которое получил гонорар 1 рубль 80 копеек. {93}

Как уже известно, мой брат Николай учился живописи на Мясницкой, против

почтамта, в Училище живописи, ваяния и зодчества. На вечеровые классы ходил туда

каждый день из далекого Лефортова К. И. Макаров – учитель рисования в 3-й военной

гимназии (тогда кадетские корпуса назывались военными гимназиями). Ему хотелось

стать настоящим художником, и он мечтал выйти в отставку и целиком отдаться искусству.

Они сдружились с Николаем, и К. И. Макаров стал часто бывать у нас и полюбил нашу

семью. Ходили пешком в Лефортово и мы к нему. Там мы познакомились с одним из

воспитателей корпуса, М. М. Дюковским, человеком, необычайно чутким к искусству и

превратившимся потом в пламенного почитателя моих братьев Николая и Антона. Он

дорожил каждой строчкой Антона и каждым обрывочком от рисунка Николая и хранил их

так, точно собирался передать их в какой-нибудь музей. Когда Николай затевал какую-

нибудь большую картину, например «Гулянье первого мая в Сокольниках» или «Въезд

Мессалины в Рим», то Дюковский давал ему приют у себя в корпусе, и картины брата на

мольбертах занимали всю его комнату. Он охотно позировал ему, надевал даже женское

платье, когда требовалось рисовать складки, и смешно было смотреть на молодого

человека с бородкой, одетого по-дамски. Между прочим, он увековечен Николаем на

картине «Гулянье первого мая в Сокольниках» в образе молодого человека на первом

плане, с букетом в руках. Некоторые думают 57, что это мой брат Антон, но это неверно.

К. И. Макаров действительно вышел в отставку, поехал в Петербург поступать в

Академию художеств и в ту же осень скончался там от брюшного тифа. Таким образом, в

Лефортове остался у моих братьев только один друг, с которым они не прерывали

знакомства до самой гробовой доски. Нам было приятно бывать у М. М. Дю-{94}ковского,

хотя дойти до Лефортова от Грачевки составляло целый подвиг. Но я и Антон «перли»

туда, несмотря на жестокий мороз, и как-то особенно жутко было проходить через

Яузский мост, под которым всегда шумела незамерзавшая вода, и по окружавшим его

тогда унылым пустырям. Об этом мосте Антон вспоминал, уже будучи известным

писателем. Кроме гостеприимства Дюковского, нас привлекало к нему множество

иллюстрированных журналов, которые он выписывал или брал из кадетской библиотеки и

с которыми мы могли знакомиться только здесь и больше нигде. Мы брали иногда эти

журналы к себе домой, и тащить громадные фолианты в переплетах по морозу было

ужасно тяжело. Приходилось хвататься за уши, оттирать себе пальцы и топать

окоченевшими ногами.

М. М. Дюковский. Начало

1880-х годов.

Публикуется впервые.

Архив В. Н. Маштафарова.