Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Я заключил: “От лица Народа штата Калифорния, я не в силах должным образом отблагодарить вас за ту грандиозную гражданскую услугу, которую вы оказали в качестве присяжных в этом очень долгом процессе, которому предстоит войти в анналы истории”.

Тем вечером, после обеда, я сказал Гейл: “Ведь должно же быть хоть что-то, чем я должен сегодня заняться, что я еще должен сделать”. Но нет. Заняться было совершенно нечем. Уже полтора года, семь дней в неделю, я был полностью поглощен этим делом. Теперь же мне оставалось выслушать заключительные речи адвокатов и, набравшись терпения, ожидать, пока присяжные не вернутся в зал суда с окончательным вердиктом по делу.

Канарек начал, предположив, что я, наверное, отравил воду в стакане, оставшемся стоять на кафедре, и закончил, более суток спустя, зачитывая главу за главой из Нового Завета.

“В эти предпасхальные дни мы должны помнить об аналогии, существующей между мистером Мэнсоном и Сыном Божьим, — это поначалу, с первого наскока, может показаться смешным, и мы вовсе не предполагаем, будто мистер Мэнсон является божеством или человеком, подобным Христу, ничего подобного, — но откуда нам знать?”

Судья Олдер, несколько раз предупреждавший Канарека, что тот успел исчерпать все относящиеся к делу доводы, в итоге оборвал его проповедь, когда та достигла момента воскрешения.

Шинь провел все отпущенное ему время, атакуя Офис окружного прокурора в целом и меня в частности: “Мисс Аткинс тонула, без поддержки друзей… и она увидела мистера Буглиози с веслом в руке. Она сказала: “О, наконец-то мне кто-то поможет!” Мисс Аткинс протянула руку, чтобы ухватиться за весло. И угадайте, что сделал мистер Буглиози? Она ударил тонущую девушку веслом по голове”.

Кейт произнес прекрасную речь против смертной казни как таковой. Прежде чем начать, он сказал, однако: “Как это ни странно, или, быть может, не странно вовсе, но я всем сердцем принимаю определенные моменты речи мистера Буглиози.

Я принимаю то, как он показал вам главенство мистера Мэнсона над этими девушками, как и то, что убийства были совершены по приказу того же мистера Мэнсона.

Я принимаю довод, что мотив “Свободу Бобби Бьюсолейлу!” — несусветная чушь.

Я принимаю слова мистера Буглиози о том, что вам не следует ставить убийство Хинмана в вину Лесли.

Я принимаю его вывод, что показания Лесли, равно как и других выступавших здесь девушек, показывают власть мистера Мэнсона над ними — власть, не пошатнувшуюся и поныне, все столь же мощную и всеохватную”.

Отрицать все эти вещи, сказал Кейт, значило бы отрицать представленные на суде факты. Таким образом, Кейт стал первым (и единственным) адвокатом защиты, прямо обвинившим Мэнсона в убийствах.

Впрочем, Кейт не мог согласиться с тем, чтобы смертная казнь была применена к кому-либо из четверых подсудимых, даже к Чарльзу Мэнсону. Ибо в его понимании, сказал Кейт, “мистер Мэнсон безумен”, и, вложив свои мысли в сознание трех своих соответчиц, он заразил их собственным безумием.

Кейт заключил: “Дайте Лесли шанс искупить свою вину, ибо она заслуживает этого шанса. Помните — и это слова мистера Буглиози, — что Линда Касабьян сумела оборвать пуповину, связывавшую ее с Мэнсоном и его “Семьей”. Дайте Лесли шанс сделать то же самое. Подарите ей жизнь. Благодарю вас”.

Фитцджеральд произнес короткое вступление, после которого перешел к детальному описанию того, как именно три подсудимых девушки будут казнены в газовой камере тюрьмы “Сан-Квентин", если только присяжные вынесут вердикт, требующий смерти. Это был недопустимый ход, и я выразил протест. Когда мы подошли к судейскому столу, Пол буквально упрашивал судью Олдера позволить ему продолжать: “Это крайне важно! Я не в силах передать уважаемому Суду, насколько это важно!” Поскольку он был в таком отчаянии, я решил снять свой протест, согласившись не протестовать в дальнейшем, если Фитцджеральд будет описывать будущие казни как ситуацию полностью гипотетическую (“Вообразите, что это происходит”), а не как факт. Он сделал это, после чего судья Олдер передал присяжным необходимые инструкции. Они покинули зал суда в пятницу, 26 марта 1971 года, в 17:25.

Я был вполне уверен, что присяжные приговорят Чарльза Мэнсона к смертной казни, но вовсе не чувствовал той же уверенности, когда речь заходила о трех подсудимых девушках. За всю историю Калифорнии были казнены только четыре женщины, и ни одна из них не была столь же молода.

Я рассчитывал, что присяжные проведут, совещаясь, не менее четырех дней. Когда же вечером в понедельник, всего через два дня, мне позвонил пристав, я уже знал содержание вынесенного вердикта. Для чего-либо другого было попросту слишком рано. На самом же деле, как я узнал потом, совещание присяжных заняло не более десяти часов.

С соблюдением беспрецедентных мер безопасности несшие подписанные вердикты присяжные вновь были введены в зал суда в 16:24 в понедельник, 29 марта.

Мэнсона и девушек ввели в зал еще до того; три подсудимых девушки успели обрить головы, ведь теперь их действия уже не могли повлиять на присяжных, — но еще до того, как секретарь мог бы начать зачитывать первый из вердиктов, Мэнсон заорал: “Не понимаю, как вы будете жить с этим, так и не позволив мне хоть как-то защитить себя… У этих людей нет власти надо мной… Половина из вас хуже меня самого… ” — и Олдер приказал удалить его из зала.

Выкрик Мэнсона об отсутствии защиты был нелеп. Очевидно, что защита, которую он намеревался представить при разборе вины, полностью прозвучала во время второй фазы процесса, на слушаниях о назначении наказания. Реакция присяжных на эту защиту вот-вот должна была прозвучать в зале суда, до отказа набитом зрителями и прессой.

Секретарь прочитал первый вердикт: “Мы, присяжные, действующие по вышеупомянутому делу, найдя подсудимого Чарльза Мэнсона виновным в убийстве первой степени, как это и помянуто в первом пункте обвинительного акта, назначаем в качестве наказания за это преступление смерть”.

Кренвинкль: “Вы только что приговорили себя самих”.

Аткинс: “Заприте двери получше и глаз не сводите со своих детей".

Ван Хоутен: “Вся ваша система — лишь игра. Вы слепые, глупые люди. Ваши дети еще восстанут против вас самих”.

Судья Олдер приказал удалить всех трех девушек из зала. Они выслушали окончательный приговор через громкоговорители, когда секретарь прочел о смертной казни, назначенной всем четверым по каждому из пунктов обвинения.

Олдер вышел из-за своего стола и пожал руку каждому из присяжных. “Если бы во власти судьи было наградить каждого из вас медалью за доблесть, — сказал он им, — то я сделал бы это не задумываясь”.

Впервые после начала заседаний присяжные могли говорить с журналистами о том, что им пришлось испытать.

Старшина присяжных Херман Тубик сказал репортерам, что жюри было удовлетворено “представленным мотивом убийств, Helter Skelter”. Миссис Тельма Маккензи сказала, что присяжные, “разумеется, пытались” найти обстоятельство, оперевшись на которое, можно было бы вынести трем подсудимым девушкам менее жесткий приговор, “но мы так и не смогли найти его”. Уильям Макбрайд заметил: “Я чувствовал жалость к этим женщинам, но жалость не имеет никакого отношения к отправлению правосудия. То, что они совершили, заслуживает смертной казни”. Мари Месмер сказала, что поначалу чувствовала больше жалости к Сьюзен Аткинс, чем к остальным двум девушкам, из-за ее биографии, но была шокирована полным отсутствием раскаяния у каждой из них. Что же до Мэнсона, то она сказала: “Мне хотелось защитить общество. Мне кажется, Мэнсон обладает очень опасным влиянием”. Джин Роузленд, мать троих подростков, двое из которых девушки, сказала, что для нее самым ужасным моментом на протяжении всего процесса было, когда Лесли Ван Хоутен “смотрела на меня этими большими карими глазами”. Миссис Роузленд была убеждена, что имевшаяся у Мэнсона способность манипулировать людьми исходила не от него самого, но “из черной пустоты в умах и душах его последователей”.