Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Одно безумие на всех

Мэнсон и девушки были осуждены, но судебные процессы, как и убийства, еще далеко не завершились.

За участие в попытке убийства свидетельницы обвинения Барбары Хойт четверо из пяти подсудимых провели в окружной тюрьме всего девяносто дней, тогда как еще одной участнице “Семьи” удалось вообще избежать наказания.

Я не был приписан к этому делу, но живо интересовался ходом следствия и суда. Считалось, что улики против подсудимых недостаточны, а доставка свидетелей с Гавайев самолетом обойдется недешево — и поэтому Офис окружного прокурора, ДПЛА и адвокаты защиты согласились “договориться”. Заручившись согласием подсудимых не оспаривать предъявленное им обвинение в сговоре с целью предотвращения дачи показаний свидетелем, обвинитель направил Суду просьбу переправить обвинение в уголовном преступлении на менее серьезное, мисдиминор [204]. Судья Стивен Стотерс удовлетворил просьбу и 16 апреля 1971 года приговорил четверых из пяти подсудимых — Линетту Фромм (тик Пищалка), Стива Грогана (тик Клем), Кэтрин Шер (тик Цыганка) и Денниса Райса — к девяноста суткам окружной тюрьмы. Поскольку пятнадцать суток они уже успели отсидеть, то вернулись на свободу уже через два с половиной месяца.

Пятая подсудимая, Рут Энн Мурхаус, тик Уич, — та самая девушка, что дала Барбаре Хойт напичканный ЛСД гамбургер, — вообще ушла от наказания. Когда пришло время подписывать приговор, она не явилась в суд. Немедленно был издан судебный приказ о ее аресте, но несмотря даже на то, что властям стало известно точное местонахождение Уич — Карсон-Сити, штат Невада, Офис окружного прокурора счел, что экстрадиция Уич обратно в Калифорнию не стоит усилий, которые будут на это затрачены.

Впоследствии трое из пятерых окажутся вовлечены в новые убийства: некоторые останутся лишь неудачными попытками, некоторые вполне им удадутся.

Чарльз “Текс” Уотсон предстал перед судом в августе 1971 года. Надо сказать, большую часть потраченного мною на подготовку времени я провел не в правовой секции библиотеки, а в медицинской: я уже был относительно твердо уверен, что Уотсон решил заявить о своей невиновности на почве невменяемости и что свидетели-психиатры подтвердят это.

Сам процесс, в моем представлении, должен был оказаться разбит на три отдельные фазы: слушания о виновности, о вменяемости и о назначении наказания; каждая из них представляла свои характерные проблемы.

Даже когда адвокат защиты Сэм Бубрик сказал мне, что Уотсон намерен сделать признание под присягой, я все равно знал, что должен буду представить неоспоримые улики в ходе слушаний о виновности Текса, поскольку долго гадать не приходилось: показания Уотсона наверняка подадут события в искаженном свете. Кроме того, мне нужно было доказать (уликами вроде совета, данного Линде Уотсоном: пойти и стянуть 5 тысяч долларов), что Текс испытывал, разумеется, сильное влияние Мэнсона, но был, однако, достаточно независим от него, чтобы нести всю полноту ответственности за свои действия. Затем, один из ключевых вопросов во время слушаний о виновности звучал так: страдал ли Уотсон от пониженной способности к мышлению во время совершения убийств? Если да и это умственное расстройство носило достаточно серьезный характер, чтобы не позволить Тексу совершать умышленные, обдуманные действия, тогда присяжным придется признать убийцу семи жертв Тейт — Лабианка виновным скорее в убийстве второй степени.

Если Текс окажется виновным в умышленном убийстве любого рода, начнутся слушания о его вменяемости, в ходе которых присяжным придется ответить на единственный вопрос: был ли Уотсон вменяем во время совершения убийств? Я предвидел, имея все на то основания, что защита вызовет немало признанных специалистов в области психиатрии (их было вызвано восемь), многие из которых заявят, что, по их мнению, Уотсон был невменяем. Значит, мне не только придется проводить с каждым из них изнурительный перекрестный допрос, но и представить многочисленные доказательства того, что Текс не испытывал никаких проблем умственного порядка во время совершения убийств, а также прекрасно сознавал, что в глазах общества совершаемые им действия преступны. Короче говоря, мне надо было доказать, что, с официальной точки зрения, он вовсе не был невменяем. Для меня, таким образом, особое значение приобрели такие детали, как перерезанные Тексом телефонные линии, отданный Линде приказ стереть отпечатки пальцев с ножей, манера его речи в разговоре с Рудольфом Вебером, как и использование им вымышленных имен при допросе властями в Долине Смерти через несколько недель после совершения убийств, — косвенные улики того, что Уотсон чувствовал вину и сознавал преступность совершаемых им действий.

Если Уотсон будет признан виновным в убийстве первой степени и при этом вменяемым, то присяжным придется ответить на последний вопрос: будет ли Тексу дарована жизнь или же он будет казнен? И это означало, что мне вновь пришлось бы столкнуться с проблемами, уже знакомыми по слушаниям о назначении наказания в предыдущем процессе.

Принципиально новой проблемой была манера Уотсона вести себя. Стараясь, очевидно, создать образ студента-отличника, Уотсон приходил на судебные заседания в очень консервативном костюме — рубашка с галстуком, пиджак, широкие брюки — и с короткой стрижкой. Но тем не менее Текс все равно выглядел странновато. Глаза его были мутными и, казалось, вообще не способными сфокусироваться. Текс никак не реагировал на чрезвычайно опасные для него показания таких свидетелей, как Линда Касабьян, Пол Уоткинс, Брукс Постон и Дайанна Лейк. Рот у Текса вечно был немного приоткрыт, поддерживая впечатление о его умственной отсталости.

Заняв свидетельское место и отвечая на вопросы защиты, Текс играл роль жалкого раба на подхвате у Мэнсона. Он признал, что лично стрелял и бил ножом шестерых из жертв Тейт — Лабианка, но отрицал, что хоть раз ударил ножом Шарон Тейт. Все, что могло говорить об умышленности, обдуманности его действий, Текс переложил на плечи Мэнсона или девушек.

Мой перекрестный допрос так потряс Текса, что он часто забывал о своей роли блаженно улыбающегося идиота. К тому времени как я закончил задавать вопросы, присяжным стало очевидно, что он прекрасно контролирует свои умственные способности и, вероятно, не терял этого контроля и ранее. Я также заставил его признать, что он ударил ножом и Шарон Тейт; что он думал о жертвах убийств не как о людях, а как о “простых пузырях, надутых воздухом”; что он рассказал доктору Джоэлу Форту, как люди бегали по усадьбе Тейт “кругами, словно цыплята с отрубленными головами”, и что сам он улыбался, произнося это. Я и камня на камне не оставил от его истории о бедном безмозглом зомби, запрограммированном Чарльзом Мэнсоном, заодно вселив в присяжных сомнения в правдивость его нынешнего заявления об испытываемых им сейчас сожалении и раскаянии.