Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...

3. В «Записке» совершенно не упоминаются соучастники Юровского в убийстве. Также нет и упоминания «латышей».

4. В «Записке» полностью отсутствуют сведения об отбирании Юровским оружия у охраны, что утверждалось Медведевым.

5. Снова меняется количество стульев, на которых якобы сидели члены Царской Семьи. По «Записке», стулья были принесены по приказу Юровского из-за просьбы Императрицы Александры Федоровны, приводится даже ее вопрос по этому поводу. Стульев, по «Записке», было два — один для Цесаревича, другой — для Императрицы. Николай II, по «Записке», стоял рядом с сидящим сыном. Напомним, Медведев говорил о трех стульях, на которых сидели Царь, Цесаревич и Государыня, Якимов о двух, что практически совпадает с «Запиской», а Проскуряков вообще отрицал их наличие.

6. В «Записке» исчезает чтение «протокола» о расстреле, которое было в показаниях Якимова. Оно заменяется словами Юровского о том, что расстрел производится по решению Уралсовета.

7. Меняется число тех, кого убийцы добивали. Если Медведев говорит только о Наследнике, дострелянном Юровским, Великой Княжне Анастасии Николаевне, доколотой штыками, и Демидовой, которую тоже добили штыками, то, по Юровскому, пристреливать пришлось «А-я, трех из его сестер, фрейлину и Боткина». О добивании штыками «Записка» вообще ничего не говорит, и вдруг в конце появляются сведения, что «одну из девиц пытались проткнуть штыком».

Рассказ Юровского «на совещании старых большевиков в г. Свердловске» в целом ряде мест полностью противоречит «Записке». Вот как описывается в рассказе убийство Царской Семьи:

«Приготовил 12 наганов, распределил, кто кого будет расстреливать. <…> Часов в 11-ть вечера 16-го я собрал снова людей, раздал наганы и объявил, что скоро мы должны приступить к ликвидации арестованных. Павла Медведева предупредил о тщательной проверке караула снаружи и внутри, о том, чтобы он и разводящий все время наблюдали сами в районе дома и дома, где помещалась наружная охрана, и чтобы держали связь со мной. И, что уже только в последний момент, когда все будет готово к расстрелу, предупредить как часовых всех, так и остальную часть команды, что если из дома будут слышны выстрелы, чтобы не беспокоились и не выходили из помещения и что уже если что особенно будет беспокоить, то дать знать мне через установленную связь.

Только в половине второго явился грузовик, время лишнего ожидания не могло уже не содействовать некоторой тревожности ожидания вообще, а главное, что ночи-то короткие. Только по прибытии или после телефонных звонков, что выехали, я пошел будить арестованных.

Боткин спал в ближайшей от входа комнате, он вышел, спросил, в чем дело, я ему сказал, что нужно сейчас же разбудить всех, т. к. в городе тревожно и им оставаться здесь вверху опасно, и что я их переведу в другое место. Сборы заняли много времени, примерно минут 40. Когда семья оделась, я повел их в заранее намеченную комнату, внизу дома. Этот план мы, очевидно, продумали с т. Никулиным (тут надо сказать, что не подумали своевременно о том, что окна шум пропустят, и второе — что стенка, у которой будут поставлены расстреливаемые, — каменная и, наконец, третье — чего нельзя было предусмотреть, это то, что стрельба примет беспорядочный характер). Этого последнего не должно было быть потому, что каждый будет расстреливать одного человека и что все, следовательно, будет в полном порядке. Причины последнего, т. е. безалаберной стрельбы, выяснились позже. Хотя я их предупредил через Боткина, что им с собой брать ничего не надо, они, однако, набрали какую-то разную мелочь, подушки, сумочки и т. д. и, кажется, маленькую собачку.

Спустившись в комнату (тут при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену окно), я им предложил встать по стенке. Очевидно, они еще в этот момент ничего себе не представляли, что их ожидает. Александра Федоровна сказала: „Здесь даже стульев нет“. Алексея нес на руках Николай. Он с ним так и стоял в комнате. Тогда я велел принести пару стульев, на одном из которых по правой стороне от входа к окну села Александра Федоровна. Рядом с ней, по направлению к левой стороне от входа, встали дочери и Демидова. Тут посадили рядом на кресле Алексея, за ним шли доктор Боткин, повар и другие, а Николай остался стоять против Алексея. Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди, и велел, чтобы все были готовы и чтобы каждый, когда будет подана команда, был на своем месте. Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и я тут же, насколько я помню, сказал Николаю примерно следующее, что его царственные родственники и близкие как в стране, так и за границей пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять. Он спросил: „Что?“ и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба. Комната, хотя и очень маленькая, все, однако, могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно, стреляли через порог, т. к. стенка каменная, то пули стали летать рикошетом, причем пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых. Мне с большим трудом удалось стрельбу приостановить. Пуля кого-то из стрелявших сзади прожужжала мимо моей головы. <…> Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Федоровна и, кажется, фрейлина Демидова, а также Алексей были живы. Я подумал, что они попадали со страху или, может быть, намеренно, и потому еще живы. Тогда приступили достреливать (чтобы было поменьше крови, я заранее предложил стрелять в область сердца). Алексей так и остался сидеть окаменевши, я его пристрелил. А в дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову». [1184]

Невооруженным глазом видно, что «Рассказ» весьма отличается от «Записки», а в ряде случаев прямо ей противоречит.

1. В «Рассказе» появляется информация о раздаче наганов. Правда, ни о каком отнятии оружия у караула речи не идет. Юровский просто раздает наганы. Кому раздавались наганы, в «Рассказе» не указывается.

2. В «Рассказе» утверждается, что Медведев был отослан изначально Юровским из Ипатьевского дома, чтобы проверять обстановку вокруг дома и дома Попова. При этом Юровский утверждает, что приказал Медведеву предупредить внешнюю и внутреннюю охрану о том, что будут слышны выстрелы, только непосредственно перед убийством, напрямую не говоря ей о причине этих выстрелов. Медведев, а также Клещев утверждали, что это было сделано с самого начала. Только непонятно, как Медведев, который находился вне дома, мог бы узнать о начале убийства? Сведения, приводимые в «Рассказе», о том, что Медведев не находился в доме в момент убийства, частично подтверждают показания самого Медведева, отрицавшего свое участие в убийстве.

3. В «Рассказе» меняется время, которое понадобилось Царской Семье на сборы. Если в «Записке» оно было 15 минут, то в «Рассказе» — 40.

4. В «Рассказе», как и в «Записке», отсутствуют имена подельников Юровского, в том числе нет ни слова о «латышах». Только вдруг в самом конце описания убийства неизвестно откуда появляется Ермаков, у которого в руках был непонятно откуда взявшийся штык (или винтовка со штыком?). Также Юровский после описания убийства упоминает, что возле дома в момент убийства находился Голощекин, «который ходил все время вблизи дома, немало, вероятно, беспокоившись, как тут все произойдет».

5. Описание южной стены расстрельной комнаты в «Записке» и «Рассказе» диаметрально противоположны. Так, в «Записке» говорится: «Внизу была выбрана комната, с деревянной отштукатуренной перегородкой (чтобы избежать рикошетов)», а в «Рассказе»: «Тут надо сказать, что не подумали своевременно о том, что стенка, у которой будут поставлены расстреливаемые, — каменная. <…> т. к. стенка каменная, то пули стали летать рикошетом» (выделено нами. — П. М.).