Юность, опаленная войной

- До скорой встречи в Войске Польском,- прощается с нами офицер.

Ах как долго тянутся эти два дня, которые отделяют пас от встречи с соотечественниками! Здесь, в советском госпитале, нам очень хорошо, но ведь каждого тянет домой, к своим.

5 июня с самого рассвета в госпитале царит оживление: мы, польские партизаны, отъезжаем в польский госпиталь. Завтрак, сухой паек на дорогу, сердечное прощание и - в автомашины. Сестра Дуня из нашей палаты, добродушная, уже далеко не молодая, тихо плачет. Каждый из нас благодарит ее за заботу и сердечность. Дуня вытирает фартуком глаза и говорит:

- Бейте, орлы, фашистов, но в госпиталь не попадайте.

Мы уверяем, что ее желание непременно выполним. Автомашины трогаются. Персонал госпиталя машет нам на прощание платками. Наша Дуня снова начинает плакать и сквозь слезы громко кричит:

- Не забывайте! Пишите!

Погода стоит прекрасная. На небе ни облачка. По обочинам приветливо зеленеют березки, которых здесь много, радостно щебечут птицы. Грузовики и санитарные машины с каждой минутой увозят нас все дальше от советского госпиталя... Около полудня обширные леса наконец кончаются. Колонна автомашин проезжает Камень Коширский, который очень сильно пострадал во время военных действий. За городом мы видим длинный ряд стоящих на обочине автомашин с бело-красными флажками.

- Ребята, наши! - кричит Бронек Носаль.

- Наши?! - как эхо отзываются остальные.

- Где, где? - спрашивает кто-то.

- Вон там, видите? - показывает рукой Бронек.- Польские автомашины!

- Ура-а-а! - орем мы во все горло. Останавливаемся. К нам наперегонки бегут польские солдаты. Они кричат:

- Да здравствуют партизаны!

- Да здравствует Войско Польское! - пытаемся мы ответить на сердечное приветствие, но у нас это получается несколько хуже.

- Есть тут кто-нибудь из Львова, Люблина? - раздаются со всех сторон вопросы.

К сожалению, на этот раз никому не удается найти земляков. Мы с интересом разглядываем солдат и спрашиваем, как два дня назад польского офицера: какая она, наша армия? есть ли в ней танки и самолеты? когда начнутся боевые действия за освобождение родины?

Дружеские приветствия и разговоры прерывают появившиеся офицеры. Они предупреждают, что нас ждет дальняя дорога, и отдают распоряжения перегрузить раненых на польский автомобильный транспорт.

К работе приступают польские санитарки, которым помогают водители автомашин обеих колонн.

- Хороши грузовики! - восхищенно восклицает Гром (Збигнев Пабян).

- Те, у которых три ведущие оси, вероятно, американские,- размышляет вслух Щегол (Тадеуш Хмелевич).

Я очень хочу, чтобы меня обязательно погрузили на американскую машину, однако оказываюсь в кузове далеко не нового "зиса". Мы прощаемся с советскими водителями и отправляемся в путь. "Зис" прекрасно продвигается по песчаной дороге и даже обгоняет несколько "студебеккеров". Вместе с нами едет санитарка. Она много рассказывает о нашей армии, объясняет, что при обращении к вышестоящему командиру и старшему по званию необходимо добавлять слово "гражданин", что при отдаче рапорта уже не употребляется "имею честь доложить" и что в ротах и выше имеются офицеры по политико-воспитательной работе, к которым можно обращаться за помощью в любом затруднительном случае...

- Ты, сестричка, будь добра, расскажи нам что-нибудь о вооружении, какое у вас есть,- просит Гриб (Мечислав Серацен).

- О, оружия много, и разного. Когда подлечитесь, то постарайтесь попасть в артиллерию.

- А почему? - не понимаю я.

- Во-первых, будешь ездить на автомашине. Во-вторых, сам знаешь, что артиллерия - это бог войны.

- Сестра правильно говорит,-поддерживает ее Гриб.- Только нас всех, вероятно, в артиллерию не возьмут.

- Во всяком случае, постарайтесь. Некоторым это, может, и удастся. Мы все болтаем, а у меня для вас есть термос с горячим чаем. Кто хочет нить?

- Все, сестричка! - Вахмистр Понцилюш разворачивает пакет с едой, который мы получили на дорогу от советских товарищей. В упаковке - шесть черных сухарей, кусок крепко просоленного сала, два кубика какого-то концентрата, щепотка чаю и четыре куска сахару. Мы несколько разочарованы.

- Эх, недовольны сухарями и салом... Стыдно. Мы, до того как пошли в армию, получали гораздо меньше. В Советском Союзе все идет на нужды фронта, а вы здесь... Вижу, что избаловали вас в госпитале...

- Нам в обед давали компот из изюма, а в дорогу - эти сухари! - пытается оправдаться сержант Кабан (Станислав Яворский).

- Вы должны еще многое понять, ребята,- заканчивает разговор медсестра и наливает всем чай.

В сумерках автомашины проезжают село Пшебраже. На дорожных указателях название населенного пункта написано дважды - по-польски и по-русски.

- Скоро будем на месте,- сообщает сестра.

Въезжаем в лес. Часовой поднимает шлагбаум. За ним, в глубине, стоят палатки, на высокой мачте развевается польский флаг. К нам бегут солдаты. Наша автомашина пришла второй, поэтому, вероятно, они и проявляют такой интерес к нам. Мы расстаемся с водителем "зиса". Раненых на носилках несут в распределительный пункт. Здесь просматривают истории болезни и сортируют раненых по палаткам. Я попадаю в ту, где лежат уже несколько наших партизан с первой автомашины и солдаты из артиллерийской бригады. Меня размещают во втором ярусе. Не успел я прийти в себя с дороги, а уже подают ужин. Медсестра в белоснежном фартуке, с накрашенными губами, запрещает всякие разговоры.

- На болтовню у вас будет достаточно времени. А сейчас раненые и больные должны спать.

Она гасит керосиновую лампу и выходит из палатки. Гром выжидает немного и вздыхает:

- Как видно, здесь другие сестры и другой порядок. Это не наша Дуня. Только охнешь- и она уже около тебя, уже спрашивает, что с тобой. Здесь, как мне кажется, надо будет хорошо постонать, чтобы чего-нибудь допроситься.

Сквозь брезентовые стенки палатки слышен шум автомашин и разговоры. Это прибывают остальные раненые.

Первый день в польском госпитале начинается с радостного известия союзники высадились во Франции! После завтрака и врачебного обхода заместитель начальника госпиталя по политико-воспитательной работе проводит в палатках короткие беседы на эту тему. После обеда в госпиталь приезжают корреспонденты газеты "Звыченжимы"{5} и берут интервью у раненых партизан.

Неожиданно у меня начинается озноб и поднимается температура. На следующий день после визита врача меня переводят в изолятор. Здесь уже лежит Орех (Ян Квятек). Он родом из здешних мест, и его навещают мать и сестра. Они приносят еду и рассказывают о том, что произошло в этих краях в период его отсутствия.

Температура все не спадает. Я прохожу ряд обследований, включая рентген. Мне назначают кучу лекарств, а среди них - хинин, потом делают переливание крови. Адрес донора, жительницы Казахстана, написан на бутылке с живительной жидкостью. Врач, переливающий кровь, рекомендует мне послать в Казахстан благодарственное письмо. Наконец температура спадает, и я возвращаюсь в общую палатку. Рассказываю солдату автобригады о письме и спрашиваю, нет ли у него конверта и бумаги.

- У нас высылают треугольники без конвертов.

- Что за треугольники? - удивляюсь я.

- С конвертами туго. Их нигде нет, а письма писать надо. Вот и придумали треугольник: берешь листок из тетради, письмо пишешь на одной стороне, затем складываешь в треугольник, на другой стороне указываешь адрес - и можно посылать. Вот и все...

Бумагу мне принес политрук. Письмо я написал сам. Артиллерист вывел карандашом адрес, сложил письмо в треугольник, остальное - дело полевой почты.

Разнообразие в нашу госпитальную жизнь вносит показ фильмов, а однажды к нам прибывает даже армейский театральный коллектив. Мы горячо аплодируем артистам в солдатских мундирах, которые показали нам веселую программу.

С каждым днем мы чувствуем себя все лучше. Я уже пробую ходить без костылей, но пока мне это плохо удается. Однажды нас навещают бывший командир нашего партизанского батальона поручник Заяц (Зигмунт Гурка-Грабовский), а также хорошие знакомые из первой роты- командир отделения сержант Заяц (Вацлав Ласковский), капрал Дикая Кошка (Эдвард Релига), Волк (Вацлав Коханьский) и другие. Оба Вацлава направлены в артиллерию, которую нам так расхваливала санитарка. Юзеф и Эдек зачислены в 1-ю пехотную дивизию, остальные - в другие армейские части.