А. Блок. Его предшественники и современники
А. Блок. Его предшественники и современники читать книгу онлайн
Книга П. Громова – результат его многолетнего изучения творчества Блока в и русской поэзии ХIХ-ХХ веков. Исследуя лирику, драматургию и прозу Блока, автор стремится выделить то, что отличало его от большинства поэтических соратников и сделало великим поэтом. Глубокое проникновение в творчество Блока, широта постановки и охвата проблем, яркие характеристики ряда поэтов конца ХIХ начала ХХ века (Фета, Апухтина, Анненского, Брюсова, А. Белого, Ахматовой, О. Мандельштама, Цветаевой и др.) делают книгу интересной и полезной для всех любителей поэзии.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
художественной концепции современного эпоса. Выше говорилось, что
«Двенадцать» — трагедийный эпос. В какой-то степени это верно только в
соотношении со «Скифами». Трагедийная часть этого единого целого развита
преимущественно в «Двенадцати», более прямо обобщенная, эпически-
перспективная — в «Скифах». Конечно, в таком органически выявившемся
художественном расколе, раздроблении возможной единой художественной
концепции проявляется слабость, противоречивость Блока. Но ведь в этом же
проявляется и его сила: его стремление и умение дать в высокой
художественной форме обе существенно важные для него стороны современной
действительности, как он ее понимает, дать максимально честно порознь то, что
оказывается для него несводимым воедино.
Известная парадоксальность существует, конечно, и в том, что наиболее
обобщающая часть замысла получает воплощение в виде стихотворной «малой
формы», в то время как трагедийная часть становится как бы цепью лирических
фрагментов. Художественная честность Блока и тут не терпит никаких внешних
сводок, неорганических «синтезов». Впрочем, малая форма «Скифов» — вещь
особая: к области лирики она может быть отнесена только в смысле «… лирики
(оды XVIII века)»232, — но в новое время современные стихи типа оды едва ли
кто рискнет определять как лирику. Как бы то ни было, лиризм «Скифов»
совершенно особенный, и к «Двенадцати» в этом плане непосредственно
«Скифы» не примыкают. Они соотносятся с ними по своеобразной логике
общего художественного противоречия блоковского творчества этого периода,
примерно так же, как соотносятся, положим, образы-характеры Петрухи и
двенадцати. При этом и тут нет никакого дальнейшего внешнего, «глухого»
тождества: «… нас тьмы, и тьмы, и тьмы», от имени которых повествуется в
«Скифах», вовсе не групповой образ-характер типа двенадцати
красногвардейцев, но нечто несравненно более общее, широкое и
принципиально не индивидуализированное. По совокупности всего замысла, а
также и всего творчества Блока послереволюционных лет, в «Скифах»
поэтическое внимание сосредоточено не на личностных аспектах волнующих
Блока в эту пору проблем, а на аспектах общеисторических.
Но, само собой разумеется, такое выделение философско-исторических
граней в противоречивом единстве творчества Блока этой поры имеет
относительный характер. Разные стороны тут взаимосвязаны, хотя и весьма
противоречиво. Наиболее важно то обстоятельство, что во всех гранях
блоковского творчества присутствуют революционная эпоха и вышедший на
историческую арену человек массы. И то и другое рассматривается Блоком как
безусловная историческая необходимость, — только в таком общем контексте
получается верное представление о позиции Блока и его идеях. «Новые
варвары», или в художественном выражении — «скифы» (а этому выражению
поэт не придает иного значения, кроме художественно-образного),
представляют новую волну истории, новый ее поток. Появляется все это на
общем фоне резко отрицательного отношения Блока к «старому миру», который
острее всего выражен в современной Европе (тут надо вспомнить «Итальянские
стихи»), с ее империалистической бойней и общей деградацией человеческой
личности. Так толкуется все это в дневниковых записях января 1918 г., с
которыми безусловно связаны «Скифы»: «Если вы хоть “демократическим
миром” не смоете позор вашего военного патриотизма, если нашу революцию
погубите, вы уже не арийцы больше. И мы широко откроем ворота на Восток.
Мы на вас смотрели глазами арийцев, пока у вас было лицо. А на морду вашу
мы взглянем нашим косящим лукавым, быстрым взглядом: мы скинемся
азиатами, и на вас прольется Восток. —… Мы — варвары? Хорошо же. Мы и
232 Томашевский Б. В. Стих «Горя от ума». — В кн.: Стих и язык. М.-Л.,
1959, с. 156.
покажем вам, что такое варвары. И наш жестокий ответ, страшный ответ —
будет единственно достойным человека» (дневниковая запись от 11 января
1918 г., VII, 317). При всей противоречивости и спорности общей концепции
Блока ясно одно: в подтексте тут везде революционная Россия, противостоящая
буржуазной деградации Запада; само слово «варвары» как бы произносится
западным буржуазным человеком с его деградировавшей личностью
(«мордой»). Уже современники усматривали в общеисторической части
подобных мыслей Блока связь с идеями Пушкина: «… у нас было свое особое
предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили
монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и
оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская
цивилизация была спасена»233. Эта пушкинская мысль — одно из главных
слагаемых общей концепции «Скифов»:
Для вас — века, для нас — единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!
Характерное для поэта нового времени тут в том, что пушкинская мысль
воспринимается сквозь блоковские идеи русской революции как носительницы
новой культуры, противостоящей «старому миру» в более широком смысле, чем
просто и только капиталистическая Европа; понятно, что «старый мир» для
Блока — это и русский «буржуй», и процессы духовного распада в старых
культурных слоях России. В «мировом масштабе», по Блоку, Россия с ее
революцией никак не совпадает ни с цивилизованным одичанием
капиталистического Запада (против него в основном и направлены «Скифы»),
ни с «монголами», с их тоже старыми жизненными укладами. Ясно, что в
общей концепции Блока многое запутано и неверно; важно, однако, помнить,
что для поэта все это связано с русской революцией и новой личностью —
человеком массы.
Наиболее законченное развитие (с максимально возможной для Блока
ясностью) весь этот круг идей нашел в статье «Крушение гуманизма».
Знаменитый блоковский доклад о гибели старого гуманизма (1919) далек от
нашей темы и к тому же относится к несколько иному этапу эволюции Блока,
чем тот период, о котором у нас сейчас идет непосредственно речь; однако в
послереволюционном движении Блока есть и устойчивые, неизменные аспекты
некоторых общих концепций. Только в этом смысле и можно здесь ссылаться на
некоторые построения из «Крушения гуманизма». Блок говорит в «Крушении
гуманизма» об эпохах «культуры», т. е. высокого, расцветающего и потому
наиболее цельного типа жизни, и об эпохах «цивилизации», т. е. эпохах,
прикрывающих внешней благоустроенностью внутренний распад, омертвение и
233 Письмо А. С. Пушкина к П. Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 г.
(перевод). — Пушкин А. С. Полн. собр. соч., Л., АН СССР, 1949, т. 16, с. 392
(оригинал, с. 171).
нецельность. Современный буржуазный уклад жизни в Европе Блок
рассматривает как гибнущий, внутренне омертвленный, бездуховный.
Носителем новой культуры, нового типа жизни и там выступает революционная
Россия. «Если же мы будем говорить о приобщении человечества к культуре, то
неизвестно еще, кто кого будет приобщать с большим правом: цивилизованные
люди — варваров, или наоборот: так как цивилизованные люди изнемогли и
потеряли культурную цельность; в такие времена бессознательными
хранителями культуры оказываются более свежие варварские массы» (VI, 99). В
«Крушении гуманизма» наиболее широко и законченно выступают
общеисторические взгляды Блока; как видим, и здесь нет отрицания ни
гуманизма вообще, ни его воплощения — человеческой личности, ибо понятие
«культура» у Блока и есть наиболее широкая, многосторонняя концепция
гуманизма и личности. Отрицаются и здесь, в сущности, «старый мир» и