Дочь Галилея

«Господи, Боже мой! Ты дивно велик… Ты поставил Землю на твердых основах, не поколеблется она во веки и веки»1.

‘ Пс. 103:1,5.

Далее Кастелли пишет:

«А теперь вернемся к моей истории. Я вошел в покои Ее Высочества и там нашел великого герцога, мадам Кристину и эрцгерцогиню, дона Антонио [де Медичи], дона Паоло Джоржано [Орсини] и доктора Боскалья. Задав мне для начала несколько вопросов общего характера, мадам начала выдвигать против Вашей теории аргументы, взятые из Священного Писания. В ответ, сделав необходимое вступление, я взялся сыграть роль теолога - с такой уверенностью в себе и с таким достоинством, что мне даже жаль, что Вы меня не слышали. Дон Антонио помогал мне от всего сердца, и вместо того, чтобы ужаснуться величия Ее Высочества, я выступил настоящим паладином. Я полностью взял верх над великим герцогом и эрцгерцогиней, в то время как дон Паоло также пришел мне на помощь, припомнив очень хорошо подходящую цитату из Писания. Одна только мадам решительно не соглашалась со мной, но по ее манере я мог судить, что она делает это лишь для того, чтобы услышать мои ответы. Профессор Боскалья за все время не произнес ни слова».

Тревожная новость о недовольстве мадам Кристины вызвала немедленный отклик Галилея. Он сожалел о том, что она придерживается противоположного мнения, но еще больше его испугало проведение линии фронта между наукой и Священным Писанием. Лично он не видел между ними никакого противоречия. В длинном ответном письме к Кастелли от 21 декабря 1613 г. Галилей исследует соотношение между открытием истины Природы и раскрытием истины» заключенной в Библии:

«Что касается первого, общего вопроса мадам Кристины, мне кажется, что он был поставлен ею совершенно обоснованно, и Вами в ответ было установлено и показано, что Священное Писание не может ошибаться, а содержащиеся в нем установления являются абсолютно правильными и непоколебимыми. Я лишь вынужден добавить, что - хотя Писание не может ошибаться - его исследователи и толкователи способны заблуждаться различными способами… поскольку полагаются на буквальное значение слов. Потому что в этой мудрости не только содержится немало видимых противоречий, но и можно отыскать основания даже для тяжелой ереси и богохульства, поскольку там пришлось вводить упоминания о руках, ногах и глазах Господа, о присущих людям страстях, таких как гнев, сожаление, ненависть а порой и забвение событий прошлого и неведение в отношении будущего».

Галилей утверждал, что подобные словесные образы были введены в текст Библии ради того, чтобы простые люди смогли понять ее, дабы облегчить восприятие сложных предметов и привести человека к спасению. Точно так же библейский язык упрощает некоторые физические явления Природы, чтобы сделать их более удобными с точки зрения наших обыденных представлений. Галилей заявляет: «И Священное Писание, и Природа являются эманациями, порождением Божественного мира: Писание продиктовано Святым Духом, а Природа воплощает волю Бога и Его повелений».

Таким образом, ни одна истина, установленная в результате наблюдения за Природой, не может противоречить глубочайшей истине Священного Писания. Даже возражения мадам Кристины и приведенная ею цитата из истории Иисуса Навина могут легко вписаться в контекст концепции гелиоцентрической Вселенной; и в самом деле, теория Коперника гораздо лучше, чем идеи Аристотеля или Птолемея, объясняет фрагмент, который далее приводит Галилей:

«Иисус воззвал к Господу в тот день, в который предал Господь Аморея в руки Израилю, когда побил их в Гаваоне, и они побиты были пред лицем сынов Израилевых, и сказал пред Израильтянами: стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим. Не это ли написано в книге Праведного: “стояло солнце среди неба и не спешило к западу почти целый день”? И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь так слушал бы глас человеческий. Ибо Господь сражался за Израиля»[26].

Система Птолемея допускала два вида движения Солнца. Первое - медленное ежегодное продвижение с запада на восток, которое совершало само Солнце. Другое - более заметное - это движение Солнца по небу в течение дня (вероятно, это движение и было остановлено по молитве Иисуса Навина). Оно, по мнению Птолемея, совершалось на самом деле Перводвигателем - сферой высшего неба, охватывавшей все другие сферы, включая и те, на которых находились Солнце, Луна, планеты и звезды, обращавшиеся вокруг Земли в течение суток. Если бы Бог остановил только Солнце, это не отвечало бы желанию Иисуса Навина. Напротив, в результате ночь наступила бы на четыре минуты раньше.

Однако, согласно наблюдениям Коперника за небом и его последующим выводам, переход от дня к ночи являлся результатом вращения Земли. Галилей соглашался с Коперником в том, что Земля каким-то образом получает импульс для этого движения от Солнца. Дальнейшие наблюдения Галилея за Солнцем привели его к заключению, что светило также имеет месячный цикл вращения, что удалось установить в ходе исследования солнечных пятен. Как свет Солнца освещает все другие планеты, так и его движение придает им импульс движения по орбитам. Следовательно, если Бог остановил вращение Солнца, Земля тоже должна была остановиться, и тогда день продлился в той мере, в какой это было нужно Иисусу Навину.

Позднее Галилей указывал, что, когда Солнце, согласно Библии, стояло неподвижно, оно находилось «в середине неба» - в точности там, где поместила его система Коперника. Подобное упоминание о местоположении Солнца не означает, что оно было остановлено в высшей, полуденной точке, ибо в таком случае Иисус Навин имел бы достаточно времени для завершения битвы, не обращаясь с молитвой о чуде продления дня.

Несмотря на силу приведенных аргументов, сам Галилей хотел бы отказаться от такого рода астрономических интерпретаций, поскольку считал, что в Библии говорится о гораздо более важных вещах. Однажды он услышал замечание бывшего библиотекаря Ватикана, кардинала Чезаре Баронио: «Библия - это книга о том, как достичь Небес, а не о том, как Небеса устроены».

«Я верю, что целью Священного Писания было убедить людей в истинах, необходимых для спасения души, - продолжал Галилей свое письмо к Кастелли, - потому что ни наука, ни какие-либо иные средства не могут считаться надежными, один только голос Святого Духа дарует истину. Но я не думаю, что необходимо верить в то, что тот самый Бог, который даровал нам наши чувства, речь, интеллект, лишил нас возможности пользоваться ими, дабы научить тому, что мы способны постичь самостоятельно с помощью этих его даров. В частности, так обстоит в случае с науками, которые не упоминаются в Писании, и прежде всего с астрономией, о которой говорится так мало, что даже имена планет там не приводятся. Безусловно, будь целью священных текстов научить людей астрономии, они бы не обошли столь последовательно сей предмет».

Кастелли поделился этими изощренными рассуждениями учителя со своими друзьями и коллегами, которые сделали списки письма и способствовали его широкому распространению. А сам Галилей вернулся к предсказанию расположения Медицейских спутников и к составлению ответов - всевозможные оппоненты нападали в печати на опубликованные им работы. Когда в марте его здоровье пошатнулось, Кастелли, который умолял Галилея лучше заботиться о себе, решил прийти учителю на помощь.

В самом начале лета в монастыре Сан-Маттео в Арчетри Виржиния и Ливия облачились в темно-коричневые одежды францисканского ордена. Хотя обе девочки были еще слишком юными для принятия обетов мать-настоятельница, сестра Людовика Винта, сообщила захворавшему Галилею, что желает видеть их одетыми в соответствии с правилами. При этом она ссылалась на устав:

«Юные девушки, вступающие в монастырь прежде достижения ими установленного законом возраста, должны стричь волосы по кругу, а их мирское платье должно быть снято, им следует облачиться в религиозные одеяния в со ответствии с требованиями настоятельницы. Но когда они достигнут возраста, установленного законом, они должны будут принять обет, облаченные, как и все другие монахини» (Устав ордена св. Клары, параграф 2).