Психофильм русской революции

«Мне не на кого положиться, за исключением честного Трепова. Не было другого исхода, как осенить себя крестным знаменем и дать то, о чем все просят. »

Вот эти-то «все» суть настоящие виновники грядущих бедствий России.

Из трех главных виновников катастрофы 1905 года - Витте, князя Оболенского и князя Святополк-Мирского - я лично знал и служил при двух последних. Князь Алексей Оболенский, между прочим, выдвинул меня на служебный пост во времена Сипягина, когда он был товарищем министра внутренних дел. Это был типичный аристократ-либерал, довольно умный, образованный, но жаждавший лавров со стороны общественных элементов и либеральных кругов. Его отлично характеризует Государь, обладавший необыкновенным пониманием людей. Оболенский, назначенный на пост финляндского генерал-губернатора, получил широкое поле для своей либерально-княжеской политики на окраине. «Внезапно охваченный страхом, - пишет Государь, - он перебрался в Свеаборг со всею семьей. Теперь он так скомпрометирован, что ему нельзя там больше оставаться». Вот как арестовывал трусов бесстрашный и твердый Николай II. Сам он не пошел на компромиссы, чтобы спасти себя и семью. А так всегда поступали либералы: зажгут своими демагогическими речами пожар и первые бегут от расправы. Государь первый понял, что он имеет дело с повальным безумием, с чем тогда соглашались немногие. Он пишет: «Народ как будто сошел с ума - одни от радости, другие от недовольства».

Один из первых он понял и оценил последствия сделанного шага. «Каждый день я получаю телеграммы со всех концов с выражением благодарности за дарованные свободы, но в то же время многие указывают, что они хотят сохранения самодержавия». «Почему же эти добрые люди молчали раньше?» - спрашивает Царь. На этот вопрос психолог ответит: из трусости! Царь скоро оценил ошибку Витте: «Странно, что такой умный человек, как Витте, оказался неправ в своих надеждах на быстрое успокоение страны».

Джентльмен слова, Государь не пожелал отменить обещания, данные в минуту сомнения.

17 октября было настоящим днем гибели России. Это был последний день русской славы и величия. Долгие сумерки заволокли жизнь великого народа. От них ему суждено было очнуться в оковах рабства интернационала или в безвыходном унижении эмиграции.

ГЛАВА II

Вторая половина царствования Императора Николая II

В мрачный вечер 17 октября 1905 года, когда над Русской землей сгустились черные тучи, в далеком сибирском городе, где я тогда находился в командировке, у подъезда моего дома меня заключил в свои объятия мой домохозяин - типичный русский либерал - и в радостном экстазе провозгласил:

- Поздравляю с конституцией - получен царский манифест!

-И с гибелью России... - мрачно возразил я.

Прошло с тех пор тридцать лет. Занесенная снегом великая Россия спит тяжелым смертным сном, и в кошмарных грезах ее обитателей мешаются обрывки сказки прошлого с мечтами несбывшегося земного рая, со страшными видениями настоящего, пропитанного кровью, ужасом и смертью. Под тяжелою пятою горячо жданной лучезарной, великой «бескровной революции» стонет русский народ на Родине. Бездомными скитальцами, рассеявшись по чужим землям, вкушают горе побежденных, всюду ненавидимые и всеми унижаемые русские люди.

Выступают из мрака пережитого тени прошлого и длинной вереницею в думах русского человека проходят фигуры, одними признаваемые титанами революции, героями выковывающейся новой жизни, другими - ненавидимые и признаваемые величайшими мерзавцами и мелкими бесами на ленте всемирной истории.

Под грозным молотом большевизма догорает русская либеральная интеллигенция, воспитанная на двух романах крупнейших разрушителей, и у порога гроба лепечет два роковых поставленных ими вопроса: «Что делать?» (роман Чернышевского) и «Кто виноват?» (роман Герцена).

Охваченные безнадежным безумием русские эмигранты под гипнозом своих вождей из «внутренней линии» и отрекшихся от исторических лозунгов русского народа бывших военачальников тупо отвечают: на вопрос «Что делать?» - не предрешать, а на вопрос «Кто виноват?» - большевики.

Падшим людям - а с гибелью Великой Родины все мы падшие -присущ гимн покаяния. Многие твердят о том, что виноваты все мы, и этот клич любят повторять те сошедшие на дно актеры прошлого, на душе которых лежат тяжелые грехи февральской драмы отречения от старого мира и предательства своего Царя.

С октября 1905 года сходят со сцены государственной деятельности сановники и деятели старой России и выступают на арену русской жизни новые люди. По большей части это знакомые русской истории по смутному времени 1612 года «перелеты», - так звали людей, быстро меняющих ориентацию и легко перелетающих из одного лагеря междоусобных борцов в другой. И здесь, как во время Французской революции, в Государственной думе будут будировать бывшие чиновники самодержавной Империи и играющая своими титулами аристократия, быстро пополнявшая в эти дни ряды возникающей кадетской (конституционно-демократической) партии. В течение ближайших лет им придется совершить еще большие метаморфозы, которые доведут их до непредрешенства в эмиграции или до унизительного положения спецов в большевистской России. Многие из перелетов уйдут в ряды парламентских говорунов, а рядом с ними обрисуется порода честолюбцев-карьеристов, быстро эволюционирующая в погоне за министерскими портфелями, так легко добываемыми при парламентском строе. Среди них редко вкрапленными останутся честные и стойкие сановники, преданные Царю и Родине, понимающие безумие происходящего. В награду они в будущем найдут смерть в казематах Петропавловской крепости и в подвалах чека.

Эпоха после 1905 года, с одной стороны характеризуется реакцией против революции только что пережитой, а с другой стороны, это период систематической подготовки к будущей «великой» революции. С этих пор власть попадает в руки премьер-министров, стремящихся перехватить ее от самодержавного Царя, а с другой стороны, весь чиновный аппарат уже не знает, на кого ориентироваться: на исторического Самодержца земли Русской или уже приступающую к разложению государства Российского Думу. Многие из деятелей этой эпохи проходят в моих воспоминаниях в живых образах, ибо судьба сводила меня с ними и в общественной и в личной жизни.

Революция 1905 года коснулась лично и меня, как деятеля, твердо служившего старой Императорской России и разделявшего идеологию ее руководителей. К этому времени я занимал пост директора лучшей в России образцовой правительственной психиатрической окружной больницы на пять губерний в Вильно. В 30 лет я по службе занимал должность пятого класса, имел ученую степень и две всемирные премии за свои научные работы. Новая больница была гордостью Министерства внутренних дел, и на ее открытии была получена поощрительная телеграмма Государя, в которой он пишет, что ему приятно было прочесть отзыв генерал-губернатора князя Святополк-Мирского о новом сооружении. Министр Плеве посещает эту больницу в конце 1903 года и дает о ней блестящий отзыв в Государственном совете, как о правительственной больнице, руководимой непосредственно министерством. За полтора года я получаю два высоких по годам службы ордена. И деятельность моя идет блестяще. Но уже перед самой революцией обнаруживается диссонанс в деятельности, идущей в направлении, указанном министром внутренних дел Плеве, и начинающим выкристаллизовываться течением князя Святополк-Мирского. В одном из разговоров со мною князь, бывший попечителем больницы, капризно заявил мне, что только мои выдающиеся научные заслуги заставляют его мириться с моими служебными шероховатостями, которые ему не нравятся. Наступил 1905 год. В моем деле начались безобразия революции, с которыми я справился. Но скоро оказалось, что новый курс для меня неприемлем, и я оставил свой пост, уйдя с государственной службы сначала на широкое поле свободной профессии, а затем в область ученой деятельности. Столкновение, послужившее причиной моего ухода, как нельзя более характерно. Директором Медицинского департамента был тогда Анреп. Это был тип левого чиновника, сейчас же уловившего новый курс. Он насадил мне в число моих сотрудников и подчиненных целый букет левых партийных работников эсеровского типа и между прочим доктора Аптекмана. Последний - бывший государственный преступник, осужденный по процессу 193-х в конце семидесятых годов как член «Народной воли» и отбывший долгую ссылку в Якутской области, крещеный еврей. С наступлением весны 1905 года он сорвался с нареза и, имея протекцию в лице Анрепа, стал революционировать все учреждение.