Своими глазами(СИ)

- Ну, если свинья - пиг, то поросенок - пигги, - ответил ЮВ.

Пигом стали называть Женьку Афанасьева. Конечно, он - круглолицый, в маленьких очочках, каком-то комбинезоне, действительно напоминал Наф-Нафа из сказки о поросятах. Но дело, разумеется, не в этом. Такое прозвище диктовало и соответствующее отношение. Я уже говорил, что Сокол не ходил в больших авторитетах. Не будь Пига, роль изгоя досталась бы ему (поскольку третировать нас, самых младших, всё-таки было несолидно). Но Женька оказался более беззащитной мишенью. Стал он сначала просто Пигги, а после просмотра (уже в Орле) фильма "Белые волки" его переименовали в Пигги Бэшана.

Есть какая-то ирония в том, что в этом фильме главный герой как раз носит имя Сокола. Точнее, Зоркий Сокол. А Бэшан - один из врагов этого индейского вождя, отрицательный, неприятный тип. Так, словно через этот совершенно посторонний фильм, наши Сокол и Пиг обменялись ролями.

Утром, как и намечалось, отправились на экскурсию по толстовским местам, в его имение - Ясную Поляну. День был жаркий и пыльный, дежурные, остающиеся в лагере, вероятно нам не завидовали. А без дежурных было нельзя, мы впервые встали на очень оживленном месте. Вокруг, по обеим берегам речки торчали разноцветные палатки, одеяла, вода кишела купальщиками, бродило множество цыган, выпрашивающих у всех пустые бутылки. Так что опасаться за сохранность палаток и всего добра было из-за чего. На ночь даже велосипеды связали все вместе, чего не делали еще ни разу.

Экскурсия по Ясной Поляне много времени не заняла. В тот год показывали только парк, наружный вид домов, могилу Толстого и т.п. Короче, всё, кроме внутренней обстановки поместья, так как шли большие реставрационные работы. Но и на эту маленькую экскурсию пришлось ждать длинную очередь. Мы бродили по аллее, ведущей к поместью, заглядывали в лавочки.

Самыми интересными из всех сувениров оказались тульские пряники. Обыкновенных, таких, какие все видели в кондитерских магазинах, там не было. Только сувенирные, в том числе и фирменный - "Ясная Поляна". Все эти пряники были большого размера, с конфетную коробку, и сами упаковывались в такие же коробки. Не помню, сколько они стоили, но цена для меня точно была неподъемная.

Однако другие покупали. Петька Степанов потом рассказывал, что они с братом отправили такой пряник домой бандеролью. Костя Сорокин вез коробку с пряником под крышкой рюкзака, упаковав вместе с выходными, прошитыми от излишнего измятия, брюками. Сохранился ли сувенир в первозданном виде, Костя потом не рассказывал. Но вкус, можно не сомневаться, сохранился наверняка.

После экскурсии и возвращения по жаре очень хотелось выкупаться. Но речка разочаровала даже меня, еще не особенно любившего большие заплывы. Очень уж она была мелководна. Причем самое мелкое место - по колено - на самой середине русла. То есть заходишь, плывешь - и вдруг начинаешь скрести всем телом по дну. Тем не менее, купались мы допоздна, отыгрывались за Оку, Осетр и Тулу. Спать, однако, нас загнали почти засветло. В связи с тяжелой обстановкой на шоссе подъем и отъезд назначили на рассвете.

Ранний выезд был труден. Кроме того местность стала сильно холмистой и пересеченной. Дорога вползала на высокие холмы, скатывалась вниз и почти сразу начинался новый подъем. Приходилось не ехать, а взбираться в гору.

Выглядело это так. Человек всё медленней и медленней едет на велосипеде, пытается подняться как можно выше. Те, что его опередили, уже бредут, толкая велосипеды. Чтобы их увидеть, приходится задирать голову вверх. Что делается сзади, не знаешь, поскольку изо всех сил давишь на педали, и оглядываться - терять силы. Еще хватает запала обогнать кого-нибудь бредущего, но уже чувствуешь, сейчас и тебе придется слезать. Нет смысла ехать со скоростью пешехода. Все равно не миновать переходить на шаг. Так и случается. И вот уже шагаешь, так же медленно, как и остальные, всползаешь к вершине и почти на самом верху оглядываешься. Да! Такое впечатление, что за тобой ползет длинный навьюченный караван.

Скатываешься с ветерком, приятно свистящим в ушах. Катишься не трогая тормозов, разгоняешься и жадно вкушаешь долгожданный отдых, который такой короткий. Очень скоро велосипед замедлит ход, а очередной холм уже маячит впереди.

Но где маята, там и радость. Пошли земляничные места. Даже, пожалуй, не места, а земли. Вся придорожная полоса сплошняком и на многие километры заросла земляникой. Ягоды уже поспели, их столько, что видишь десятками, просто проезжая по дороге. И какие ягоды! Не морковкой, как наша лесная, земляника, а репкой. Чуть-чуть крупнее, и была бы садовая клубника. Причем, не в пример слаще любой клубники. Юг, благодать.

Сначала, завидев особенно соблазнительное местечко, мы могли остановиться и сбегать за сладкой добычей. Потом убедились - земляника везде, и бегать за ней не надо. Теперь, на традиционных 10километровых передышках никто не сидел и не лежал. Все разбредались взад и вперед вдоль дороги и бродили согнувшись, отправляя ягоды в рот целыми горстями.

Да, дорога шла рядом. Да, по ней проезжали машины с бензиновыми двигателями. Но об этом никто не вспоминал. Трава, через которую краснела земляника, была свежа и чиста, ничем не замусорена, воздух пах полями и лугами. Так казалось нам тогда, или так было в те времена - кто знает. Сейчас хочется думать, что так было.

Как только солнце поднялось высоко, встали на дневной привал. Это уж было заведено. Кормежка в походе распределялась так, что основной прием пищи приходился на ужин (суп, каша, третье). Завтракали только кашей, и добавкой к завтраку и ужину служил обеденный перекус. Обычно он состоял из молока и хлеба. Хлеб запасали заранее, молоко брали в деревнях. Здесь, в тульской и орловской областях найти коровницу особой проблемы не составляло, и цена была ниже городской, но все же старые "псковские" ветераны вспоминали, что на севере ведро молока можно было выпросить просто даром. Правда, хитро щурясь добавлял Ящук, этим в основном занималась Рыжая ( то есть Анька Брейдо). А у ней это здорово получалось!

На этот раз остановились не на склоне дня, а в самый солнцепёк. Ведь день-то начался на рассвете. И после сытной краюхи хлеба с кружечкой-другой молока всех потянуло прилечь и полежать. Я никак не мог приткнуться возле кустов, и тогда Петька призывно замахал руками. Он расположился на какой-то гладкой горке, рядом притулился Андрей Зверев и было место для третьего. А стоило прилечь удобно, глаза закрылись сами собой.

Повальный сон продолжался часа три. Проснулись все горячими, мокрыми от пота, но хорошо отдохнувшими. Тульская толчея на дороге рассосалась, за долгое утро мы успели отъехать достаточно далеко. И опять потянулись холмы, спуски, километровые столбы. К вечеру добрались до великолепного уголка, самой прекрасной стоянки за весь орловский поход. Это было озеро Казачье.

Мы попали на место, как будто приготовленное специально для нас. Озеро! Вовсе не огромная, но всё-таки обширнейшая спокойная водная гладь. Песчаное дно, ласковая теплая вода. Ровные травянистые берега, а чуть дальше по берегу - небольшой лесок, в который спокойно можно было углубиться, не боясь заблудиться. Да и сам берег интересен - несколько уютных, обрамленных кустами бухточек.

Идеальная стоянка. Можно бродить по окрестностям, купаться, играть в футбол. И даже собирать грибы! Мало того, Петька и Андрей отыскали неподалеку забавное суденышко - полулодку полуплот с готовыми веслами.

И ... невозможно поверить ... во всем этом райском уголке ни одной живой души!

Да! После многолюдной Воронки, холодной Оки, мелководного Осётра мы были просто в восторге. Но Юрий добавил нам радости через край. Следующий день - дневка. Дневка прямо здесь, на Казачьем озере.

Я уже сказал, что лодчонку из жердочек, произведение неизвестных здешних умельцев, пригнали Петька Степанов и Андрей Зверев. Это не случайно. Они за три дня стали почти неразлучными дружками. Еще на Воронке Петька предложил Косте Сорокину поменяться местами в палатках. Костя согласился легко, я думаю, что помимо прочего, ему не хотелось даже за компанию числиться в щелкановцах. Это только наша всеядность и самоуверенность легко смогла переварить сомнительную кличку. Не каждый посмел бы сказать гордо и даже с вызовом: "Мы - щелкановцы". Впрочем, истины ради, нас ведь было трое, морально мы могли опираться на поддержку друг друга.