Какая она, победа?

верситет. Вовсе не потому!

Не уехал Толя в Кара-Куль и на будущий год. Ошские альпинисты

задумали высотную экспедицию на Памир, в верховья ледника

49

Корженевского, руководство брал на себя преподаватель Ошского

пединститута, мастер спорта по альпинизму Александр Николаевич

Еропунов. Легкий на подъем, человек этот все свободное время проводил в

горах, будь то скалы Чиль-Устуна или арчевые леса Киргиз-Аты, работал

инструктором в альпинистских лагерях. Так что знал район, людей, а

поскольку была у него и хозяйственная струнка, то все устроилось

наилучшим образом.

Намечалось совершить восхождение на несколько вершин Заалайского

хребта, в том числе и на Кызыл-Агын. Шесть с половиной тысяч — высота

солидная, готовиться надо было всерьез. Оповестили альпинистов. В

назначенный день Толя отправился на Сулеймаику. Вместе с. Фрейфельдом.

Ребята опаздывали. Это была та необязательность, которая всегда так

раздражала в людях. У скал оказалась лишь незнакомая девушка, почти

девчонка, невысокого росточка, голубоглазая, светловолосая, в плащике и

туфлях на каблуках, очень неподходящих для Сулейманки. Не раз пришла,

бог с ней, не прогонять же! Походит с недельку, сама поймет, даже забудут,

что появлялась такая, обычное дело!

— Вы Фрейфельд и Балинский? — неожиданно спросила новенькая.

Получив утвердительный ответ, обрадовалась, словно встретила близкую

родню, перехватив их взгляд, извинилась за свой вид, поскольку не

надеялась, что встретит кого-то «из своих», что тренировка состоится. Но она

сбегает в гостиницу, тут рядом, и мигом приведет себя в порядок. Звать ее

Эля. Фамилия Насонова.

—Так вы откуда?

—Из Кочкор-Аты.

—Работаете там?

— Да, в Киргизнефти. Техником-геофизиком.

— А сюда что?

— Как что? На тренировку.

— За сто километров?

50

Пожала плечами, дескать, а что делать? Она приехала за сто, точно так

же приехала бы и за двести. Знакомых в Оше у нее нет, сама в этих местах

недавно. Где останавливается, когда нет мест в гостинице? Да здесь же, на

Сулейманке. Мешок спальный с собой, а с наступлением темноты здесь

никого не бывает, да и кто ночью лазает по скалам?

На первом же занятии мягко, ничуть себя не затрудняя, она прошла

гладкое скальное «зеркало», едва касаясь редких и незаметных зацепов

кончиками пальцев. Ребята пройти «зеркало» смогли не все. Под всякими

предлогами они оставались после тренировок, чтобы украдкой, без всякого

риска для самолюбия еще и еще раз попытаться пройти эти заколдованные

два-три метра стены, непонятно каким образом поддающиеся другим...

Балинскому ладно, это воспринималось как должное... Но какой-то девчонке!

Так Балинский познакомился с Элей Насоновой. Она рассказывала, а он

улыбался тем совпадениям, которые открывал для себя в ее рассказах.

Детство прошло в Крыму, в Алуште, маленькими чертенятами лазили в горы

за цветами, прыгали со скал в море. Училась в геологоразведочном

техникуме, занималась гимнастикой. Однажды однокурсники уговорили,

сходила с ними в туристский поход. Дело было зимой, простудилась, но,

отлежав предписанное врачом, решила сходить еще раз, чтобы разобраться,

что же все-таки это такое — поход? Разобралась. Купила путевку в

альпинистский лагерь, увидела Эльбрус. В лагере пели: «Хоть плачь, хоть

кричи — попадешь на Гумачи». Гумачи — первая зачетная вершина,

«единичка», большего программа подготовки начинающего альпиниста не

предусматривала. Эле «единички» показалось мало. Но как задержаться в

лагере еще на смену?

Устроилась на кухню раздатчицей. В дни отдыха между сменами

выполнила третий разряд. Потом попала на сборы. Тут уж ей помогали

вовсю. Второй разряд давал право заявить Насонову в соревнованиях по

скалолазанию, а кто из девушек мог выступить лучше ее, привыкшей к

51

скалам, как горожанин к тротуару?

Получила второй разряд. Ездила на соревнования. Домой привезла

сорокаметровый конец веревки. Теперь ходила на скалы чуть ли не каждый

день, прихватывая братишку, его друзей, всех, кому хотелось в горы. Она

вспоминает об этих походах с невольным ужасом. А тогда...

Однажды на высоте шестиэтажного дома хрустнула и осталась в руке

крошечная зацепка, до которой с таким трудом дотянулась. Даже разглядеть

успела — ракушка. Отслоившаяся от материнской породы ракушка!.

Вжалась в камень, замерла, не отрывая щеки, мягко послала руку вперед, на

ощупь отыскивая в отвесной плите хоть какую-нибудь спасительную

неровность, трещинку, щербинку, чтобы хоть как-то поддержать равновесие!

Страшно было срываться еще и оттого, что внизу стояли мальчишки и

терпеливо ждали, когда им разрешат начать подъем. Не хотелось при них

срываться. Они не должны это видеть. Не увидели. Ничего не заметили.

Сбросила веревку, вытянула их наверх. Без страховки она никому не позво-

ляла лазить. На себя правило не распространялось.

Она сорвалась только однажды, с Паруса. Это известная крымская

достопримечательность — торчащий из моря острый, как парус, утес.

Повезло — упала в море. В горах такой исход исключен, в ее

классификационном билете инструкторы то и дело сердито писали: «Не

работает с веревкой», «Пренебрегает страховкой».. Но она не пренебрегала

страховкой. Просто для нее пока не существовало высоты...

В ОДНОЙ СВЯЗКЕ

Элю брали в Заалай неохотно. Вслух об этом никто не говорил —

формально отказать было нельзя, но появление ее в команде особого

энтузиазма не вызвало. Женщина в экспедиции! Того не скажи, так не

сделай, ходи да оглядывайся, нет ли ее за спиной. . Зачем это нужно, да еще в

горах?

52

Ребята свое неудовольствие особенно не скрывали. А уж на всякие там

рыцарские, джентльменские штучки вовсе косо смотрели, напросилась —

помалкивай. Она и помалкивала. Ее рюкзак был ничуть не легче всех прочих

рюкзаков, и, когда наступала ее очередь, выходила вперед, топтала снег,

поднималась в пять утра, чтобы в пушистой от инея хозяйственной палатке

приготовить завтрак группе, выходящей на маршрут и пока добирающей

последние минуты отдыха в теплоте спальных мешков. Словом, сни-

схождения не было. Да она и не рассчитывала на него.

Наверное, это пошло с детства — вставать на сторону того, у кого

меньше силенок, на кого все навалились. С хмурым, безразличным лицом

Толя все чаще стал оказываться рядом с Насоновой то днем, на

тренировочном выходе, то вечером, в палатке, сумерничая за тихим разго-

вором. Это было замечено, но шутить или даже разговаривать на эту тему не

решались самые злые языки. Не потому, конечно, что опасались Балинского,

его жесткой вспыльчивости, проявляющейся всякий раз в ответ на малейшую

фамильярность или смешки за спиной. . Наверное, сближение Балинского и

Насоновой было воспринято всеми как дело само собой разумеющееся,

решенное чуть ли не на небесах и потому неизбежное. Иначе их отношения и

не мыслились, хотя оба они ничуть не давали повода для столь далеко

идущих выводов. У него была своя жизнь, у нее своя. Общими были только

горы, скалы, Джанай-Дартакайская пила, которую они прошли одной связкой

на виду у всех.

— Красиво идут, — говорили в базовом лагере, разглядывая в бинокль

скальные башни и острые иззубрины нависшего над долиной горного

кряжа. Впрочем, видно было и без бинокля. То появляясь, то исчезая, то