Какая она, победа?

створов с нарынскими? На Хантайке выпивох приходилось видеть. Прямо на

створе. Во время работы. На скалах Токтогульского створа Каренкин

смельчаков с бутылкой что-то не замечал. Хочется людям жить!

А в общем, расспросов о себе не любит. Потому обычно отвечает

коротко — детдомовский, из-под Челябинска. Каким ветром в Кара-Куль

занесло? Надо ли об этом?..

В детдом попал в сорок втором году. Крыша над головой была, и, худо

ли, бедно, кормили. Одевали. И учили... Сначала в школе. Потом в

ремесленном. Мучиться не пришлось над проблемой, кем быть, жизнь

решила эту проблему, не спрашивая. Училище при магнезитовом заводе

находилось, так что сразу после училища на завод. Слесарем. Рабочих рук не

хватало, скидок на возраст не было, ну а если ростом не вышел да станок не

по росту оказался — не беда, ящик под ноги всегда найдется, была б голова

на плечах.

Голова была, да мальчишечья. Однажды взрослые велели пронести на

завод бутылку водки. Понес. И в проходной попался. Благо еще, что

отделался общественным судом, увольнением, записью в трудовой книжке.

До сих пор помнит эту запись. Статья 47-я, пункт «г». Долго пороги обивал.

Кому такой нужен?

Завербовался в леспромхоз, там к анкетам не очень приглядывались.

Валил лес, заработав на дорогу, подался на Волгу, в Куйбышев, пока не

призвали в армию. Попал в железнодорожные войска. Снова строил, но

теперь дороги, все три года, сколько было положено.

Отслужил, вернулся в родные места, куда же еще? Женился. Ира, жена,

воспитательницей в детском саду работала, сам на бокситовом руднике

стволовым, проходчиком. В их Межевом Логу только эта работа и была для

мужчин — на шахте, так что, когда рудник пошел на убыль и начались

46

сокращения, пришлось сниматься с места. Кое-кто раньше уехал на

Кадамжайский рудник в Киргизию — потянулся следом. Попал неудачно, в

январе, когда набора не было, обратился в местный шахтострой — там тоже

ничего не смогли предложить. Тогда устроился в Найманское СМУ, благо

ехать далеко не пришлось.

В Наймане строилось водохранилище. Каренкин одевал в бетонную

одежду канал и водовыпуски, глотал февральскую пыль, привыкал к синему

небу над красными горами, к зеленому чаю, к еде, в основном состоящей из

лука и перца, а в свободное от работы время искал квартиру. Найман —

поселок небольшой, народу прибавилось, так что с жильем дело обстояло

неважно. Как-то слушал радио, узнал о Токтогульской ГЭС. Подумали с

Ирой, порассуждали, решили рискнуть. Да и какой риск? Стройка большая,

только начинается, глядишь, через год квартиру получить можно. . Конечно,

мог бы и он, наверное, сказать, что, дескать, ветер странствий поманил или,

как там, романтика первых палаток. Не было, к сожалению, ничего такого.

Просто жить надоело без своего угла. С прорабом посоветовался. Прораб

поддержал. Сказал, что дело стоящее, что жалеть не придется, чтоб передал

при случае привет Казбеку от Вани Афанасьева.

— Какому Казбеку?

— В Шамалды-Сае узнаешь.

НА ПУТИ К СТВОРУ. НАСОНОВА

В ту пору, когда Леша Каренкин еще зарабатывал в Межевом Логу

подземный стаж и они с Ирой только начинали думать-гадать, ехать или не

ехать им вслед за земляками в Среднюю Азию, Толя Балинский тоже за-

собирался сняться с места, но, конечно, не в Южную Киргизию, поскольку и

так в ней находился, а чуточку подальше — к барьеру Росса.

В Ошском геолгородке свирепствовал острый очаг заболевания

Антарктидой. При встречах, а встречались, живя рядом, по нескольку раз на

47

дню, Владимир Яковлевич аппетитно басил только про дизель-электроход

«Обь», мыс Доброй Надежды и Кейптаун, про санные поезда, про пик Эребус

— трехтысячник ледового континента... Фрейфельд говорил, что это вполне

реальное дело — попасть в антарктическую экспедицию, своими глазами

увидеть южную макушку земли.

— Вам-то, конечно, — говорил Балинский, — инженер-геолог, статьи

о ледниках, о лавинах в ежегоднике печатаете!

— Чудак! Таких, как я, сотни. А вот ты вне конкурса, тебе в сто раз легче

попасть, стоит только захотеть...

— Ну вы скажете!

— Пари! Уникальная личность! Здоров, молод, инструктор альпинизма,

токарь-универсал, служил во флоте, водолаз, первый разряд по шлюпке, что

там еще? Редкое сочетание! Дизели освой, и с гарантией. Такие нарасхват!

...Подумал, а что, если?.. Перевелся в слесари на ремонт двигателей, стал

изучать вождение трактора. Что еще может понадобиться в Антарктиде, в

такой экспедиции, как антарктическая? Рация? Конечно, рация! Записался на

курсы радистов, стал посещать занятия. Теперь можно хоть куда, даже на

Эребус. Однако стало не до Эребуса, не до Антарктиды, он без всякого

сожаления отказался от столь сильно занимавшей его мечты и ни разу о

своем решении не пожалел. Даже потом, слушая рассказы Владимира

Яковлевича, все-таки пробившегося в экспедицию на шестой материк..

. .Весной 1962 года в Ошской области, в 80 километрах от шахтерского

городка Таш-Кумыр, началось строительство Токтогульской ГЭС...

Честно говоря, Толя не очень верил тем экзотическим подробностям,

которыми запестрели газетные репортажи в связи с началом большой

стройки в горах. Ему не раз приходилось убеждаться в том, что «бездны»,

«пропасти», «недоступные обрывы», которые человеку с равнины мерещатся

в горах на каждом шагу, оказываются на самом деле не такими уж и

безднами, а недоступных обрывов вовсе не приходилось встречать — везде

можно пройти! Тем не менее думать о большой стройке в горах было

48

интересно, и, не будь некоторых семейных обстоятельств, Толя давно

оказался бы в Кара-Куле. Но лето 1962 года он просидел в городе, разве что

иногда выбираясь в Киргиз-Ату на безымянные вершины, на которых еще

никто не был. Да и для Киргиз-Аты время находил с трудом: начал строить

дом, все делая своими руками, начиная от самана и кончая столяркой. И

опять-таки не только в строительных хлопотах было дело: тяжелей стало

вырываться из дому еще и потому, что, едва начинал собирать рюкзак, жена

молча хлопала дверью, уходила, и сынишка оставался с ним. Какие уж тут

восхождения, если иногда он не мог пойти даже на Сулейманку, на обычную

тренировку. .

Строил дом, но радости от этого не испытывал. Нужно, вот и все. Жизнь

не получалась, хотя от него требовали самую малость: вовремя прийти с

работы, вовремя сесть за стол и чтоб никого лишних за столом, ни гостей, ни

товарищей. Потом за дела. По хозяйству. Вместе, рука об руку. Пусть даже

ничего не делает, она согласна все делать сама, слава богу, не белоручка,

лишь бы никуда не уходил, не уезжал, а всегда был дома. При ней.

Вечером сходить в кино. Во всем чистом, новом, рука об руку. Чтоб все

видели. Чтобы все было как у людей. Он и выпить может, если хочет, какой

мужик без этого, но чтоб только по-людски, по праздникам, когда не пьют

только больные да чокнутые, которые что-то ставят и?, себя, будто умней

всех...

Толя по праздникам не пил. Потому что праздник — это два, три, а то и

четыре свободных дня, которые можно провести в горах. Сначала приглашал

и ее, но безрезультатно; из дому ухлодил один. Она работала на

шелкокомбинате, была, как и он, простым рабочим человеком, он думал,

когда женились, что будут легко находить общий язык — из одного теста!

Ан нет. Люди разнятся не потому, что один окончил ФЗО, а другой — уни-