Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Выгрузка вагонов с углём – это несколько часов подышать угольной пылью и вдоволь наработаться лопатой. Но как выяснилось, это ещё не самое плохое. Однажды Володя Коковин пришёл с халтурки в прямом смысле слова с зацементированным носом. Им пришлось выгружать цемент из цистерны. Для этого одному надо было спускаться через люк и загружать ёмкость цементом. Поневоле приходилось дышать цементной пылью, а у них не было даже марлевых повязок. Постепенно, смешиваясь с влагой в носу, пыль превращалась в бетон. Дышать становилось всё труднее. Время от времени они менялись, поэтому «забетонировались» все трое. По дороге в общежитие они приобрели маленькие ножницы и пинцет, но этого для очистки трёх носов оказалось мало. Догадались использовать рейсфедеры. Было больно и смешно смотреть на то, как они друг друга «лечили». Немного отдохнув и приведя себя в относительный порядок, они изготовили из бинтов и ваты повязки на рот и нос, после чего вернулись на рабочее место заканчивать выгрузку.

На такое самопожертвование я бы добровольно никогда не пошёл. За два курса учёбы я лишь четырежды поучаствовал в разгрузке вагонов, но от цемента бог миловал (да и сам я бы отказался).

Однажды на какой-то базе потребовались грузчики. Оттуда позвонили к нам в общежитие, но бригада «Ух» уже где-то работала. Трубку взял Вершинин, узнал, «что почём» и сколько человек нужно для работы. Иван зашёл в нашу комнату и спросил:

– Кто согласен пойти на выгрузку вагона с продуктами? Там всё в ящиках.

– Я, – сказал Лебедев. Я тоже поднял руку.

– А ты, Вася, пойдёшь? – спросил Юра.

– Хорошо, пойду. Тогда что надевать?

– Комбинезон, шинель сверху.

Мы быстро собрались и прибыли на базу. Кладовщик открыл нам вагон, мы взяли по ящику на плечо и пошли за ним. Нам указали место в подвале, куда нужно было составлять принесённые ящики. Мы сразу определили, какой груз нам предстоит переносить, но внешне никакой реакции в присутствии руководства базы не выказали. А было это вино в бутылках по 0,75 литра.

Как только кладовщик нас покинул, Иван взял одну бутылку из ящика, который он нёс, распечатал её и поставил за вертикальный бетонный столб в подвале. Сказал нам:

– Можете по глоточку утолять жажду вином.

Мы все периодически подходили к столбу и по чуть-чуть прикладывались к бутылке. Хотя мы и были под хмельком, работали споро, закончили вовремя. Получили обещанную зарплату.

В другой раз потребовалось шесть человек для выгрузки из полувагонов крупногабаритного камня. Когда мы забрались в вагон, показалось страшновато – как мы эти камни будем через борт вагона перекидывать (через открытые люки высыпалось лишь немного мелочи). Но «глаза боятся – руки делают». Тем более что плату пообещали хорошую, больше ста рублей за вагон каждому. Мы дружно принялись за дело. Ребята подобрались сильные, работящие. Как нам показалось, с вагоном управились без проблем. Руководство базы предложило нам разгрузить ещё один вагон на выбор из двух оставшихся. Мы согласились и выбрали вагон, где камней было меньше, но они были крупнее. Со вторым вагоном мы тоже управились, но от добавки в виде третьего вагона отказались – уже порядком утомились, а уставший человек может получить травму.

За работу нам выдали по двести пятьдесят рублей. Мы на радостях и «с устатку» купили две бутылки водки и разной закуски. И, можно сказать, впервые выпили в общежитии.

Потом я ещё дважды ходил на халтурку. Один раз пришлось разгружать уголь. Другой – на продуктовой базе выгружали упакованную в ящики дальневосточную мороженую рыбу.

Глава 96. ШУТНИКИ И ПРОКАЗНИКИ

В этом году почти все из нашей комнаты обзавелись подругами, кроме любящего больше всего поспать Вени Никонова. У Володи Коковина была подруга – молодая женщина, которая раза два побывала у нас в комнате. Вечерами он пропадал у неё до полуночи. А к Васе Воронкину подруга приходила довольно часто, и он с ней уединялся в укромном месте нашего общежития. Возвращался он минут через двадцать, уже один, и садился за стол заниматься высшей математикой. Надо сказать, что он учился ещё и заочно на первом курсе УЭМИИТ [15]. Но он всегда после «отбоя» был в постели, даже в дни вечерних консультаций в институте. Юра Лебедев тоже иногда задерживался до ночи, но свою пассию нам не показывал.

У одного парня с нашего курса была подруга – студентка мединститута. Как-то они подговорили студенток пятого-шестого курсов организовать «вечер встречи» с ребятами нашего курса. Были запланированы танцы. Поехало около двадцати человек (я был в их числе). Встреча проходила в общежитии старших курсов. Девушкам было 22–24 года. Танцы организовали в коридоре, который был длинным, но узким, и танцевать там, мягко говоря, было тесновато. Из девушек меня никто не впечатлил, да я и не собирался с кем-то знакомиться. А вот Васю Рязанского познакомили с девушкой Асей. Но знакомство это было приготовлено заранее. Зная мягкохарактерность Васи, организаторы вечера довольно легко «сосватали Васю за Асю» (в принципе, должно было быть наоборот). И с этого времени стал наш Вася-скромница иногда пропадать до полуночи.

И тут Юра придумал, как охладить его пыл. Он налил в кружку воды, поставил её на карниз (Вася спал у окна), взял Васину подушку и переложил её в середину койки. Длинную толстую нитку привязал одним концом к кружке, а другим к краю подушки. Когда Вася зашёл в комнату, свет был выключен. В темноте он увидел только, что подушка не на месте, и взял её, чтобы переложить куда следует. В результате нитка натянулась, кружка опрокинулась и, падая, облила голову и постель Васи.

Юре Лебедеву подстроили шутку немного попроще. Скрутили с его койки никелированные шарики, служащие украшением, и положили их под простыню, рассеяв в разные стороны. Потом решили, что этого мало, и заднюю спинку кровати вынули из пазов и приставили кое-как. Когда Юра пришёл и стал ложиться спать, койка развалилась. Он терпеливо её собрал и снова лёг, но опять пришлось вставать, так как что-то мешало под простынёй. Он убрал шарики и на этом успокоился. Утром стал прикручивать их на место, а двух не хватило. Поискал на полу – нету. Начал шарить по кровати, а они, родненькие, так под простынёй и лежат. Получается, он на них всё-таки переночевал. Правда, принцессой на горошине его дразнить не стали.

Больше всех от «шутников» пострадал Володя. Он приходил после свидания быстро и шумно, это был его стиль. Перед его возвращением со свидания возле двери составили пирамиду из стульев. Володя быстро идёт по коридору, резко распахивает дверь, делает шаг вперёд и налетает на груду мебели. Слышится грохот падающих стульев, кое-кто из наших ругается, что не дают спать (хотя на самом деле никто и не спал, все были в курсе и с нетерпением ждали этой минуты). Володе ощупью пришлось проделывать себе путь к постели.

Недели через две Володе снова подстроили «серьёзную шутку». На этот раз постарался Веня – он-то всегда приходил в общежитие вовремя. Веня сел на Володину койку и довольно крепкой ниткой пришил одеяло к матрасу. Наверное, и простынь кое-где попадала, в общем, возился он около получаса. Когда Володя пришёл и стал ложиться спать, обнаружил, что не может отделить одеяло от матраса. Тогда он встал на койку, прижал ногами матрас и руками со всей силы начал отрывать одеяло. В комнате послышался треск рвущихся ниток, а также простыни, матраса и одеяла. В конце концов он варварски оторвал одеяло от матраса, не пользуясь ни ножом, ни ножницами.

Утром, когда Володя проснулся, я как обычно пожелал ему доброго утра, но он промолчал и лишь зло посмотрел на меня. Было понятно, что он сердится, как-никак мы с ним были земляками и в какой-то степени друзьями, хотя до сих пор ни разу вместе не проводили свободное время. Возможно, Володя подозревал меня в авторстве грубых шуток или считал, что я мог помешать этим козням. Одним словом, он на меня обиделся (впрочем, на других тоже). Он вообще перестал разговаривать со мной, я волей-неволей отвечал тем же. Получилась у нас с ним «ссора в молчанку». Со временем меня стало раздражать его молчаливое присутствие, наверное, так же и его – моё.