Мёртвая зыбь

Чтоб урожай убрать с полей,

Без жезла маршальского в ранце

На трон сажала королей.

А за добытую свободу,

За банд разбойничьих разгром

Врагам и знати злой в угоду

“Награждена” была… костром…

Понадобились сотни лет,

Чтобы её прославил свет.

Но какую роль должны сыграть его героиня со спутниками в повторной земной истории на неведомой планете, придя туда с идеалами более развитого общества? Не уподобятся ли они неким донкихотам, готовым на любые жертвы, отважным, но бессильным что-либо там изменить?

“Так пусть они действуют сами в поставленных автором условиях, — решил Званцев. — Они вернутся на Землю через тысячу лет. И могли бы, если б знали о том, предупреждать людей сегодня? Но автор-то обязан это сделать!”

Глава девятая. Возвращение в грядущее

Где ты, Земля моя родная?

Леса, поля, долины, реки?

Ужель в пустыне здесь одна я

В отчаяньи сжимаю веки? Весна Закатова

Званцеву обязательно нужно было увидеть, какой станет, после всего что с ней может случится, наша планета через тысячелетие.

Он не уставал предупреждать читателей в своих публикациях в газетах, книгах, журналах, по радио и телевидению о грозящей Земле экологической катастрофе, вызванной техногенной цивилизацией. Части суши скроются под водой, другие станут пустыней.

Ему привелось видеть искусственно затопленные в водохранилищах, отнюдь не сказочные, “грады Китежи” с торчащими из воды колокольнями. А пустыню он искал на бывших берегах исчезающего Аральского моря.

Вместе с ташкентским соратником его покойного друга профессора Протодьяконова в машине, миновав хлопковые поля и соседствующие с ними знойные пески пустыни, они подъезжали к местам, где когда-то ощущалась морская прохлада. Сейчас под нещадно палящим солнцем об этом можно было лишь вспомнить при виде лежащей на боку полузанесенной песком рыбачьей шхуны, знававшей когда-то щедрые уловы. Теперь, вместо пенных валов, ее окружали мертвые волны барханов безлюдной пустыни.

— Смотрите, Александр Петрович. Там, как будто, кто-то есть и сигналит нам, — сказал ташкентский ученый, передавая Званцеву бинокль. И добавил: — Это очень странно. Человек на бархане. Один?..

— Действительно, — согласился Званцев, рассматривая тоненькую фигурку на гребне далекого бархана. В знойном мареве казалось, будто она колышется и даже машет руками. — Если это не столб былого причала, то…

— Чего там! Всего мираж, — вставил подошедший шофер, здоровенный усатый казак из поселенцев в Средней Азии.

— …может быть терпящий бедствие путник, взывающий о помощи, — закончил Званцев.

— На деле, до столба энтого куда как дальше, чем кажется. Горючее беречь надо. Мираж, он надует, как в старину купец на базаре. Нешто есть такое у нас право рисковать?

— Опыт и права у меня есть. Надо, и за руль сяду. Может это не погибающий путник в пустыне, а автоинспектор нас требует права проверить.

Шофер рассмеялся:

— Ну, коли автоинспектор, то поехали. Беда с шибко учеными… А дисциплина у казаков — перво дело.

И машина двинулась по песку к едва различимой цели.

— И все-таки это человек. Не зря поехали, — сказал ташкентец. — Непонятно, как он сюда попал? Ни коня, ни верблюда, ни машины поблизости… Невероятно! Как с неба упал.

— Может быть, летчик катапультировался? — предположил Званцев, смотря в бинокль. — Я различаю, он, как будто бы, в комбинезоне, и машет, вроде как, шлемом.

— Видать, самолет тутока где екнулся, — решил шофер.

— Скорее всего, так, — согласился Званцев. — И под барханом что-то темнеет вроде парашюта.

Машина въехала на бархан и остановилась перед тоненькой фигуркой со шлемом в руке, со светлыми волосами до плеч.

— Жанна д’Арк! — воскликнул Званцев, выскакивая на песок.

— Никакая я не Жанна! Я — Надя Крылова, — поправила девушка и, узнав писателя, разочарованно протянула. — Ах, это вы… а я думала, комиссар подъезжает.

— Какой комиссар? Комиссаров здесь давно нет, как и басмачей.

— Из международной ассоциации. Должен зафиксировать сколько я пролетела.

— Откуда прилетела?

— Мы решили для рекорда дальности воспользоваться восходящими потоками воздуха в жаркой пустыне и старт был дан с земли, вернее с песков. Но сколько пролетела и куда попала не знаю. Спидометра на дельтаплане нет, — и она улыбнулась. — Меня теперь ищут. Радиомаяк я включила.

— Небось, найдут. Не то мы куда хошь доставили бы, — заверил подошедший шофер, подкручивая лихие усы.

— Нет, спасибо. Мне отсюда отлучаться нельзя, — и она указала на треугольное крыло под барханом.

— Греческая буква “дельта”, — заметил ученый.

— А как же! Поэнтому и дельтаплан прозывается, — назидательно пояснил казак.

— Вот уж никак не ожидал встретить вас здесь через тысячу лет.

— Почему через тысячу лет? — с удивлением и живым любопытством спросила Надя.

— Потому что вы, вернувшись из звездного рейса, могли бы прочитать стихи поэтессы Весны Закатовой.

— Я их не знаю.

— Их никто не знает. Я их прочту вам:

— Я люблю стихи, — сказала Надя, садясь на песок и пересыпая его с ладони на ладонь, вся превратившись в слух:

ГНЕВ ПОТОМКОВ

сонет

Где ты, Земля моя родная?

Леса, поля, долины, реки?

Ужель в пустыне злой одна я

В отчаяньи сжимаю веки?

Где шелест трав, цветов дыханье,

Полеты птиц, след свежий зверя?

Где в брызгах радужных купанье?

Погибло всё! Бед не измерить!

Кто виноват в земном несчастье?

Злодей ли, прихвостни, толпа ли,

Что ради выгоды сейчасной

Природу грубо растоптали?

Но прозвучат раскаты громко

Суда разгневанных потомков!

— И никакая это не поэтесса, а вы сами написали. Я-то знаю, — уверенно заявила девушка.

— Откуда вы это знаете?

— Догадалась. Весна Закатова “поэтесса не начавшегося века”!

— Однако, женская логика неумолима, — заметил ташкентец.

— Ум дивчачий, что пика казачья, — вставил усач.

— Вот и расскажите нам, “товарищ поэтесс”, почему вы такой ужас придумали? И что за суд потомков? — потребовала Надя.

— Потому что мы сидим на бывшем берегу далеко отступившего моря. Потому что воды Амударьи, пополнявшей море, бездумно тратились на выгодное выращивание хлопка. Но это пустяк по сравнению с преступным сжиганием бесценных топлив в несчетных теплоцентралях и в мириадах автомобилей. Углекислота, выбрасываемая ими, уходит в высшие слои атмосферы и создает там подобие ватного одеяла. Оно пропускает солнечные лучи, а тепловое излучение планеты в Космос задерживает. Парниковый эффект.

— Позвольте возразить вам, Александр Петрович, и вступиться за современную энергетику, — прервал Званцева его ученый спутник. — Насколько я знаю, количество углекислоты при сжигании топлив в технических устройствах составляет доли процента от того, что выбрасывают в атмосферу вулканы, и что поглощается океанами и растительностью.