Дом солдатской славы

К трудностям этого дня присоединился и завтрак. Весь день бурлило в животах, а к вечеру блинчики дали о себе знать…

— Подать сюда повара, — грозно рычал Глущенко, вылезая из укромного уголка, и шутя закатывал рукава гимнастерки…

Подземные работы. Телефонная связь

Прошел еще один день напряженных схваток. Последняя атака противника со стороны Республиканской улицы еще раз убедила нас в необходимости принять срочные меры для усиления этого участка.

Вечером Павлов и Воронов обследовали подвал бензохранилища и доложили, что он очень удобен, с двумя отделениями, выложенными кирпичом. Решили провести к нему подземный ход и поставить в подвале найденный Павловым пулемет.

В эту ночь я отправил очередное боевое донесение командиру стрелковой роты Наумову. В нем сообщал о боях за истекшие сутки, потерях противника и снова просил прислать боеприпасы, а также ужин или продукты.

Когда Иващенко и Бондаренко ушли с донесение мы приступили к подземным работам. Руководил им Рамазанов. Лопату, лом, кирки и топор нашли в доме. Для вывоза земли из тоннеля использовали патронный ящик с двумя концами веревок: за один конец вытаскивали ящик, чтобы освободить его от земли, за другой — волочили уже пустой.

Рыть подземный ход приходилось лежа. Эти неудобства дополнялись твердостью грунта. Поэтому «шахтеры», работавшие под землей, часто менялись.

— Быстрее насыпай, чего возишься? — торопил Свирин Черноголова.

— Вот попробуешь — узнаешь, как тут можно быстро, — доносилось из-под земли. — Тут грунт, как свинец, да и повернуться негде.

— И зачем это придумали? Что он даст нам, этот подвал? Подумаешь, позиция какая важная…

— Сержант говорит, что если тут пулемет поставить, фашисты на улицу и нос не высунут.

— Вон что! Тогда придется повозиться, — согласился Свирин.

Вернулись с КП Иващенко и Бондаренко. Вести принесли малоутешительные: патронов в роте мало, дали только один ящик и полтора десятка гранат. Дело с боеприпасами в нашем гарнизоне осложнялось: на один хороший бой и то, пожалуй, не хватит. Я распорядился патроны расходовать экономно, вести только прицельный огонь.

Не лучше обстояло дело и с ужином. Связные принесли три банки рыбных консервов да по два сухаря и по три куска сахару на каждого бойца. Вторые сутки никто из нас не брал в рот ни глотка воды.

Я вспомнил, что у Воронова оставались три бутылки воды для пулемета, которые он принес с мельницы.

— Дай людям хотя по паре глотков, — сказал я ему.

— Так ведь ее уже нет, — начал оправдываться Воронов. — Две фляжки израсходовали на блинчики, а одну мы отдали тете Дусе, у нее же маленький ребенок.

— А для пулемета осталось что?

— Ничего. Но он полностью заправлен. Да вы, товарищ лейтенант, не беспокойтесь, «максимка» не подведет, за это я ручаюсь. Если что… для него воды найдем, — заверил Воронов.

Положенную порцию сухарей и сахару раздали каждому на руки, а консервы распределили одну банку на пять человек. Воронов, Павлов, Иващенко, Рамазанов и я из того, что нам досталось, выделили немного детям. Многие бойцы тоже поделились с ними своим сахаром.

С этого дня каждый из нас считал своим долгом хоть кусочек сахару или сухарь отдать ребятам. Позже нам как-то стало известно, что у женщины с грудным ребенком нечем заменить промокшие пеленки. Тогда кто-то из бойцов достал из вещмешка новые портянки и отдал их матери маленькой Зины.

К двум часам ночи мы прорыли больше половины подземного хода. Усталые и полуголодные бойцы уснули. Бодрствовали только те, кто дежурил у амбразур. Они чутко прислушивались к каждому звуку в соседних развалинах и на площади.

Фашисты беспрерывно обстреливали дом из пулеметов и автоматов. Под эту трескотню они и решились на ночную вылазку. Зоркий Черноголов обнаружил подползавших гитлеровцев, и гарнизон встретил врага дружным огнем. В перестрелке, продолжавшейся полчаса, был ранен разрывной пулей в ногу Бондаренко. Но он не шел в укрытие и продолжал стрелять из автомата, пока фашисты не убрались восвояси.

Хаит и Сабгайда отвели Бондаренко на КП роты и вернулись с пополнением. К нам в гарнизон прибыл гвардии рядовой Довженко. Мы его тут же определили в пулеметный расчет вместо выбывшего подносчика. Хаит и Сабгайда принесли с собой ящик.

— Патронов достали, — доложили они, и по их плутоватым физиономиям можно было догадаться, что «достали» не совсем честным способом. Но в подробности вдаваться не хотелось. К тому же в ящике оказались не патроны, а гранаты Ф-1.

— А это вот газеты, старший лейтенант Авагимов ветел организовать читку, — протягивая мне сверток, пояснил Сабгайда.

Как ни тяжело было, а к газетам бойцы потянулись сразу, хотелось узнать, что происходит на фронтах.

В сообщении от Советского информбюро говорилось, что наступление противника на всех участках приостановлено, а на улицах Сталинграда идут тяжелые кровопролитные бои.

— Знаете, товарищ сержант, — обращаясь Иващенко, заговорил Свирин. — Трудно нам держаться, может быть, ещё тяжелее будет, а вот когда знаешь, что в стране происходит, оно и на душе поспокойней.

— Ты кажешь правду, Иван Тимофеевич, — отозвался Глущенко. — Газета як чоловик все расскаже, дэ що робится на билом свити.

— Газетой сыт не будешь, а вот если бы ты принес термос с кашей оно бы куда веселей было, — отозвался дремавший Дымба.

— Ты только и думаешь, как бы поесть да поспать, а на остальное тебе наплевать, — сказал Рамазанов.

— Да разве я только о себе беспокоюсь. Обо всех.

— Знаем, как вы с Бахметьевым беспокоитесь о других. Ходите да ноете, скуку на других нагоняете. По-вашему, Сталинград немцам сдать, а самим за Волгу бежать, — с упреком заметил Павлов.

Остаток ночи и день мы снова посвятили подземным работам. Теперь все бойцы понимали, насколько необходима нам новая огневая точка, и работали, не считаясь с усталостью.

Весь день на соседних участках шли ожесточенные бои. Наш дом подвергался систематическому обстрелу из минометов и пулеметов. Угол здания за этот день был разрушен еще больше.

А пока снаружи грохотали разрывы, Рамазанов и Александров возились в подвале возле котла. После долгих усилий им удалось сбить муфту, соединяющую котел с нижней подводящей трубой, и показалась влага.

— Есть вода! — радостно закричал Рамазанов.

В заранее приготовленную посуду потекла темно-коричневая ржавая жидкость. Ею заполнили два больших оцинкованных бака, а остальную воду отдали жителям. Они тоже налили полные ведра, кастрюли и бачки. Воду эту мы потом пропускали через вату и марлю и, когда она становилась желтоватой, употребляли для питья и приготовления пищи.

Не лучше было и с продуктами. Ели в основном пшеницу, которую варили целиком или истолченную. Кроме этого, бойцы осмотрели на всех этажах ящики, корзины, сундуки. Удалось собрать немного фасоли, крупы, соли. Из всех этих запасов и готовилась в большой кастрюле пища для гарнизона.

В те дни никто из нас об отдыхе и не думал. Днем мы сдерживали бешеные порывы вражеских атак, а ночью занимались совершенствованием своих позиций.

Однажды в полночь, когда все были заняты работой, ко мне прибежал Рамазанов и сообщил, что Дымба и Бахметьев, работавшие на подземном ходу, куда-то исчезли.

— Павлов с Вороновым уже их разыскивают, а я пришел вам доложить, — отрапортовал ефрейтор. Направляясь в западный отсек, мы издали услышали, как Воронов пробирает самовольников.

— Продукты, говорят, искали, товарищ лейтенант, а сами спать завалились под лестницей, — доложил пулеметчик.

Этот случай взбудоражил весь гарнизон. В адрес нарушителей посыпались справедливые упреки и возмущение товарищей. Особенно разошелся Глущенко. Мы еще не видели его таким взволнованным, как в этот раз.

Я не мог придумать, какие меры воздействия можно еще применить к этим бойцам в наших условиях и решил просить Наумова забрать их из нашего гарнизона. Пусть нас останется меньше, зато на каждого можно положиться и надеяться.