Пролив в огне

Доклад был подписан командиром отряда капитан-лейтенантом А. А. Жидко и временно исполнявшим обязанности военкома инженер-капитан-лейтенантом М. А. Бессантиным.

В это время в Тамани тоже сложилась своеобразная обстановка. Через пролив постоянно велась интенсивная артиллерийская перестрелка между нашими и вражескими [45] батареями, носившая характер контрбатарейной борьбы. Зенитные батареи 65-го полка КВМБ и 51-й армии дружным огнем встречали группы вражеских бомбардировщиков, периодически совершавших налеты на наши позиции.

У причалов сновали катера и сейнеры, курсировавшие между Камыш-Бурунской косой и Таманью: к керченскому берегу уходили с десантниками 302-й дивизии, возвращались с раненными в бою воинами и вновь отправлялись в бой. У многих судов, возвратившихся с керченского берега, также были «ранения» — расщепленные деревянные борта и палубы зияли пробоинами от снарядов и мин.

Вот, накренясь на правый борт, подошел к причалу небольшой сейнер. Его шкипер, немолодой уже таманский рыбак Николаенко, и комендант, старшина 2-й статьи Петр Нетребко, рассказали мне, когда я подошел к сейнеру, как они под сильным вражеским огнем перевозили бойцов-десантников с большой баржи на берег. Сейчас оттуда доставили раненых: двух членов экипажа и десять красноармейцев. Борт чуть ниже ватерлинии пробит малокалиберным снарядом. Поэтому и отправили этот сейнерок в Тамань. «Снимем раненых, отойдем, где потише, отстрогаем да приладим чоп, забьем в пробоину — и снова в Камыш-Бурун, к своим товарищам», — закончил доклад военный комендант.

Слушая моряков мотобота, я невольно подумал про себя: «Геройские ребята!»

Другой ошвартовавшийся у причала катер «КМ» из таманского дивизиона охраны рейдов под командованием старшины 1-й статьи Белоусова тоже временно вышел из боя у Камыш-Бурунской косы. Старшина доложил, что катер в полной исправности, но из семи человек команды в строю осталось только двое — он и моторист краснофлотец Пихтелев. Поэтому катер приведен в Тамань для срочного доукомплектования. Они также доставили с места боя раненых — пятерых краснофлотцев из своего экипажа и пятерых красноармейцев-десантников.

Старшина катера Белоусов рассказал, что в районе высадки идет жаркий бой, а его «каэмке» пришлось и десантников перевозить с транспортов на берег, и поддерживать пулеметным огнем высаживающихся красноармейцев. «Ничего, товарищ комиссар, справимся, — подытожил Белоусов. — Обязательно отобьем у немцев Камыш-Бурунскую косу! Пускай наши батареи из Тамани «огоньку» прибавят, а там уж — давай наступай веселей на врага, братцы-красноармейцы!» [46]

Ничего не скажешь: боевое настроение у наших воинов-моряков!

В этот день мне удалось побывать и в Комсомольске, на нашей второй десантной «станции», откуда отправлялись и куда прибывали суда, курсирующие между берегами пролива. Картина знакомая: интенсивное движение судов под артиллерийским обстрелом и бомбежкой с воздуха.

Разработанный командованием метод посадки десантников на суда, сопровождение их в пути и огневая поддержка при высадке, расстановка командно-политического состава — комендантов и комиссаров причалов и судов — вся эта организация, хотя и не была безупречной, но в боевой практике в основном себя оправдала.

Движение морского транспорта проходило бесперебойно. Бойцы-десантники первого эшелона 302-й дивизии шли в бой уверенно, в приподнятом настроении. Об этом свидетельствовали беседы с бойцами, об этом же рассказал и заместитель начальника политотдела 302-й горнострелковой дивизии батальонный комиссар И. П. Фастовец, который с несколькими политработниками приготовился идти в очередной рейс на Камыш-Бурун. В прошлом И. П. Фастовец был флотским политработником, хорошо ориентировался в местных, таманских и керченских, условиях, в складывавшейся боевой обстановке. Он принимал участие в подготовке к высадке ударной группы в Камыш-Бурун. В эту группу, сообщил Фастовец, вошла лучшая рота 302-й дивизии.

Днем 26 декабря боевая обстановка у Камыш-Бурунской косы сложилась так, что наибольшие трудности выпали на долю отряда транспортов, составлявшего по плану операции третий бросок десанта. На трех больших морских баржах, ведомых буксирами, находилось около 1500 десантников с вооружением и техникой, включая артиллерию среднего калибра с боеприпасами. Кроме барж, в состав отряда входило 8 больших сейнеров с десантниками на борту.

Первыми подходили к берегу сейнеры из отряда транспортов. Сначала предполагалось, что сейнеры будут обеспечивать баржи с буксирами по своим группам (в отряде было три группы). Но из-за штормившего моря баржи очень отстали от сейнеров. Тогда командир отряда капитан-лейтенант Евстигнеев решил пустить вперед все сейнеры с таким расчетом, чтобы они, высадив своих десантников, все вместе приступили к переброске десантных подразделений с барж на берег. Группу этих сейнеров возглавил комиссар отряда транспортов старший политрук Ф. И. Чернявский. [47] Сам он находился на сейнере «Пушкин», имевшем военную команду и одну 45-миллиметровую пушку.

Противник вел с берега сильный артиллерийский огонь, и это вызвало замешательство на некоторых сейнерах. Одни остановились в нерешительности, а другие начали поворачивать обратно. В этот момент военком Чернявский проявил боевые комиссарские качества. Он приказал торпедному катеру сопровождения вернуть к месту высадки два оторвавшихся от группы сейнера, а его сейнер вырвался вперед и полным ходом пошел к пункту высадки. При этом он вел огонь по пушечно-минометным точкам противника и беспрерывно сигналил прожектором: «Вперед, за мной — на врага! За Родину!».

Сейнеры двинулись за комиссаром и успешно высадили десант. Только одно из восьми судов этого отряда, «Касатка», после высадки десантников было подбито и начало тонуть. Его команду подобрал из воды «Пушкин». Кроме того, сейнер принял с берега на борт 23 раненых бойца.

За проявленные доблесть и мужество Ф. И. Чернявский был награжден орденом Красного Знамени.

В то время, когда комиссар Чернявский пробивал путь к берегу своему отряду, его командир капитан-лейтенант Евстигнеев был занят не менее важным и трудным делом. На торпедном катере он подходил то к одному, то к другому буксиру с баржей, подтягивал и выравнивал строй, кричал в мегафон капитанам буксиров, старшинам-рулевым на баржах, чтобы точнее ложились на курс, держали в кильватер, торопил их... Дело в том, что подчиненный Евстигнееву отряд транспортов запаздывал и подходил к месту высадки днем, разрозненно, растянувшись по проливу. А мелководный Керченский пролив всегда подстерегает моряков наносами и не обозначенными на карте мелями. А тут еще, после облета немецкого разведчика, и авиация начнет бомбить.

Первым из отряда транспортов подошел к месту высадки буксир «СП-25» с плоскодонной баржей-болиндером. Это была первая головная группа отряда транспортов (командир — капитан-лейтенант И. Е. Алещенко, комиссар — техник-интендант 1 ранга К. И. Цимбал). Благодаря малой осадке — около двух метров — баржа была поставлена на якорь не дальше 50 метров от берега. Началась выгрузка людей и боевой техники при помощи сейнеров. Команда, состоявшая из пяти краснофлотцев Керченской базы во главе со старшиной 2-й статьи В. И. Гацем, принимала и [48] отправляла от болиндера сейнеры. Краснофлотцы помогали красноармейцам-десантникам в посадке и погрузке вооружения. С моря их прикрывала катерная артиллерия, и высадка проходила быстро. Но вот нагрянула вражеская авиация. «Хейнкели» с прямого полета, а «юнкерсы» с пикирования начали нападать на высадочный отряд. Одна из авиабомб попала в буксир «СП-25», который вскоре затонул.

На втором заходе гитлеровцы атаковали баржу: авиабомба пробила верхнюю палубу и днище. Болиндер сел на грунт с небольшим креном на борт. От прямого попадания авиабомбы на барже возник пожар. Краснофлотская команда бросилась к ручным помпам и начала раскатывать пожарные шланги. Огонь еще не успел набрать силу, но вокруг был боезапас: снаряды, патроны, 76-миллиметровые полевые орудия с зарядными ящиками.