Беседы

— Из скольких кандидатов выбирался один будущий альфовец?

— О-о-о, это сложный вопрос. Когда численность личного состава подразделения увеличили — первоначально на 71 единицу, а затем и больше, — были перелопачены тысячи личных дел.

— Неужели тысячи?

— Да, я не оговорился, тысячи личных дел. Сначала отбирали по личным делам, а потом из тех, кого отобрали, кое-кто отпал в процессе тестирования. Хорошо, если из пятидесяти человек подходил один.

Первое, о чем спрашивали, — добровольно ли кандидат идет в «Альфу», и тут же объясняли, что служба в этом подразделении сопряжена с повышенным риском не только для здоровья, но и для жизни. Если после этого у человека появилась хоть тень сомнения, приходилось с ним расставаться. Кроме собеседования проводилось тестирование по специальной программе: проверялась физическая подготовка, владение оружием и т. д. И требования предъявлялись достаточно жесткие. Даже если человек это все сдавал, ему приходилось какое-то время ждать окончательного решения о зачислении, которое принимала мандатная комиссия. В нее входили начальник управления, заместитель начальника управления по кадрам, в советское время — секретарь парткома, начальник группы. Мы ежемесячно проводили семинарские занятия с командным составом, с руководителями отделений, где кроме прочего обязательно разбирались проблемы работы с личным составом. Чтобы умело руководить коллективом, надо быть не только администратором, но и психологом.

— А случались ли ошибки при отборе?

— Незначительные, но были, и порой приходилось расставаться с людьми. Иногда человек по всем показателям подходил, его брали, а потом он оказывался недисциплинированным или проявлялись какие-то другие неприемлемые для службы в «Альфе» качества.

— Но чаще выбор бывал удачный.

— Я приведу такой пример. Мы рассматривали кандидата из одного управления, и у него в личном деле был зафиксирован выговор по партийной линии. Спрашиваю: за что? Выясняется, что к его невесте начал приставать один нахал, и он ему врезал как следует. Я сказал: такой человек обязательно нужен в подразделении. Взяли его, и он дослужился до заместителя начальника отделения, прекрасно себя показал.

Сейчас подразделение комплектуется в основном за счет выпускников пяти пограничных училищ. Их изучают с первого курса и до последнего, поддерживают контакты с командирами, чтобы выяснить, как курсант ведет себя. Один из этих ребят окончил училище, получил отпуск на 30 суток и, будучи в отпуске, попал в милицию. Потом пришел ко мне и во всем признался, попросил его все же взять, обещал, что больше такое не повторится. Я подумал, посоветовался с товарищами, и мы его взяли. И этот офицер оправдал оказанное доверие. Надо доверять людям — для них это очень много значит.

— Как Вы думаете, есть ли разница между сегодняшним россиянином и советским человеком? Или на самом деле ничего не изменилось?

— Раньше образцом хорошего человека был труженик. Кадровый рабочий для всех являлся авторитетом, военнослужащих очень уважали. Советский человек был прежде всего патриотом, он любил свою Родину. И если бы какая грянула беда, любой бы встал на ее защиту. В советское время пионерская и комсомольская организации работали с подрастающим поколением. Сегодня молодыми людьми никто не занимается, они в большинстве своем предоставлены сами себе.

— Как же Вам удается набирать ребят в «Альфу»? Или остались еще люди, не испачканные всем этим?

— Конечно, остались — особенно в семьях военнослужащих. Дети военных часто идут по стопам отцов, и в пограничных училищах их немало. Там легче выбирать. Если брать с улицы, то того и гляди попадется наркоман. Сами знаете, их сейчас много. В Москве, может быть, это не так заметно, а вот я недавно был на Урале, так там в подъездах окурки и шприцы…

Да и в армии сейчас никто не занимается патриотическим воспитанием солдат. Офицеры допускают рукоприкладство. Это же ненормально. Я сам, когда проходил срочную службу, был и командиром отделения, и старшиной роты. И никакого намека на это не было, упаси Господь. Я служил в Кремле, теперь это Президентский полк, а тогда он назывался просто «полк специального назначения». И был у меня в отделении один солдат, Борис Рожин, с которым мы немало помучились. Пришлось его даже перевести из элитной части в обычные войска. После окончания службы он встретил меня и сказал: если бы я знал, как там служат, я бы дисциплину не нарушал.

Еще живы многие Герои Советского Союза. В одной только Москве их где-то 600 человек, а по всей стране — еще больше. И такую силу не используют! Этих людей можно было бы приглашать в школы, выступить перед детьми. Они же плохому не научат. Я предлагал приглашать ветеранов хотя бы в военные высшие учебные заведения. Не приживается это почему-то.

Патриотическим воспитанием никто не занимается, поэтому сейчас некоторые стараются от армии «откосить», как они выражаются. Помню, был я на родине, в Пермском крае. Глава администрации пригласил меня на совещание, где, кроме прочих, выступал военком, который сказал: с радостью докладываю, что вчера появился еще один призывник, он третий! Я сижу и думаю: как же так, это очень крупный район — с севера на юг километров 300, и только три призывника?! Почему так происходит? Во-первых, потому что в семьях сейчас недоедают и зарплата у людей такая, что на нее очень сложно прожить. Основной бич — истощение организма у молодых людей. Но даже если парень здоровый, он обязательно найдет причину, чтобы не служить. Это очень обидно.

— Вы начинали работать при Круглове. Потом этот пост занимали Серов, Андропов, Крючков… Расскажите об этих людях.

— Одно время я возглавлял группу личной охраны Юрия Владимировича Андропова. Должен Вам сказать, что это был человек очень простой в общении. Когда я возглавил группу «Альфа», он меня трижды приглашал к себе и беседовал со мной, спрашивал, какие есть проблемы, чем помочь.

Даже наши противники признавали, что когда Комитетом государственной безопасности руководил Юрий Владимирович Андропов, это была самая мощная специальная структура в мире. Ведь нас действительно тогда боялись, а, как говорится, боятся — значит, уважают. Если бы в 1990-2000-е гг. у нас была такая же мощь, как тогда, никто бы не посмел бомбить Белград или оккупировать Ирак.

Был я в Беларуси и попросил товарищей, чтобы нас свозили в Дзержиново, где родился и рос Феликс Эдмундович. Его усадьба в 83 км от Минска восстановлена по решению Совета руководителей органов безопасности стран СНГ. Говорят, самый большой взнос сделала Россия. Молодцы белорусы, хороший музей создали. Директор музея попросила меня оставить запись в книге отзывов, и я написал, что я благодарен белорусским коллегам за то, что они сохранили память об этом человеке, и приписал: «Прости нас, Феликс Эдмундович, что в Москве мы тебя спасти не смогли».

— Вы доверяли Андропову как человеку?

— Безусловно. Это был очень сильный политик, он действительно радел за страну. Некоторые сейчас говорят, что при нем были гонения на диссидентов. А сколько известных диссидентов он спас! Даже академик Сахаров, выступая на Первом съезде Советов, сказал: «У нас в Союзе сейчас осталась одна некоррумпированная структура — Комитет государственной безопасности». Так заявил человек, которому КГБ причинил очень большую боль.

— А может быть, это было ошибкой?

— Не думаю. Ведь не диссиденты развалили Советский Союз…

— А кто развалил?

— Власть развалила, и прежде всего Михаил Сергеевич Горбачев. Он бездействовал, когда эта троица собралась в Беловежской пуще. Ведь на плебисците народ высказался за сохранение Советского Союза. Троица действовала вопреки воле собственного народа. Горбачев должен был дать команду арестовать их и привлечь к ответственности. Он ведь знал о ГКЧП и одобрил план заговорщиков, а потом сразу отмежевался. Есть свидетельства, подтверждающие это. Я помню, как «Альфу» бросили в Вильнюс, и она захватывала телецентр, а потом председатель КГБ Крючков заявляет: я не знаю, как они там оказались, и ему вторит Горбачев.