Омут памяти

Крестьянская Россия была добита окончательно.

Война с интеллигенцией

К концу 20-х годов сложилась система тотального, всеохватывающего контроля за жизнью интеллигенции. Как и при Ленине, подвергаются преследованиям самые известные деятели науки и культуры. Наиболее заметным стало "академическое дело". По нему проходили 115 человек, среди них такие ученые, как Платонов, Тарле, Лихачев, Пресняков, Рождественский, Любавский, Готье и другие. Им предъявили стандартное обвинение в подозрительных связях с представителями эмиграции, иностранными общественными деятелями. Жизнь многих из них оборвалась в лагерях и ссылках.

В архивах КГБ скопилось столько бесценных рукописей выдающихся российских интеллектуалов, что такому "запаснику" мог бы позавидовать любой музей или архив мира. Дорога к вызволению арестованных рукописей оказалась очень непростой. Я помню, как несколько лет назад литераторы попросили меня оказать содействие в розыске и возвращении читателям из архивов Лубянки рукописей репрессированных писателей. Назывались имена Бабеля, Артема Веселого, Пильняка, Кольцова, Чаянова и других. Я обратился в Генеральную прокуратуру. Генпрокурор СССР сообщил, что, согласно имеющимся документам, изъятая при аресте Михаила Кольцова переписка с Ильей Эренбургом и другие материалы были направлены в январе 1965 года в Институт мировой литературы имени Горького для постоянного хранения. Однако что касается личных записей, рукописей, писем Бабеля, Пильняка, Веселого, Чаянова и других литераторов и ученых, то установить их судьбу, утверждал генпрокурор, не представляется возможным.

Как потом выяснилось, у генпрокурора были далеко не полные, мягко говоря, сведения о том, что хранилось в КГБ. Или он тоже лукавил. Потом многие из рукописей этих и других писателей нашлись. Но я думаю, еще не все.

Усилиями 4-го отделения секретно-политического отдела ОГПУ в среде творческой интеллигенции была создана широкая сеть осведомителей, сообщавших в органы буквально о каждом шаге мало-мальски значимого писателя, артиста, музыканта, художника, кинематографиста. Многие осведомители являлись близкими товарищами собратьев по профессии, сами писали романы, ставили спектакли и фильмы, создавали полотна и в то же время регулярно занимались доносительским промыслом. О стихах Мандельштама о Сталине "Мы живем, под собою не чуя страны" или о неопубликованной поэме Клюева "Песнь о Гамаюне" (поэты читали их лишь узкому кругу друзей) чекисты узнали незамедлительно.

В августе 1934 года в дни работы 1 Всесоюзного съезда писателей была распространена листовка, в которой авторы взывали к иностранным гостям. Вот она:

Органы ОГПУ — НКВД добились, чтобы в состав каждой делегации на съезде входили "творческие деятели", секретно сотрудничающие с органами. Во время съезда, используя агентурную сеть, они организовали регулярное (через день) информирование высшего руководства о планах и настроениях в писательской среде. Стенографический отчет этого съезда вскоре был тоже "арестован" и содержался в спецхране почти пять десятилетий.

Так же как и съезд писателей, чекистами "обеспечивались" все более или менее крупные мероприятия художественной и научной элиты. Более того, в отдельных случаях органы ОГПУ — НКВД выступали "инициаторами" антисоветских произведений, то есть провокаторами. Через своих агентов они подзуживали "политически неблагонадежных" написать "что-нибудь этакое", а затем арестовывали авторов. Например, поэту Ганину сотрудник ОГПУ заказал произведение антибольшевистской направленности. Получив его, органы ОГПУ сфабриковали обвинение в том, что автор создал из представителей интеллигенции террористическую организацию "Орден русских фашистов". По этому делу были арестованы и в марте 1925 года расстреляны Ганин, Никитин, братья Чекрыгины, Галанов.

Своеобразным филиалом спецслужб, как это ни прискорбно, стали созданные после известного постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года "О перестройке литературно-художественных организаций" общественные союзы деятелей творческой интеллигенции, в первую очередь Союз писателей. Многие его руководящие работники теснейшим образом сотрудничали с органами ОГПУ — НКВД, получая денежное вознаграждение, а немало было и таких, что работали штатными сотрудниками спецслужб.

Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК, по представлению спецслужб, приняли до ста прямых "запретительно-директивных" постановлений политературе и искусству. В этом позорном перечне — постановления о пьесах Булгакова ("Дни Турбиных", "Зойкина квартира", "Багровый остров", "Бег"), Славина ("Интервенция"), Бедного ("Богатырь"), Сельвинского ("Умка — Белый Медведь"), Леонова ("Метель"), Глебова ("Начистоту"), Катаева ("Домик"); о ликвидации театров 2-го МХАТ и имени Мейерхольда; о запрете и конфискации произведений Пильняка, Сельвинского, Ахматовой, Зощенко; о кинофильмах "Бежин луг" (режиссер Эйзенштейн), "Адмирал Нахимов" (режиссер Пудовкин), "Большая жизнь" (режиссер Луков); о журналах "Октябрь", "Театр", "Звезда" и "Ленинград", "Знамя"; об опере Мурадели "Великая дружба"; о закрытии альманахов на еврейском языке.

В начале 1935 года Московский союз художников организовал обсуждение картины Михайлова на тему убийства Кирова. Единогласно, как докладывал в Политбюро заведующий отделом культуры и пропаганды ЦК Стецкий, правление МОСХ потребовало принятия соответствующих мер. "Считаю, — заключал докладную записку Стецкий, — что ввиду выяснившихся обстоятельств дела Михайлова его необходимо арестовать и провести у него тщательный обыск. Прошу дать соответствующие указания НКВНудел". "За арест" — наложили резолюцию Сталин, Молотов и Ворошилов.

Вскоре последовал новый донос. 13 именитых литераторов обратились в Союз писателей с письмом, которое явило собой один из ярких примеров того, как писатели и поэты пожирали писателей и поэтов. В нем говорилось, что поэт Васильев "совершенно безвозбранно делает все для того, чтобы своим поведением дискредитировать звание советского писателя", "стимулирует рост реакционных и хулигански богемских настроений среди определенного слоя литературной молодежи". Подписанты заключают свое письмо следующей просьбой к властям принять к поэту эффективные меры: "…к искоренению "васильевщины" в нашей литературной жизни, показав тем, что в условиях советской действительности оголтелое хулиганство, определенно антисоветски заостренное, не может ни для кого сходить безнаказанно".

Письмо подписали: Алексей Сурков, Михаил Голодный, Джек Алтаузен, Михаил Светлов, Вера Инбер, Бела Иллеш, Николай Асеев, Семен Кирсанов, Борис Агапов, Александр Жаров, Иосиф Уткин, Владимир Луговской, Александр Безыменский.

По указанию Сталина 24 мая это письмо было опубликовано в "Правде". Органы НКВД отреагировали, как всегда, оперативно. В июне Васильева вместе Ярославом Смеляковым арестовали и осудили к 3 годам заключения в лагерь. В 1937 году Васильев, только что выпущенный на свободу, повторно арестован и в июле расстрелян вместе с группой писателей так называемого "крестьянского направления".