Царственный паяц

«лучинок из берез» (Поэза спичечного коробка).

Изредка, опять-таки нисколько не затемняя смысла, поставлено, напротив того,

одинное число вм. множного. Почти не заслуживают внимания, как встречавшиеся и до

Северянина, «чара» (сколько чары! - Валентина) и «грёза» («Что такое грёза?»,

245

«любимая, вечная грёза» Земля и Солнце). Рискованнее: «ваши песни запетая кознь»

(Вне), «все гнезда в лопочущем хлопоте» (Фантазия восхода) и «щекотать просонок

вод» (Светосон), причем вдобавок в последнем случае ни размер, ни рифма не мешали

сказать «просонки».

Книжнику могут еще не понравиться некоторые особенности в произношении, по

большей части вполне допустимые, или даже проистекающие из игнорируемых

школьной грамматикой свойств живой речи. Таковы случаи необычного обессложенья

звука «и» перед гласными, как «их вздох витьеват» (Эксцессерка) и «фимьямною лило-

вью» (Интермеццо); в том же роде «съединить» (Посвящение и Процвет Амазонии),

уже и прежде допускавшееся вм. установившегося, но сугубо книжного «соединить»

— ср. съёмка; чисто по-русски было бы «с-одн-ить». Произвольным кажется опущенье

«соединительной гласной» в словах «озерзамок» (Поэзоконцерт — несколько раз) и

«зерка- лозеро» (В шалэ березовом), вм. озерозамок и зеркалоозеро. Тут, однако,

неловко лишь самое сложение, на немецкий лад, довольно длинных слов, а укорочка

находит параллель в живом произношении: «наберж- ная» вм. набережная, «проволка»

вм. проволока; для «зеркалозера» есть даже ближайший образец в прикладке

«белозерский» вм. бело- озерский. Насильственнее, отчасти даже крайне неприятны —

иной раз, впрочем, подпущенные для шутки - следующие случаи опущения гласных:

ты издеваешься над мной (Аккорд заключительный), чарует грёза все одна и та ж

(Тринадцатая); люблю клуб дам не потому ль? (Клуб дам); дрожит в руке перо ль

(Сонет: «Мы познакомились»); люб ль, рифма — рубль (Злата)*, я руки перегрыз б

(Фиолетовый транс).

* Сравним с этим иную, на мой слух вполне правильную, рифму: «корабль — раб»

(Соната в шторм) — для нас, северян, нормальный выго-

В том же роде: строй мирозданья скуп и плоек (Все то же) и: лисицы, зайчики без

норк (Поэза детства моего и отрочества, I), в противоположность которым читается: их

мотив был... полон ласок (Неразгаданные звуки). Наконец, отмечу употребление в

некоторых пришлых словах и в образованных с иностранною наставкою, звука э вм. ё,

на месте французского звука б: ленты лье (миль), рифма: «колье» (Колье принцессы.

Увертюра), грёзэрка (Качалка грёзэрки), что должно бы звучать «грезёрка», или лучше

бы: «грёзница», либо, с шуточным оттенком, «грезунья». Впрочем, рифма у Игоря не

очень доказательна для выговора, так как он ее нередко заменяет отдаленными

созвучиями, — «ассонансами», как он говорит: ассонансы, точно сабли рубнули рифму

сгоряча (Эго-фут., Прол.), хотя испанский ассонанс, это - проведенное по целому ряду

стихов «равногласие», напр., дама-рана-слава- услада-зараза.

Еще менее могут затруднить и смутить, при большом разнообразии в этом

отношении русской речи, случаи необычного ударения, как пороша вм. пороша (Сказка

сиреневой кисти, Женская душа, Nocturne: «Месяц гладит камыши» — этот выговор

есть в областной речи); разведи костер у борозд (Идиллия — ср. «в грозе небритых

бород» у Баратынского, «Дядьке-итальянцу»); в рёках («И рыжик, и ландыш, и слива»);

по волнам (Поэза д. м. и отр., I); в этих слёзах (Из Сюлли- Прюдома); с неба синего

льетесь струями (Nocturne; «Струи лунные»). Несколько странна только «холодная

кйрка» (Отравленные уста), т. е. протестантская церковь, вм. киркй — лопаты.

Строгая грамматика осудит, но живое чутье оправдает также следующие случаи

переходности и страдательности, при употреблении глаголов средних: но кто

надтреснул лунный обод? (Октябрь), отстрадан- ные обманы (Тж. - это слово могло бы

войти также в предыдущий пункт, ибо должно бы собственно звучать

«отстраданный»); росой на- каплен мой бокал (Эго-фут., Эпил.); награжденный, хочу

одевить, за- мужница, твои черты (Замужница) *; алые уста, взбурлившие мне кровь

(Злата); графиня ударила веером страусовый опешенного - опе-

246

вор «руп, корап». С другой стороны — вследствие своей книжности — нормально

четырехсложное «дирижабль»: «Солнце, закатное солнце! твой дирижабль оранжев»!

(В пяти верстах по полотну), и допустима также рифма: «рубль — Врубель» (Поэза вне

абонемента).

* Два последних причастия, впрочем, и образованы не совсем правильно: нужно бы

«накапан» и «исстраданный»: «отстраданный» нам только что встретилось. Отмечу

мимоходом еще одну необычную глагольную форму: «пронзовывал» вм. «пронизывал»

(Крымская трагикомедия).

шившего от этой выходки — шевалье (На премьере); Вы весело в дороге проведете

следуемый час (Шантажистка, ср. обычное «следуемые деньги»); о том, что сказано, о

том, что не успето («Один бы лепесток»); крылю восторг, пылаю фимиамы (Ванда, 3);

лишь ты, мечтан- ный мой, мой светозарный (Поэза о трех принцессах); ветка

переехан- ной сирени и бокал, извиненный до дна (У Е. К. Мравиной). Сам я, в

стихотворении «Мертвая наука» (Памятка Смоленская, Смоленск 1911), позволил себе

сказать: где в груде, весь растреснут, лишь камень предлежит очам.

Не затрудняют понимания и некоторые смелые обороты, иной раз насильственные и

неудачные, но не раз краткие и выразительные. Примеры: я бьюсь Мариею Потоцкой

(Бахчисар. фонт.), вм. бьюсь об заклад: поэт мог бы, а пожалуй и должен был сказать

«клянусь»; дрожал я войти в кабинет (Соната - сильно боялся); она на пальчиках

привстала (Маленькая элегия — отчего не на «-ки?»); грозы и туманы, вечера в луне

(Четкая поэза — вм. «при луне»); это только в жасмин, это только в сирень («Это

только в жасмин» — в пору их цветения); в шик опроборенные великосветское олухи

(В блесткой тьме); каретка куртизанки, в коричневую лошадь (Кар. курт.) - с

последними двумя случаями сравним «комната в два окна», «забор в рост человека»;

нечто красочно-резкое, задохнувшее смех (Марионетка проказ — заставившее

задохнуться); проснись любить! смелее в свой каприз! (В березовом коттэдже); как

пошло вам! (Тж.); мне запечалилось (Письмо из усадьбы); пустить корабль до дна

(Агасферу морей — только рифма вызвала такую замену обычных соединений «на

дно» или «ко дну»); отныне оба - мечта и кисть - в немой гармонии (Врубелю - вм. обе!

рифма: на крышку гроба); раз объелся пирогами (Дурак — вм. пирогов), одна из этих

вечных статуй как-то странно мнилась мне добра (Белая улыбка, I); с пьедестала

отошла сестра кариатид (Тж., III); горничная Катя... торопится лужайку напролет (27

Августа 1912 года) *.

Не опасно для смысла также, притом весьма редкое, нарушение обычного порядка

слов: полвека умер он уж, вот (Белая улыбка, I); минуты счастья! я вижу вас ли?

(Звезды); морей безбережных среди (Южная безделка); в небе грянула гроза бы

(Рондель: «От Солнца я веду свой род»); сверкнули глаза два горячих (Поэма между

строк, II).

Однако Игорь, чему мы видели целый ряд примеров, все-таки не раз выражается

так, что я не могу его понять; между тем я полагаю,

* Управление по литературному неправильное, но в народе обычное, представляет

одно заглавие в Ананасах: «По восемь строк» вм. «По восьми».

что, хотя бы наш поэзник иногда писал для немногих, я, как филолог и поэт,

безусловно принадлежу к тем, кому должно быть возможно его уразуметь. Печатаются

же люди несомненно для того, чтобы передать свои мысли и чувства, каковая цель при

непонятности не достигается.

Положительно, Северянин иногда злоупотребляет широкою свободой, узаконенной