Рота, подем!

Гераничев махнул рукой к фуражке, от чего показалось, что он поднимает ладонь к фонарному столбу, и метров через пятьдесят повернулся назад:

– Стефанов, отведи роту. Мне в общежитие надо за портупеей.

Еще метров через двести Стефанов, идущий рядом со мной, сказал:

– Можешь отвести роту в казарму? Мне на склад НЗ надо.

– А сами не дойдут?

– Дойдут, в общем-то.

И Тараман исчез быстрее, чем офицеры.

До казармы дошли единичные. Кто-то вспомнил, что у него задача от ротного, кому-то вдруг понадобилось срочно найти друга в стройбате, кто-то пошел в "чепок". А я и еще пара солдат уселись на лавочке под тенью елей.

– Ну, как тебе "курсы"? – спросил меня рыжий солдат.

– Музей прикольный, "чепок" классный, да и вообще, я такого никогда не видел.

– Тут раньше, мужики рассказывали, еще круче было, – сказал солдат. – Это когда Драгунский был. Он помимо снабжения из округа смог провести снабжение из генштаба, как для иностранных учащихся.

Тут такое было, что пойти на дембель в форме считалось "в падлу".

Шли в пакистанских рубашках, в джинсах, в фирменных кроссовках и с дипломатами.

– Да где же вы это брали? У курсистов воровали?

– Ты чего на голову упал? Все в местном магазине продавалось.

Пошли, покажу.

Мы встали и направились в офицерский городок. Навстречу нам шли офицеры и, отдавая честь, не интересовались, чего это мы сюда забрались. По дороге Прохоров, такой фамилией именовался рыжий солдат, показывал местные достопримечательности.

– Вот это детское кафе. А это баня. А вон за баней – сауна с бассейном. Ее еще Драгунский построил.

– И солдаты ходить могут?

– Нет, солдатам нельзя, а офицеры и прапорщики могут. Но сейчас меньше, почти не ходят, этот Генералов… Драгунский делом занимался, офицеров берег, две новых общаги построил, новые казармы начал строить. Кривда – тот дороги тут строил. Два года все пахали, зато ни одной ямки нет, а этот Генералов… Так о чем я говорил-то?

– вспомнил Прохоров. – О сауне. Там бассейн есть, мне прапорщик рассказывал, что Драгунский любил там сидеть, и все знали, какой угол его, и не занимали. Но в бане, как известно, погон нет. К нему можно было по личному вопросу подойти, помощи попросить. Он все помнил и старался помочь. Хороший, говорят, мужик был. Тут и внук его служил. Фельдшером. Полгода назад дембельнулся. А еще говорят, у него все водители были евреи… хоть он и антисионист. Ты сюда смотри. Вон там, слева – караулка. А направо дорожка – к курсам. Ты

"замок" – значит в карауле помначкара? Ну, тебе туда и маршировать.

Там еще по дороге магазинчик есть, допоздна работает. Можно успеть заскочить…

– С автоматом?

– И чего? Я заскакивал. Ты еще не понял: тут не учебка, тут обеспечение и наряды. Через день наряды.

– Не слабо.

– Во-во. Пришли. Справа парикмахерская и зубодралка.

– Кто?

– Стоматологическая клиника. Там все по последнему слову техники… из-за иностранцев. А вот тут магазин. Заходи.

Магазин был двухэтажный и очень большой. Он стоял как бы в углу огороженной для курсов "Выстрел" территории и выглядел совсем не как армейский. Внутри магазин поразил меня еще больше. Его лавки были заставлены. И не армейскими сапогами одного размера, а очень красивыми товарами советского и импортного производства, которые спекулянты на "галере" Гостиного Двора в Ленинграде продавали втридорога. Несколько видов зубной пасты, мыла, одеколонов украшали мужскую сторону парфюмерии. Отдел часов и украшений буквально ломился от разнообразия товара. Но больше всего мне понравился отдел игрушек. Я такого ассортимента даже в Доме Летней Торговли в

Ленинграде не видел. Глаза разбегались от богатого выбора, но деньги карман не тянули.

– Вот с чем проблема в части, так это с воровством. Ты значки куда положил? – как бы невзначай спросил Прохоров.

– У ротного в сейфе, – спокойно ответил я.

– Ну, молодец. Умно. А я от матери получил пятерку, и ее в ту же ночь украли. Военный билет вынули, из-за обложки вытащили, и военный сверху на хэбэ бросили. Чурок все-таки много…

– А вот здание с зеленой вывеской – не сберкасса?

– Ага. А чего там делать? Говорят, что только офицеры…

– Сейчас проверим, – и я направился к зданию со спасительной надписью.

Проблем не оказалось. Мне открыли счет, на который я положил имевшиеся у меня десять рублей, оставив только мелочь в кармане, и выдали серую книжку сберегательных накоплений. Книжку я спокойно убрал в карман.

– А если украдут? – спросил меня Прохоров, дожидавшийся на улице.

– Ну, значит, дадут другую. Сверяют-то подпись и "ксиву".

Прохоров почесал в затылке и ничего не сказал на это.

– Ты мне расскажи, что и как вы обеспечиваете тут, – поинтересовался я.

– По-разному. Стрельбу из всего, что может стрелять: автоматы, снайперские винтовки, гранатометы, пистолеты, боевые машины пехоты, танки, бэтэры. Тут же масса модификаций есть. Даже такие, какие никто в глаза не видел. Мы в течение года испытывали "калаши" всех видов. У меня был с пластиковым цевьем и прикладом.

– С пластиковым?

– Ага. Их было несколько видов с разной пластмассой. Знаешь, что самое клевое? Его не надо было чистить.

– А стрельбы?

– А для стрельб брали другие. А с этими и в поле на "фишку", и в караул, и еще стреляли просто так. Все виды "калашей" и пять сорок пять, и пулемет того же калибра, и семь шестьдесят две и с прикладом, и без, и укороченный – АКСУ. Если хочешь – в ружпарке посмотри. Ты стрелять умеешь?

– Умею. У меня первый…

– Круто. Ну, тут настреляешься, – заверил меня Прохоров, и мы пошли по параллельной дорожке в сторону казарм. По дороге солдат показал мне третье КПП со стеклянным одноэтажным зданием, санчасть и небольшой лесок, объяснив, что там можно перекурить во время уборки территории.

Территория оказалась немаленькой, но очень ухоженной, несмотря на то, что солдатский сектор занимал куда меньшую площадь, чем офицерский, в отличие от территории учебной дивизии в Коврове.

На подходе к казарме меня остановил старший лейтенант.

– Ты Ханин?

– Так точно, – немного напрягшись, ответил я.

– Я заместитель командира батальона старший лейтенант Дроздов, – и замполит протянул мне руку.

– Ага, – пожал я на удивление крепкую ладонь. – Очень приятно.

– Ты, я слышал, не сержант, а старший сержант?

– Есть такое дело.

– И учился в ВУЗе, а сам из Ленинграда?

– Точно.

– У меня "комсомолец" батальона уходит. Пойдешь ко мне, – взял сразу быка за рога замполит, от чего я опешил.

– Не, товарищ старший лейтенант… Не стоит.

– От такого не отказываются. Освобожденным, как в учебке, не будешь, но…

– Я же "дед", товарищ старший лейтенант…

– Забивать у тебя не получится, не надейся.

– Я не про то. Пока Вы мне объясните, что к чему, куда и как – мне уже домой. Надо брать полугодку. Месяца два-три его обучите, год с лишним он возвращать будет, а со мной… жалко время.

– Ну, ты даешь. Я тебе такое предлагаю… Подумай еще. Я дня три-четыре потерплю.

– Не нужно, товарищ старший лейтенант, не ждите. Помощь нужна будет – обращайтесь, а в "комсомольцы" меня… – вспомнил я свой строгий выговор с занесением, так и не записанный в бланке. – Не стоит.

– Ну-ну. Но ты все же подумай, – посоветовал замполит и стал подниматься в казарму.

Я постоял, подумал, решил, что предложение старлея совсем бессмысленное для меня: это надо и службу тянуть и общественные, совсем не нужные мне, обязанности. Придя к решению, что лучше "в поле" и быстрее домой, чем в казарме до последнего дня, я вошел следом за замполитом в серый корпус казармы.