Иван Саввич Никитин

сознания «неровни».

Знакомство с Плотниковыми пришлось Никитину по душе: глава семейства,

Вячеслав Иванович, господин степенный, обходительный, несколько старомодный, но

не кичли-вьгй; с Иваном Саввичем приветлив и доброжелателен. Хозяйка

дмйтриевской усадьбы, Авдотья Александровна, женщина набожная, хлопотунья по

домашним делам, мастерица по части пирогов и всяческих солений и в то же время

охотница до. стихов (однажды Никитин спрашивал ее: «Нравится ли Вам Некрасов?»).

С ними живет ее брат Павел Александрович, всецело занятый сельским хозяйством и

мыслями о том, как бы подешевле нанять работников и подороже сбыть уродившуюся

рожь. Иногда наезжала в Дмитриевку Варвара Никитична Бегичева, сестра известного

писателя Дмитрия Бегичева, автора романа «Семейство Холмских», Она давно

отказалась от мирской суеты, приняла имя Смарагды и усердно служили игуменьей

женского монастыря. С Плотниковыми она состояла в родстве, ее почитали за

рассудительность и мягкость нрава. «Ваше милое семейство, — пишет Плотниковым

Никитин,-—поистине стоит всего лучшего: оно в целом и

порознь умеет как-то вносить с собою всюду теплый свет ласки, добра и мысли».

О Наталье Плотниковой, любимице семьи, речь особая. Что греха таить, когда

Никитин в первый раз выбрался в Дмитриевку в мае 1856 г., у него перед глазами стоял

наивно-прелестный образ этой девушки. В ее обществе Иван Саввич расцветал, болтая

по-французски, нарочно коверкая произношение, напропалую шутил («находит

планидами», — говорил Иван Саввич).

Прослышав о приезде модного поэта в Дмитриевку, туда приезжали соседи

Плотниковых, дабы поглазеть на Местную знаменитость и себя показать. Никитин

сердился, глядел бирюком и целыми днями не показывался из отведенной ему комнаты,

ворча, что на него съезжаются смотреть, «как на какого-то дикого зверя» Вообще

состояние его духа часто скакало от взрыва почти мальчишеской беспричинной

веселости до отчаянной угрюмости.

В августе у Натальи Вячеславовны был день рождения, и поэт посвятил ей

стихотворение «Как голубь, кротка и нежна...». Всего одна строфа, правду сказать,

довольно-таки банальная. Никитин не ограничился столь скромным опусом и скоро

создал новое послание — «В саду». На этот раз бдительный папаша, дабы не искушать

невинность дочери, предупредил подношение и спрятал сочинение милейшего Ивана

Саввича в ящик письменного стола. Наталья и ее гувернантка случайно прослышали о

том и вечером, когда все уже хорошенько откушали, натанцевались и теперь

прогуливались, любуясь устроенной в саду иллюминацией, .пробрались в кабинет

Вячеслава Ивановича и изъяли «запретный плод», а затем изучали его при свете

фсжарика. Так позже рассказывал о сем романтическом приключении один из

родственников Плотниковых.

Комментируя почти 40 лет спустя этот сентиментальный сюжет, зять Натальи

Вячеславовны В. П. Малыхин свидетельствовал: «То обстоятельство, что Никитин

просил позволения у отца Натальи Вячеславовны посвятить и прочесть ей стихи... дает

право предположить, что его чувство к Наталье Вячеславовне не было чувством

простой вежливости». *

Профессор А. М. Путинцев, посвятивший много своих работ Никитину, восстал

против такой версии. Оговорившись, что первой любовью поэта была Аннушка

Тюрина (очень неубедительная и надуманная история), он создал свою красивую

легенду. Согласно ей, Иван Саввич, хотя и заглядывался на Наталью, тем не менее был

очарован ее подружкой — учительницей Матильдой Ивановной Жю-но. Таинственная

молодая иностранка, живая, смешливая, бойкая, и влюбленный в нее русский поэт —

21

все складывалось в пользу привлекательности такого сюжета. В качестве главного

аргумента приводилось стихотворение Никитина (В альбом М. И. Жюно):

И дик и невесел наш север холодный,

Но ты сохранила вполне ^

Горячее сердце и разум свободный

В суровой чужой стороне...

А. М. Путинцев склонен относить Матильде и ряд дру^ гих стихотворений'Ивана

Саввича. Доказательства ученый строил весьма зыбкие, ошибался в фактах. Он не знал,

к примеру, что загадочная швейцарка вовсе не уезжала из Воронежа на родину,"а

служила позже у родственников Плотниковых и умерла в 1884 г.

Писем М. И. Жюно или каких-либо документов, связанных с ней, не сохранилось. В

жизни поэта она промелькнула светлым холодноватым лучом и больше не возникала,

kte его посланий к Плотниковым не заметно, что он действительно был влюблен в нее:

приветы-поклоны, упоминания об изучении французского языка, разные бытовые

мелочи .'. — и ни одного хотя бы намека на сердечное чувство.

Еще больше запутало эту историю сохранившееся в архиве поэта загадочное

стихотворение «На память И. С. Н.». Это послание в свое время вызвало целое

«следствие» в интимной биографии Никитина, породило десятки гипотез. На наш

взгляд, автором самодеятельной прощальной элегии («В саду, которого мне больше не

видать^..») была Наталья Плотникова. В этом нас убеждает сравнительно-

стилистический анализ стихотворения и писем Никитина к Плотниковым, в которых

фигурирует имя молодой хозяйки Дмитриевки.

Весна 1856 г. оставила чуть приметный отпечаток в лирике Никитина. Это была

пора его лучших надежд — увы, несбыточных.

Поник я в тоске головою, Под песни душа замерла... Затем, что под кровлей чужою

Минутное счастье нашла...

{В альбом Н. В. Плотниковой)

Лирический герой Никитина жадно ищет сердечной радости, но не находит

ответного зова. Он, как всегда,

обращает свой взгляд к природе, великой и недоступной человеку, гибнущему от

общего зла и собственного несовершенства:

Гляжу и любуюсь: простор и краса...

В себя заглянуть только стыдно: Закиданы гр'язью мои небеса,

Звезды ни единой не видно!.. ( («Рассыпались звезды, дрожат и горят...»)

Поэты — современники Никитина, создавая идеал жен-щинь^ поднимались над

обыденным, бытовым, нередко; как Аполлон Майков, уходили в сконструированный

идеальный мир', убегали в далекое прошлое — будь то овеянная мифами мудрая

Греция или дивная Италия. Иван Саввич в любовной теме прикован к прозе бытия, его

фантазия скована собственной трудной судьбой — оттого-то его произведения почти не

знают светлой интимной музыки. «Никитинская лирика любви, — писал Сергей

Городецкий, — это лирика несчастной любви».

Не девичьи «ланиты», не прелесть «очей», не «ножка дивная»,, а верная подруга и

заботливая мать, согласие: в доме — вот о чем его песня:

Первый гром прогремел. Яркий блеск в синеве,

В теплом воздухе песни и лега; Голубые цветки в прошлогодней траве

Показались на свет из-под снега.

Пригреваются стекла лучом золотым;

Вербы почки свои распустили; Й с надворья гнездо над окошком моим

Сизокрылые голуби свили!

(«Первый гром прогремел...»)

22

Тем же семейным настроением согрето стихотворение «Гнездо ласточки», где

контраст «элементарного» счастья «певуньи» с утробным существованием

ненасытного мельника достигает подлинного драматизма.

Много позже поэт-народоволец П. Ф. Якубович, испытавший влияние Никитина, в

своей книге «В мире отверженных» поведает, как начальник тюрьмы прикажет разо-

рить сотни гнезд ласточек, приютившихся под стрехами острога. Нравственно-бытовой

план никитинского стихотворения П. Ф. Якубович возведет в план социальный, поли-

тический, противопоставив человечность и деспотизм.

В начале поэтического пути Никитин подражал Кольцову, стремился исследовать

любовную страсть («Измена» ц др.)> н0 скоро он отказывается от заимствованных об^

разов и интонаций. Вечная тема раскрывается им в гар-' монии природы и душевного