Современный Крез

Юрий Ильич Юрьев

Современный Крез. Дом Ротшильдов и его обитатели

***

Когда речь заходит об очень богатом человеке, о нем обычно говорят: «Богат, как Крез», «Богат, как Ротшильд». Более 2 тысяч лет прошло с тех пор, как умер Крез — царь небольшого государства Лидия в Малой Азии, который прославился в древности несметными сокровищами, награбленными его войсками в греческих торговых городах. Но от богатств Креза осталось ныне одно лишь воспоминание: в 546 году до нашей эры на страну обрушились полчища персидского царя Кира, захватившие столицу Лидии Сарды. Ее былой повелитель печально окончил свои дни в плену.

По-иному сложилась судьба другого богача, чье имя также вошло в поговорки всех стран и народов, — Ротшильда. Вот уже около 200 лет семейство Ротшильдов является одним из самых могущественных оплотов западноевропейского и мирового капитализма. За это время по европейскому континенту не раз прокатывался огненный шквал войн, под сокрушительными ударами революций падали троны королей, рассыпались империи, заново кроились и перекраивались границы государств, а дом Ротшильдов по-прежнему стоял, меняя лишь вывески да перекрашивая потрескавшийся фасад. Более того, он постепенно разрастался, его обитатели становились все более многочисленными, пристройки и флигеля появлялись во все новых и новых странах.

Разумеется, в Западной Европе и, особенно, в Соединенных Штатах есть ныне семьи, значительно более состоятельные, чем Ротшильды. Однако само имя последних успело стать своеобразным символом буржуазного мира, постоянно приспособляющегося к новой обстановке, но сохраняющего неизменным свою эксплуататорскую сущность. Именно поэтому история дома Ротшильдов и его обитателей представляет особый интерес. «История одной семьи — это, в сущности, история целого общества в миниатюре»,— писал автор одной из многочисленных книг о Ротшильдах Жан Бувье.

Под сенью красного щита

...Середина XVIII столетия. Узкие, кривые улочки Франкфурта-на-Майне, одного из крупнейших по тому времени торговых центров на перекрестке дорог Германии и всей Европы. Дома, стиснутые высокими крепостными стенами — укрытием от вражеских набегов,— жмутся один к другому, тянутся ввысь, верхние этажи нависают над нижними, почти соприкасаясь и превращая улицы в темные ущелья.

Прохожие, которые с опаской пробираются по ним, рискуя получить из окна ведро отбросов на голову, пристально вглядываются в деревянные доски, висящие поперек улиц на палках над дверями. В средневековых городах не знали нумерации домов: каждый хозяин вывешивал доску, на которой живописец малевал какую-нибудь символическую фигуру, раскрашенную в яркие цвета,— черного медведя, желтую белку, золотую корону, фиолетового льва, зеленое дерево и т. д. Иной раз в доме побогаче такая эмблема приобретала вид каменной статуэтки, красовавшейся в небольшой нише. Почтовый адрес звучал просто: такому-то, в дом со львом. Нередко случалось, что эти символические изображения становились кличками, прочно прилипавшими к их владельцам и постепенно заменявшими фамилии.

Так произошло и с неким Эльхананом — мелким франкфуртским торговцем, жившим вначале в родительском доме под красной розой, а после женитьбы построившим в 1567 году собственный дом под красным щитом (по-немецки ротес шильд). Хотя потомки Эльханана успели впоследствии перебраться в третий дом — на сей раз под зеленым щитом, прозвище Ротшильд осталось за ними навсегда. В 1744 году в семье Ротшильдов родился основатель Ротшильдовской династии Мейер-Амшель. Отец его умер рано. Мать, оставшаяся с тремя детьми, решила отправить старшего, которому едва минуло 12 лет, на выучку к богатым родственникам — крупным ганноверским купцам Оппенгеймам.

Германия тех времен была одной из самых отсталых стран Европы. Разорванная на десятки самостоятельных королевств, сотни княжеств, графств и рыцарских владений, она была скорее бессильным объектом, чем могущественным действующим лицом в европейской и мировой политике. Цепи феодальных пережитков, сословных ограничений, религиозных пут, таможенных перегородок сковывали, стесняли развитие возникающей капиталистической экономики — промышленности, сельского хозяйства, торговли.

Немецкая буржуазия, политически бесправная и хозяйственно слабая по сравнению с английской или французской, даже не мечтала о революционном ниспровержении феодальных монархий. Большинство ее представителей старались просочиться во все поры и трещины прогнившего здания феодализма, найти себе там теплые местечки и мирно делить с власть имущими плоды грабежа народных масс. В Германии XVIII века процветал не предприниматель-промышленник, а банкир, ссужавший деньги под ростовщические проценты расточительным князьям, обеспечивавший размен чеканенных ими сомнительных монет и получавший за это на откуп налоги, да купец-спекулянт, который умел ловко обходить множество барьеров и рогаток, ввозя в страну чужеземные товары и не брезгуя зачастую при этом услугами контрабандистов. Нередко случалось, что купец оказывался одновременно ростовщиком и менялой, а банкир — торговцем.

Именно такими людьми были ганноверские Оппенгеймы, к которым отправился на выучку молодой Мейер-Амшель Ротшильд. Свою деловую активность он начал в качестве торговца всякого рода антикварными предметами: старинной мебелью, ювелирными изделиями, драгоценностями, монетами и медалями. В почтовом дилижансе, в коляске, в наемной карете странствующий антиквар объезжает мелких, но спесивых государей, которые мечтают во что бы то ни стало затмить пышностью своего двора соседа-сопер-ника. В ожесточенных торгах завязываются прочные связи с аристократической клиентурой и многочисленной армией паразитов, живущих при ней,— управляющих, секретарей, интендантов, поставщиков, чье выгодное положение внушает почтение и зависть скромному приказчику фирмы «Оппенгейм». Он не прочь пойти по такому же пути. И вот в конце 60-х годов XVIII века Ротшильд через посредство страстного коллекционера старинных монет генерала фон Эсторфа впервые сводит знакомство с человеком, которому он будет обязан вскоре своим возвышением,— с наследником престола ландграфа Гессена-Кассельского Вильгельмом.

В 1769 году на длинном подобострастном прошении 26-летнего Ротшильда появляется долгожданное письменное одобрение наследного принца: бывший антиквар превратился отныне в официального торгового агента двора ландграфа, о чем немедленно возвестила горделивая надпись на вывеске его франкфуртской лавки-конторы. Не последнюю роль в этом сыграл доверенный казначей и личный секретарь принца Карл-Фридрих Будерус, который отнюдь не отличался чрезмерной щепетильностью и охотно принимал тайные подношения от благодарных торговцев или банкиров. Теперь можно покинуть Ганновер, предоставить младшим братьям антикварное дело, чтобы целиком отдаться смелым спекулятивным операциям под покровительством благосклонного монарха.

Сиятельный ландграф Гессен-Касселя Вильгельм IX, которым не замедлил стать наследный принц после кончины своего родителя Фридриха II, вошел в историю Германии как одна из самых отталкивающих фигур. Средства, выжатые из задавленных налогами подданных, никак не могли удовлетворить болезненную страсть к золоту, обуревавшую душу этого мелкого властителя, который считался тем не менее одним из богатейших сюзеренов «Священной Римской империи германской нации». Испробовав множество способов легкого обогащения, Вильгельм IX прибег к самому гнусному — торговле людьми, которой давно уже занимались отдельные немецкие князьки. Речь шла о продаже оптом на службу иностранных государств солдат-рекрутов, обязанных проливать свою кровь за интересы новых господ, авансом оплативших сполна их головы.

Главной покупательницей в этой подлой торговле выступала Англия, чьи правители нуждались в наемниках для завоевания новых заморских владений и удержания старых, нередко поднимавшихся с оружием в руках против грабительского господства британской короны. Особенно острой эта потребность стала с 1775 года, когда началась война за независимость североамериканских колоний Англии, ставших впоследствии Соединенными Штатами Америки. Купленные в Германии солдаты плыли через Атлантику, чтобы найти могилу в далекой, чужой стране, а в обмен английское золото потоком лилось в дырявые карманы немецких князьков.