Ямани: Взгляд из-за кулис

ДЖЕФРИ РОБИНСОН

ЯМАНИ

Взгляд из-за кулис

РОМАН

ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО

Пролог

После декабря 1975 г. шейха Ахмеда Заки Ямани постоянно окружают телохранители.

На родине, в Саудовской Аравии, безопасность шейха и его семьи обеспечивают пятнадцать человек, специально выделенные правительством.

Когда Ямани находится за границей, его сопровождают шестеро охранников. Все это англичане, ранее служившие в группе коммандос САС или в полиции. Один из них был личным детективом принца Филиппа.

Если это разрешено местными законами — а так бывает в большинстве стран, — люди, охраняющие Ямани, вооружены. Оружие всегда при них, хотя и спрятано от любопытных глаз. В любом месте в любое время суток они сообщают друг другу по рации, где сейчас находится босс. Они переговариваются непрерывно, повышая голос ровно настолько, чтобы слышал напарник: «Босс направляется к машине… босс проезжает мимо твоего пункта наблюдения… босс поднимается в квартиру». Они первыми распахивают перед Ямани двери, тщательно осматривают комнату — и только затем отходят в сторону, приглашая босса войти. На улицу они тоже выходят первыми, проверяя, очистила ли ее полиция. Они садятся вместе с Ямани в его личный автомобиль — шейх предпочитает водить сам — и следят за каждой машиной, которая едет впереди, обгоняет их или слишком долго держится сзади. Они запирают и отпирают двери, бесшумно проникают с лестничной клетки в коридор и, произведя досмотр посетителей, так же бесшумно, словно доберман-пинчеры, исчезают.

Что и говорить: человек, стоявший рядом с королем Фейсалом, когда тот был застрелен в упор, и побывавший в руках у международного террориста Карлоса, который был готов его прикончить… человек, не раз подвергавшийся угрозе убийства и дважды чудом избежавший смерти, — такой человек имеет все основания постоянно держать при себе шестерых крепких и хорошо тренированных парней.

Охранники утверждают, что жизнь Ямани по-прежнему находится под угрозой.

— Кто же ему угрожает? — спрашиваю я.

— Ну, так сразу не скажешь, — отвечают охранники.

— Кто-то из западной страны или из арабской? Религиозные фанатики или политические террористы?

— Да, что-то в этом роде, — кивают они.

Но если его жизнь и находится под угрозой, то, по-видимому, не в такой степени, как раньше. После декабря 1975 г. Ямани часто признавался, что боится умереть насильственной смертью. Теперь же, уйдя из правительства, он полагает, что такой исход стал менее вероятен.

— Когда-нибудь, — говорит Ямани, — я со всем этим покончу. Я отпущу моих ребят и останусь один. Жизнь в клетке не по мне. Я люблю прогуливаться, бродить по улицам, смотреть на витрины. Мне совсем не нравится все время быть под охраной. Надеюсь, в один прекрасный день я все же стану свободен.

Ну, а пока… пока при каждом стуке в дверь у него холодеет внутри.

Когда ситуация внушает хоть какие-то опасения, охранники не отходят от Ямани ни на шаг. Вы идете за ним, а они идут за вами обоими — от этого, вообще говоря, нетрудно сойти с ума. Если у вас нет специальной привычки, то, оказавшись в обществе человека, которого защищают профессиональные телохранители, вы вскоре ловите себя на том, что всматриваетесь в каждый куст, замечаете каждый автомобиль, проезжающий мимо, и все время ждете, что из-за фонарного столба внезапно выпрыгнет человек с винтовкой. И спрашиваете себя: если начнется стрельба, что тогда делать мне?

Это чувство не назовешь приятным.

И оно, как правило, не исчезает с течением времени. Вы словно находитесь в кресле у зубного врача, который сделал вам укол новокаина. Вам не больно. Но и отвлечься вы уже не можете.

Только после того, как вы усаживаетесь в безопасном месте и начинаете беседу, охранники исчезают, отступая на задний план.

Теперь нужно привыкнуть к тому, что вас постоянно будут перебивать.

Время от времени появляются люди, пришедшие засвидетельствовать свое почтение. Это один из важных саудовских обычаев. Кто-то звонит по телефону, чтобы обсудить дела. Другие звонят просто так — обменяться приветствиями. Многие заходят, чтобы попросить совета.

И течет, течет этот нескончаемый поток гостей, которых шейх приглашает «посидеть-поговорить», угощает кофе и соком, а также финиками и фигами из громадных корзин, стоящих на столиках перед диванами. Или, если посетителю повезет, ему подают маленькие зеленые палочки фисташковой пастилы, которая по консистенции неотличима от миндального марципана, но намного его вкуснее.

Итак, вы сидите, неспешно разговаривая, — и все время, когда ничто не отвлекает Ямани от беседы, он смотрит вам прямо в глаза. Если что-то кажется ему смешным, он искренне смеется. Или, подчеркивая важность сказанного, слегка наклоняется вперед. Но вы не видите ни вежливых ободряющих улыбок, ни утвердительных кивков («да-да, я с вами согласен»), к которым обычно прибегают западные люди, желая показать, что они вас внимательно слушают.

Ямани все это чуждо.

Он сидит спокойно и не сводит с вас глаз и непрерывно перебирает свои четки, заставляя вас гадать, что у него теперь на уме.

Он сидит спокойно и смотрит на вас, как игрок в покер, никогда не дающий заглянуть в свои карты.

Он говорит медленно, выбирая слова, — привычка человека, который знает, что любая его фраза может стать заголовком на первой полосе газеты.

О чем бы ни шел разговор, Ямани находит способ перевести его на собеседника.

И никогда не отводит карт от своей груди. Даже тогда, когда это кажется странным.

Подчас он просто обрывает беседу, чтобы не говорить банальностей.

«Надолго ли вы сюда в этот раз?» — «Трудно сказать». — «Останетесь до вторника?» — «Не исключено». — «Куда отправитесь потом?» — «Зависит от целого ряда обстоятельств — я дам вам об этом знать несколько позже».

Что касается этой недели, то в пятницу он собирается покинуть лыжный курорт и направиться в Женеву, — но точно это выяснится только вечером в четверг. Что касается следующей недели, то во вторник он должен вылететь из Женевы в Америку, но точно это выяснится только днем в понедельник.

«Вы едете в Соединенные Штаты по делу?» — «Да, по делу». — «А в какой город?» — «По-видимому, в разные».

Краткость ответов объясняется, вероятно, тем, что люди, не чувствующие себя в безопасности, никогда не обсуждают своих дорожных планов. А может быть, тем, что способность вести столь пустые разговоры — чисто западная, в особенности американская черта, с которой жителям Ближнего Востока не так легко свыкнуться.

Один из друзей Ямани имел возможность оценить эту уклончивость несколько лет назад, когда гостил у него в Саудовской Аравии с семьей. Очень часто среди ночи звонил телефон. Ямани подходил к аппарату, приглушенным голосом отвечал звонившему и через несколько минут клал трубку. Иногда разговор длился около получаса. Иногда — несколько часов. И так повторялось каждую ночь. Заинтригованный друг поинтересовался, что значат эти звонки. Ямани ответил: «Ничего особенного. Так, обычные дела». Неделю спустя, после двух привычных уже звонков, в три и в четыре часа ночи, друг вновь попытался узнать истину, но в этот раз избрал окольный путь: «Что за сумасшедший звонит вам по ночам?» Ямани решил более не лукавить: «Это король — он вправе позвонить мне в любую минуту, когда считает нужным».

Впрочем, когда Ямани хочет, то говорит с полной откровенностью и чистосердечием.

Мы сидели на среднем из трех широких диванов, окружавших большой кофейный стол в одном из концов семидесятипятифутовой гостиной, которая была главной комнатой роскошнейшего номера женевской гостиницы «Интерконтиненталь».

С последнего, восемнадцатого этажа этой гостиницы открывается великолепный вид на лежащее вдали озеро. Уже много лет здесь размещается женевский офис Ямани. Правда, он купил и пятнадцатикомнатный особняк в нескольких милях отсюда, на берегу озера, — с нарядными подстриженными газонами, антикварной французской мебелью, старинными персидскими коврами, закрытым и открытым плавательными бассейнами, а также особой комнатой, где он предается размышлениям и совершает мусульманскую молитву. Но в годы его деятельности в ОПЕК [1] резиденцией Ямани постоянно оставался номер «Интерконтиненталя»; он и сейчас чувствует себя здесь хорошо и уютно, хотя те времена ушли в прошлое.