Тысяча и одна ночь

И затем он позвал своего казначея и сказал ему: «Дай этому купцу триста двадцать тысяч динаров, – пусть ему будет сто двадцать тысяч динаров прибыли». А потом султан Шарр-Кан призвал четырех судей и вручил купцу деньги в их присутствии, а судьям он сказал: «Беру вас в свидетели, что я освободил эту невольницу и желаю взять её в жены». И судьи составили свидетельство об её освобождении, а потом они написали её брачную запись, и царь бросал на головы присутствующих золото во множестве, и слуги и евнухи подбирали деньги, которые царь кидал им.

А после этого царь Шарр-Кан велел написать купцу указ, вручив ему сначала деньги, и написал постановление на вечные времена, чтобы ему никогда не платить со своей торговли ни десятины, ни пошлины, и чтобы никто во всем царстве не причинил ему зла. И затем он велел дать ему великолепную одежду…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала ночь, дополняющая до шестидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шарр-Кан приказал написать купцу указ, вручив ему сначала деньги, и написал постановление на вечные времена, чтобы ему не платить со своей торговли десятины и чтобы никто в царстве не причинил ему зла, и велел дать ему великолепную одежду. И все ушли, и у него остались только судьи и купец. И Шарр-Кан сказал судьям: „Я хочу, чтобы вы послушали речи этой девушки, указывающие на её образованность и знания и осведомлённость во всем, о чем говорил этот купец, и проверили истинность его слов“. – „Это не плохо“, – ответили судьи. И царь велел опустить занавес, чтобы закрыть себя и тех, кто был с ним, от девушки и сопровождающих, и все женщины, бывшие с девушкой за занавесом, начали поздравлять её и целовать ей руки и ноги, узнав, что она стала женой царя, а затем они принялись ходить вокруг неё и сняли с неё платье, облегчив её от тяжести одежд, и смотрели на её красоту и прелесть. И жены эмиров и везирей прослышали, что царь ШаррКан купил невольницу, которой нет равной по красоте, знанию и мудрости и искусству считать и что она объяла все пауки, и царь отвесил в уплату за неё триста двадцать тысяч динаров.

И он освободил её и написал свой брачный договор с ней, и призвал четырех судей для испытания девушки, чтобы она им ответила на то, о чем её спросят, вступив с всю в диспут.

И женщины отпросились у своих мужей и пошли во дворец, где была Нузхат-аз-Заман и, войдя к ней, они увидели, что евнухи стоят перед нею. И когда Нузхат-азЗаман увидела жён эмиров, везирей и вельмож, которые входили к ней, она поднялась на ноги и пошла им навстречу, а невольницы встали сзади неё, и она встретила женщин словами: «Добро пожаловать!» – и улыбнулась им в лицо, пленив их сердца, а затем она обещала им великие блага, и рассадила их по местам, словно она воспитывалась вместе с ними. И они удивились, как она умна и образованна при своей прелести и красоте, и говорили одна другой: «Это не невольница! Нет, это царевна, дочь царя!»

И они сидели, возвеличивая её сан, и говорили ей:

«О госпожа, наш город озарён тобою, и ты оказала почёт нашей местности и стране и родине и царству. И это горство – твоё царство, и дворец – твой дворец, и мы все – твои невольницы. Ради Аллаха, не лишай нас твоих милостей и лицезрения твоей красоты!» И девушка поблагодарила их за это.

И при всем том занавеска была опущена, отделяя её и женщин, бывших с нею, от царя Шарр-Кана, четырех судей и купца, которые сидели рядом с царём. И царь Шарр-Кан позвал её и сказал: «О царица, великая в своё гремя, этот купец приписывает тебе знания и образованность и утверждает, что ты сведуща во всех науках, даже и щуке о звёздах. Дай нам услышать что-нибудь из того, о чем ты упоминала этому купцу, и изложи из этого немного глав».

Услышав его слова, девушка сказала: «Слушаю и повинуюсь, о царь! Первая глава – о делах управления и достоинствах царей и о том, что подобает вершителям судеб и какие должно иметь им качества, угодные Аллаху. Знай, о царь, что хорошие свойства права объединены в делах веры и мирской жизни. Никто не достигнет вершин иначе, как через жизнь долгую, ибо она – прекрасный путь к будущей жизни, а обстоятельства дальнего мира украшаются деяниями его обитателей; занятия же людей делятся на четыре разряда: властвование, торговля, земледелие и ремесла.

Властвующему приличествует совершённое умение управлять и безошибочная проницательность, ибо властьстержень благополучия в здешней жизни, она есть путь к жизни будущей. Аллах великий предназначил жизнь для рабов своих, подобно запасам для путника, помогающим достичь цели. И надлежит всякому человеку брать от неё в той мере, чтобы приблизиться к Аллаху, и не следовать к Этом своей душе и своим страстям. И если бы люди брали от благ мира по справедливости, наверное бы прекратились распри; но люди захватывают их насилием, следуя своим страстям, так возникают из увлечений их тяжбы. И нужен им поэтому властитель, чтобы устанавливал он справедливость между ними и устраивал их дела. И если бы царь не удерживал людей друг от друга, сильный наверно одолел бы слабою.

Говорил Ардешир: [122] «Вера и власть – близнецы, вера – сокровище, а власть – страж». Установления веры и умы людей указывают, что людям надлежит назначить власть, которая защищала бы обиженною от обидчика и оказывала бы справедливость слабому против сильного, сдерживая злобу преступных и насильников.

И знай, о царь, что каковы достоинства султана, таково и время.

Сказал посланник Аллаха, – да благословит его Аллах и да приветствует: «Если два сословия среди людей праведны, – и люди будут праведны, а если они не праведны, то неправедны и люди, – это учёные и эмиры».

Сказал некий мудрец: «Царей бывает три рода: царь благочестивый, царь, оберегающий святыни, и царь, предающийся страстям. Что до царя благочестивого, то он понуждает подданных следовать их вере, и ему должно быть благочестивей всех, так как он тог, чьему примеру подражают в делах благочестия. И людям надлежит повиноваться его велениям, согласным с законами; он не должен ставить гневного на то же место, что и довольного, будучи покорён судьбе.

А царь, охраняющий святыни, – тот печётся о делах мирских и о делах веры, заставляет людей следовать закону и блюсти человечность. Он должен соединять в руках меч и перо, ибо кто отступит от начертанного пером, – оступится нога его. И царь выпрямляет искривлённое остриём меча и распространяет справедливость среди всех тварей.

Что же до царя, предающегося страстям, то нет у него веры, кроме удовлетворения своей страсти, и не страшится он гнева своего владыки, давшего ему власть. Исход же царства его – уничтожение, а предел его преступлений – обитель гибели.

Сказали мудрецы: «Царь нуждается во многих людях, а люди нуждаются в одном человеке. Поэтому необходимо ему знать их качества, чтобы мог он привести разногласия их к согласию и объять их своей справедливостью и осыпать их милостями». И знай, о царь, что Ардешир, называемый Джамр Шедид [123] (а он третий из царей персов), покорил все области и разделил их на четыре части. И он сделал себе поэтому четыре перстня – по перстню на каждую часть своего царства. И первый перстень был перстень моря, стражи и охраны, и он написал на нем: «Власть»; второй перстень был перстень подати и сбора денег, и он написал на нем: «Процветание»; третий перстень был перстень продовольствия, и на нем было написано: «Изобилие», а четвёртый перстень был перстень жалоб, и на нем он написал: «Справедливость». И эти обычаи остались и утвердились у персов, пока не появился ислам.

Хосрой написал своему сыну, который был во главе его войска: «Не будь слишком щедр к своему войску, – оно перестанет нуждаться в тебе…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.