Чудесный сад

И Алдакен стал засучивать рукава. Засучить рукава — дело не долгое, но когда оно было окончено, великанов уже и след простыл.

А седобородые старейшины той порой всё ещё сидели насупившись и думали свою думу.

— Ас-салам валейкум, премудрые старцы! — неожиданно услышали они весёлый голос Алдара. — Хоть и неприлично мне, безбородому, входить в такое почтенное собрание, да ведь случается, что по нужде и в сапогах полезешь в воду. Хватит вам думать! Давайте суюнши! Грозных великанов нет больше на нашей земле!

Аксакалы сердито затрясли бородами.

— Что врёшь, пустомеля! Нашёл время для шуток!

Алдар-Косе смеётся:

— Что бы ни сказал бедняк, всё назовут ложью! Не верите ушам — поверьте своим глазам.

Выбрались аксакалы из юрты, а кругом ликование, радость, веселье: с песнями, с музыкой, с играми возвращаются кочевья на горные джайляу. Снова мир наступил в степи.

Ходят кони по долине — хорошо!

Ходят овцы по полыни — хорошо!

Скачут козы по утёсам — хорошо!

Спят коровы по откосам — хорошо!

На кокпек-траве верблюдам хорошо,

И в аулах добрым людям хорошо!

Как Алдар-Косе научил бая возделывать ослов

Для безлошадного, говорят, и осёл — скотина. А у многодетного бедняка Камала не было даже осла. Потому-то он и обрадовался так, будто выдал дочь за султана, когда после долгих просьб богатый родич согласился, наконец, дать ему трёх ослов — отвезти в город дрова на продажу.

— За ослов отвечаешь головой, за милость отработаешь у меня три месяца, — сказал родич.

Нагрузил Камал на ослов саксауловые дрова, весёлый-развесёлый отправился в дорогу.

Долог путь до города. Бредёт за ослами Камал, размышляет:

«Если дадут за дрова приличную цену, куплю овечку. У кого есть хоть одна овца, тот уже не нищий. Подоит жена овечку — накормит айраном ребят. А как объягнится овечка раз, и другой, и третий, появится у нас и жир в похлёбке, и шерсть на кошму, чтобы залатать юрту… Со временем, глядишь, заведу жеребёнка. Справедливы слова: «Не брезгуй жеребёнком, на лето он будет коньком». А конь — это крылья мужчины. Ведь пеший перед конным, что хворый перед здоровым. Сяду в седло — стану человеком. Вот когда заживёт Камал!..»

Так размечтался бедняк, что позабыл обо всём на свете и не заметил впереди небольшое болотце. Ему бы объехать стороной топкое место, а он погнал ослов прямо.

Тут и случилась беда: провалились ослы в трясину — сначала по брюхо, а там и до вьюка. Кинулся Камал их спасать, да чуть было и сам не пропал: чудом выбрался из грязи. В горячке успел ухватить лишь дорожную суму-коржун. А к ослам уже и не подступиться: только три головы на вытянутых шеях покачиваются над болотцем.

Сколько ни метался Камал подле топи, сколько ни звал на помощь — всё понапрасну: ни живой души вокруг…

А уже стало смеркаться. Упал бедняк ничком на землю и простонал:

— Ой-бой, хоть бы смерть моя явилась!

Только сказал — слышит над собой голос:

— Что тебе надобно, человек?

Похолодел Камал: что теперь будет? Приподнял голову, а перед ним всадник на статном коне.

Еле ворочая от страха языком, Камал пролепетал:

— Пожалей, смерть, неразумного Камала, не отбирай жизнь! Помоги мне лучше вытащить из болота ослов.

— Про каких ослов ты говоришь? Ну-ка, расскажи толком, что с тобой стряслось.

Рассказал Камал всё, как было, и снова молит:

— Не губи меня, смерть, отпусти проститься с женой, с детками. Как вернусь домой, родич всё равно за ослов свернёт мне шею.

Расхохотался всадник.

— Ой, Камал, Камал! Да как же ты не узнал меня! Не смерть я, а Алдар-Косе. Вовремя, вижу, я подоспел. Не горюй, приятель. Утро подарит свет, свет озарит дорогу.

Стреножили коня. Улеглись. Заснули.

С зарёй вскакивает на ноги Алдар, а Камал уже давно не спит: подперев щёки, печально глядит на болотце — с головой увязли за ночь ослы, только три пары ушей торчат из трясины.

Алдакен не любит ловить ртом жаворонков.

— Иди в степь, — приказывает он Камалу, — набери в свой коржун побольше заячьего помёта и поскорее возвращайся обратно.

Через короткое время вернулся Камал с полным коржуном.

— Теперь, — говорит Алдар, — садись на моего коня и шажком поезжай домой. Да смотри, не потеряй коржун! Не проедешь и полдороги, как заячий помёт в нём превратится в деньги. Не веришь? Если не сбудутся мои слова, владей моим конём. А если сбудутся, помни: ради такой удачи ты должен справить добрый той.

Ничего не понял Камал из слов Алдакена. Шутит он или говорит правду? Как может помёт превратиться в деньги? Неужели Алдар-Косе колдун? Чего только не мелют о нём, а про такое ещё слуха не было.

В растерянности и тревоге тронулся Камал в путь.

А Алдар примостился у самого болотца, где потонули ослы, и стал ждать. Всякий знает, уж если Алдакен ждёт, значит, чего-нибудь да дождётся.

В самом деле: ещё не высохла роса, как послышался издали звон бубенцов, рёв верблюдов, ржанье, мычанье, блеянье, людской говор и собачий лай, — движется по степи богатое кочевье. Впереди, оглядываясь на свои стада, гарцует на иноходце бай в шёлковом халате.

Наехал на Алдара-Косе.

— Что сидишь среди степи, как дурак?

— Дурак тот, — Алдар в ответ, — кто смотрит, да не видит, а что и видит, о том не смыслит. Вот ты и посуди, бай, кто из нас двоих дурак. А если говорить по-хорошему, то сижу я здесь не зря — сторожу свой посев.

— Что ж ты посеял?

— Погляди на всходы, авось сам догадаешься. — И Алдар указал рукой на болотце.

Бай поглядел, наморщил лоб, протёр глаза.

— Ослиные уши? Почему ослиные уши торчат из грязи?

— Эх, бай! Не про тебя ли сказано: «Лучше не иметь скота, чем не иметь ума». Ослиные уши — это же и есть всходы того, что тут посеяно. Я, дорогой мой, как видишь, возделываю ослов. Вчера только посеял ослиные зёрна, а сегодня вон уже какие вытянулись ростки!..

Бай недоверчиво покосился на Алдара, потом на болотце.

— Сорок лет живу на свете, — сказал он, — знаю, что оседлые люди сеют хлопок и пшеницу, просо и ячмень. Но чтобы можно было возделывать ослов… об этом слышу впервые.

— Не удивляйся, бай, всё знать невозможно. Сказать — «всё знаю», всё равно что сказать — «погибаю». Я, признаться, сам ничего не ведал об ослиных зёрнах, пока не свёл меня аллах с одним добрым человеком. Камалом его звать. Едет на родину из Багдада, везёт с собой оттуда целый коржун чудесных зёрен. С великим трудом и опасностями он их добыл. Встретились мы с Камалом вчера на этом месте, разговорились, и он показал мне свои семена. Странный у них, скажу тебе, вид: точь-в-точь заячьи шарики. Да ведь коня ценят не за масть, а за резвость. Выпросил я у Камала горсточку зёрен и кинул их в грязь. Думал, пустое это дело, а смотри-ка, какие побеги за одну только ночь вымахали! Через неделю будет у меня табун ослов. Захочу — продам, захочу — себе оставлю. Об одном печалюсь: не было у меня денег купить весь коржун. Сто червонцев просил за него Камал. За бесценок отдавал. На сотню червонцев можно было бы нажить тысячу…

«Повезло безбородому, пусть бы его придушила албасты, — думает бай, — да не смог он ухватить своё счастье целиком. Мне бы повстречать Камала!»

И говорит:

— Алдакен, душа моя, захотелось и мне по твоему примеру возделывать ослов. Как бы разжиться ослиными зёрнами? Скажи, в какую сторону поехал Камал? И хорош ли у него конь?

— Конь у Камала не плох, да твой лучше, — отвечал Алдар-Косе. — Скачи прямо, к полудню настигнешь Камала. Передай ему мой салем и скажи, что я жив, здоров и, как обещал, непременно буду у него на тое. Благополучно тебе кочевать, бай!