Привет, картошка!

— Вспомните, как это написано у Толстого. Открывается дверь — и вбегает Наташа Ростова. Другими словами, открывается дверь — и вбегает сама чистота, нежность…

Открылась дверь — и в класс просунулся Юрка. Мальчишки и девчонки встретили его дружным хохотом.

— Извините, Светлана Николаевна, я опоздал.

— Ничего, ты пришел вовремя, — улыбнулась учительница. — Проходи, садись. Только побыстрее.

Юрка кивнул, подбежал, не поднимая головы, к своей парте и обнаружил, что его место занято. Юрка оглянулся на учительницу, потом посмотрел на Нину Берестневу. Девочка отвернулась к окну.

— Ну, что ты там, Петров, мы тебя ждем, — сказала учительница.

Юрка молча шмякнул свой портфель на крышку перед носом худенького мальчишки в очках и отошел в сторону, давая тому возможность вылезти, пересесть на свое место. Очкарик не шевельнулся. Он смотрел прямо перед собой, словно не видел портфеля и его хозяина.

— Вали отсюда, — сказал Юрка.

— Сам уходи, — ответил очкарик.

— Что? Светлана Николаевна! — позвал Юрка учительницу.

— Я не хочу с тобой сидеть — вот что, — быстро сказала Нина и столкнула его портфель. В глазах у нее были слезы. Она их смахнула и опять отвернулась.

— В чем дело? Что такое? — спросила учительница.

— Он занял мое место, — растерянно ответил Юрка.

— Семенов, почему ты действительно там оказался?

— Светлана Николаевна, Берестнева не хочет с ним сидеть. Точнее, не может, — объяснил Семенов.

— Не может? Я ничего не понимаю. Берестнева, что за фокусы?

Берестнева смотрела в окно, вытирала слезы и молчала. Очкарик торопливо ответил вместо нее:

— Это не фокусы, Светлана Николаевна. Юра, то есть Петров, обидел ее. Оскорбил.

— Кто? Я? — изумился Юрка.

— Да, ты! И твоя мерзкая компания! — срывающимся голосом выкрикнула Нина.

— Они, Светлана Николаевна, заставляли Нину прыгать в воду, — объяснил Семенов так, будто отвечал урок. — Петров был с ними. Он — один из них.

— Я заставлял, да?

— Хорошо, Петров, разберемся на перемене. Сядь пока на свободное место.

— Я сяду на свое место. Пусть он уйдет, — ширнул его Юрка.

— Петров, что это такое? Семенов, тогда тебе придется уступить. — Молодая учительница совсем растерялась.

— Светлана Николаевна, не просите, пожалуйста, — поднялся очкарик. — Я дал слово. Я не могу уйти отсюда. Я дал слово. — И сел.

— Лучше уйди! — опять ширнул его в бок Юрка.

Мальчишки и девчонки повскакивали с мест.

— Петров, прекрати безобразие, — возмутилась учительница. — Сядь, где тебе сказали.

— Я сяду здесь или нигде.

— Нигде — это за дверью..

— Пожалуйста, — Юрка открыл портфель, бросил на парту перед Ниной книгу. — Возьми свою книгу.

— Петров, я тебе запрещаю уходить.

Но Юрка уже открыл дверь, и по коридору рассыпался его быстрый бег. Он бежал громко, не таясь. Одна за другой открывались двери классов.

На другое утро Юрка сказал матери:

— Все! Больше я не поеду в английскую школу. Переводи в другую, куда все ходят. Без уклона!

Она выслушала его молча. Захлопнулась за сыном дверь. Портфель остался лежать на стуле. Куда же он пошел? Зинаида Петровна стала суетливо собираться. Работала она сегодня во вторую смену, встала, чтобы приготовить ему завтрак, проводить в школу.

— Господи, да что же это такое?

В парке было тихо. Изредка падали с деревьев листья на землю, покрытую утренней изморозью. За деревьями, сбоку мелькнула какая-то тень.

— Юра, подожди! Я тебя вижу! — закричала Зинаида Петровна.

Она убыстрила шаги. Побежала, плохо ориентируясь, натыкаясь на кусты и деревья. Но догнала она не своего сына, а какого-то мальчишку. Он убегал от нее, волоча сетку с пустыми бутылками. Зинаида Петровна остановилась. Мальчишка тоже остановился. После выходного дня мальчишки, живущие неподалеку от парка, собирали под кустами и деревьями много пустых бутылок. Этот пришел пораньше, чтобы успеть первым. Зинаида Петровна поняла, что зря бежала за ним. А мальчишка понял, что зря убегал. Они посмотрели друг на друга и разошлись.

В дальнем конце парка, на взгорке, за Зеленым театром, возвышалась руина-ротонда. Юрка стоял на площадке второго этажа, прячась за колонной. Отсюда ему все хорошо было видно. Мама шла с портфелем в руке. Юрка посмотрел, и ему стало жалко и ее, и себя, и портфель.

— Мам, ну что ты? — сказал он сверху.

— Юра! Я тебя по всему парку ищу. Слезай. Идем, сынок. Тебе надо в школу. Я тебя прошу. Ну, пожалей ты меня.

— Ну, не могу я, мам, туда идти.

— Не говори так. Ты убиваешь меня.

— Я не убиваю. Я не могу идти в ту школу.

Она стояла внизу, смотрела на него и ничего не понимала.

— Слезай, Юра, пожалуйста. Ты еще успеешь на второй урок. Портфель я собрала. Вот он.

— Не пойду! Я все равно после восьмого класса в ПТУ буду поступать.

— Не болтай глупости. Слезай, тебе говорят.

— Слезу, если переведешь в другую школу.

— Где я тебе другую школу возьму?

— За углом она, эта школа. И на трамвае не надо ездить. Зачем ты меня отдала в английскую? Зачем?

Он спрашивал надрывно, со слезой в голосе. Ему и в самом деле было горько, и он верил в эту минуту, что в английской школе мальчишки и девчонки — все плохие, а в этой, за углом, — хорошие.

— Ну, как хочешь, сынок. Бегать я за тобой больше не буду.

Она бросила на землю портфель и пошла прочь. Юрка присел за колонной и заплакал. Ему было жалко мать, жалко себя. Но не мог он идти в ту школу. Если бы она знала, что он не может, она бы так с ним не разговаривала. Не вытирая слез, он спустился с ротонды на землю, подобрал портфель. Руина-ротонда заканчивалась сферическим куполом. Этот купол был в зияющих дырах, оставшихся от войны. Сквозь дыры свободно влетали и вылетали птицы. Юрка посмотрел на этих птиц, зажмурился, как от боли, закружился на одном месте, держа в руках портфель. Ему хотелось упасть на землю и не вставать.

— Мама, ну не надо так! Зачем ты? — крикнул он ей вслед.

— А как? — остановилась Зинаида Петровна.

— Я не знаю. Я правда не могу. Там девчонка одна, Нинка. Другие же переводятся.

Они молча дошли до дома.

Зинаида Петровна открыла дверь подъезда и тут же отпустила ее. Юрка, привыкший к тому, что мать обычно придерживала дверь, чтобы и он прошел, едва успел отпрянуть назад. На какое-то мгновение мать и сын оказались разделенными громко хлопнувшей дверью.

Химия

На телеграммы Игоря, Юрки и того, третьего, мальчишки отцы не откликнулись. А Хлюпа неожиданно получил от деда посылку с книгами.

— Не было печали, — удивился он.

Все книги были по химии. Ребята расхватывали их, листали с недоумением.

— Ген, зачем тебе книги по химии? Поступать будешь? — спросил Юрка.

— Отойди, — оттолкнул его локтем Хлюпа.

Он выбрасывал из посылочного ящика спрессованные газеты, набитые между стенками, чтобы книги в посылке не болтались. На самом дне лежал сверток.

— Галоши, — сказал Хлюпа, нащупав через бумагу галоши. — Точно, галоши. — Он размотал бумагу, взял одну галошу, другую протянул Мишке. Тот надел ее на руку и стал играть как куклой бибабо. Игрушечный рояль, как обычно, держал под мышкой. Одна ножка у рояля была отломана.

Вторую галошу мальчишки разглядывали по очереди. Когда она попала Юрке, он тоже надел ее на руку.

— Здравствуйте! — закивал галошей Мишка.

— Здравствуйте, здравствуйте! — ответила галоша на руке Юрки.

— Тут какая-то бумажка засунута, — сказал Мишка.

«Здравствуй, дорогой Геночка, телеграмма твоя сначала всех очень удивила. Но потом мы догадались, что галоши тебе понадобились для химических опытов. Колька, Маруськин племяш, вспомнил, что ты в шестом классе, когда жил у нас, занимался в химическом кружке. Посылаем тебе с бабушкой две галоши».