Это же Патти!

– Гаечный ключ! – воскликнула Патти. – Да зачем же…

– Мне известно об этом не больше твоего, – нетерпеливо перебила Эвелина. – Я просто рассказываю, что случилось. Медиум не могла разобрать ее имя и фамилию, но сказала, что имя начинается на С. И меня тут же осенило, что это была моя кузина Сюзан, которая упала в колодец и утонула. Я не думала о ней много лет, но она точно подходила под это описание. Я спросила медиума, не Сюзан ли это, и через некоторое время она сказала, что это Сюзан и что она пришла с предупреждением для меня.

Эвелина выдержала впечатляющую паузу, во время которой ее слушательницы подались вперед в напряженном внимании.

– Предостережение! – выдохнула Флоренс Хиссоп.

– Да. Она велела мне никогда не есть лимонный пирог.

Патти задохнулась от неожиданного смеха. Эвелина бросила на нее строгий взгляд и продолжила:

– Потом медиум снова задрожала и вышла из транса, но уже не могла вспомнить ни слова из сказанного ею! Когда я рассказала ей о гаечном ключе и лимонном пироге, она удивилась не меньше моего. Она сказала, что послания, приходящие из мира духов, часто необъяснимы, но, хотя могут касаться на первый взгляд самых тривиальных вещей, в действительности содержат глубоко скрытую правду. Возможно, когда-нибудь у меня появится враг, который попытается отравить меня лимонным пирогом, так что я ни в коем случае не должна к таким пирогам даже прикасаться.

– И ты с тех пор ни разу не пробовала лимонного пирога? – спросила Патти.

– Никогда, – печально заверила ее Эвелина.

Патти постаралась скрыть веселье и изобразить на своем лице нечто вроде теоретического интереса.

– Ты думаешь, что медиум говорила правду?

– У меня не было причины сомневаться в этом.

– Значит, ты действительно веришь в привидения?

– В духов? – мягко поправила Эвелина. – В жизни случается много странного, что не может быть объяснено никак иначе.

– Что бы ты стала делать, если бы к тебе явился дух? Перепугалась бы?

– Конечно нет! – с достоинством сказала Эвелина. – Я очень любила кузину Сюзан. У меня нет никакой причины бояться ее духа.

Снизу донесся запах кипящей патоки. Патти извинилась и направилась в кухню. Она нашла, что на духовных высотах, где обитала Эвелина, атмосфера слишком разреженная, чтобы там мог дышать обычный человек.

Горячую леденцовую массу уже готовились разливать в миски.

– Эй, Патти! Ты не работала с нами? Сбегай в кладовую и принеси масла, чтобы у нас леденцы к рукам не прилипали, – распорядилась Присцилла.

Патти послушно отправилась вместе с кухаркой в подвал, не думая ни о чем, кроме масла. На полке в кладовой стоял завтрашний десерт – выставленные в ряд пятнадцать лимонных пирогов, аккуратно украшенных сверху белой глазурью. Когда Патти смотрела на них, ее внезапно охватило озорное искушение; ее здравомыслие боролось с ним несколько мгновений, но в конце концов отступило. Пока голова Норы оставалась склоненной над бочонком масла, Патти открыла окно и ловко высунула один из пирогов через железную решетку на наружный оконный карниз. К моменту, когда Нора подняла голову, окно было снова закрыто, а Патти с невинным видом переводила содержание этикетки на бутылке с итальянским оливковым маслом.

Пока три подруги тянули и крутили из еще довольно горячей леденцовой массы витые палочки в уединенном углу кухни, Патти, заливаясь смехом, рассказывала Конни и Присцилле о своем плане. Конни всегда была готова принять участие в любой затеваемой проказе, но на Присциллу иногда требовалось оказать давление. Она начинала – что было крайне неудобно – превращаться в высоконравственную натуру, так что двум ее подругам, которые еще пользовались всеми преимуществами своей аморальности, порой было трудно вовлечь ее в свои проделки.

Наконец Присцилла дала свое неохотное согласие, а Конни с энтузиазмом вызвалась достать разводной гаечный ключ. Будучи капитаном спортивной команды, она могла сделать это лучше, чем Патти. Во время краткого визита в конюшню – под предлогом необходимости проконсультироваться с Мартином насчет разметки теннисных кортов – она выбрала на его верстаке один из гаечных ключей, небрежно накрыла его своим свитером и благополучно унесла, а затем вместе с Патти пронесла добычу тайными окольными путями в Райский Коридорчик. На пути было много разных опасных моментов, за которыми следовало много сдавленных смешков, но наконец гаечный ключ и пирог (несмотря на пострадавшую в пути глазурь, с первого взгляда становилось ясно, что он лимонный) были благополучно спрятаны под кроватью Патти, чтобы сыграть свою роль в предстоящем ночном приключении.

Звонок «отхода ко сну», как всегда, прозвенел в половине десятого, но все остались глухи к нему. Повсюду еще царил беспокойный дух празднества. Младшие девочки из Палаты Младенцев бегали по коридорам и дрались подушками, пока их, сурово отчитав, не отправила в кровати сама директриса. Было почти десять, когда кондитерши вымыли липкие руки и отправились наверх.

Под своей дверью Патти встретила делегацию участников гонок с картофелиной. Ей было объявлено, что она выиграла приз. Собралась заинтересованная толпа, чтобы пронаблюдать, как она откроет шляпную картонку. В картонке оказался жестяной похоронный венок, который все видели в ту зиму в витрине деревенского гробовщика: Малыш купила его дешево, так как он был засижен мухами и следы не оттирались. Венок водрузили на конец блестящей палки и пронесли по коридору под мелодию марша «Тело Джона Брауна» [30], в то время как Мадемуазель тщетно ломала руки и умоляла соблюдать тишину.

– Mes chères enfantes — десять часов. Soyez tranquilles. Патти!.. Mon Dieu!.. Как ты плохо себя ведешь! Маргерит Маккой, вы меня не слышите? Идите в свою комнату, сию ми-ну-ту! Вы не из моего коридора. Дети! Я умоляю. Идите спать… все… tout de suite! [31]

Процессия ликовала и шла дальше, пока мисс Лорд не спустилась из Восточного крыла и не отдала распоряжение не шуметь. Мисс Лорд, когда была разгневана, быстро могла добиться своего. В Райском Коридорчике на время восстановился покой, и мисс Лорд победно вернулась в свой собственный лагерь. Но тут же гам поднялся снова, так как обнаружилось, что кто-то щедро посыпал сахарным песком все постели. Обвинение немедленно пало бы на Патти и Конни, если бы они не собрали такой же песок в больших количествах с собственных простыней. Прошло еще полчаса, прежде чем постели были перестелены и школа наконец успокоилась, чтобы погрузиться в сон.

Когда дежурная учительница совершила последний обход школы и все затихло, Патти откинула одеяло и осторожно ступила на пол. Она была по-прежнему одета – и лишь сменила туфли на мягкие домашние тапочки, больше подходящие для ночных приключений. Присцилла и Конни присоединились к ней. К счастью, высоко в небе была полная луна, так что зажигать свет не пришлось. С помощью двух своих ассистенток Патти превратила простыни со своей кровати в два больших крыла и надежно прикрепила их английскими булавками. На голову ей натянули наволочку, углы которой завязали, превратив в уши. Присилла и Конни на мгновение заколебались с ножницами в руке.

– Скорее прорежьте нос, – шепнула Патти. – Я задыхаюсь!

– Вроде как нехорошо испортить совершенно хорошую наволочку, – сказала Присцилла, чувствуя легкий укор совести.

– Я положу деньги за нее в коробку для пожертвований, – пообещала Патти.

Были вырезаны глаза, нос и улыбающийся рот, а жженой пробкой наведены дьявольски выгнутые брови. Наволочка была крепко завязана у нее на шее, чтобы не соскользнула, уши висели криво и колыхались – она была самым поразительным призраком, какой когда-либо покидал приличную могилу.

Эти приготовления заняли довольно много времени. Когда Патти была готова, часы показывали без десяти двенадцать.

– Я подожду, пока пробьет полночь, – сказала Патти. – Тогда я впорхну в комнату Эвелины, помашу крылами и шепну: «Пойдем!» Гаечный ключ и пирог я оставлю в ногах ее кровати, чтобы она потом знала, что это ей не приснилось.