Подвиг майора<br />(Рассказ об одном герое)

Прошла неделя, и мне сообщили, что карточка найдена. Я сейчас же приехал в министерство. С волнением взял я в руки эту потёртую старую карточку, заполненную уже выцветшими фиолетовыми чернилами, и прочёл: Пётр Михайлович Гаврилов служил в Красной Армии с 1918 года, участвовал в боях против Колчака, Деникина, против белых банд на Кавказе. В 1922 году вступил в ряды Коммунистической партии. После гражданской войны остался военным и долго жил в Краснодаре, командуя там различными воинскими подразделениями. Потом его послали на учёбу в Академию имени Фрунзе в Москву. Окончив её в 1939 году, он был назначен командиром 44-го стрелкового полка, с которым прошёл тяжёлые бои на финской войне, а два года спустя приехал в Брестскую крепость.

В самом конце карточки, уже другими, более свежими зелёными чернилами были приписаны три краткие строчки. Но это были самые важные и дорогие для меня строчки. В первой было написано: «Пленён в районе города Бреста 23 июля 1941 года», то есть действительно на тридцать второй день войны, как говорил мне доктор Воронович. Во второй строке значилось: «Освобождён из плена в мае 1945 года», а в самом низу стояло короткое примечание: «Красногвардейский райвоенкомат города Краснодара».

Итак, майор Гаврилов, к счастью, оказался жив, находился теперь в Краснодаре и состоял там на учёте в Красногвардейском райвоенкомате. Дальнейшие поиски уже не представляли трудностей.

Тотчас же написал я большое письмо майору Гаврилову. Я рассказывал, как мне пришлось искать его, писал, что, по моему мнению, там, в Брестской крепости, он совершил подвиг выдающегося героизма и я верю — недалеко то время, когда народ узнает об этом подвиге и Родина по достоинству оценит мужество и самоотверженность героя. Я сообщал, что в ближайшие дни выеду в Краснодар, чтобы встретиться с ним и записать его воспоминания.

Две недели спустя я приехал в Краснодар. На вокзале меня встречал Гаврилов. С любопытством вглядывался я в этого человека, о котором столько думал и которого так долго искал. Это был худощавый пожилой человек, с несколько измождённым широкоскулым лицом, казавшийся старше своих 55 лет. На нём была старенькая офицерская шинель и ушанка военного образца. Он сразу же повёз меня к себе — в маленький саманный домик на окраине Краснодара. Там нас радушно встретила его жена Мария Григорьевна.

В домике было чисто, аккуратно. Этот домик был построен руками самого Гаврилова и его жены. Гордостью их был большой и заботливо ухоженный виноградник, раскинувшийся около дома. И когда мы сели завтракать, на столе появилось молодое вино собственного изготовления, и, конечно, первый тост был провозглашён за героев Брестской крепости.

А потом мы в течение нескольких дней беседовали с Петром Михайловичем, и я записывал его воспоминания. Он рассказал мне всю историю своей интересной, но нелёгкой и сложной жизни.

Гаврилов происходил из казанских татар. Крестьянином-бедняком из бедной деревушки неподалёку от Казани был его отец. В нищете и темноте прошли детские годы Петра Гаврилова. Тяжёлая, трудная жизнь сызмала воспитывала в нём характер терпеливый, волевой, привыкший к борьбе с несчастиями и тяготами сурового крестьянского быта. Этот твёрдый, сильный характер пригодился ему, когда в 1918 году он пришёл в Красную Армию. Он попал туда тёмным, неграмотным парнем, но зато принёс с собой железное упорство, умение настойчиво преодолевать трудности — качества, так необходимые военному.

Красная Армия дала ему не только военные знания и навыки — она научила его читать и писать, сделала его политически сознательным человеком. Он мужал и рос в боях с колчаковцами и деникинцами, в схватках с белобандитами в горах Северного Кавказа. Всё больше выявлялись волевые свойства его характера, смелость и мужество, его недюжинные организационные способности. И неудивительно, что вскоре после окончания гражданской войны Гаврилов стал коммунистом и красным командиром. Послевоенная служба его проходила на Северном Кавказе.

Гаврилов командовал там небольшими воинскими подразделениями, побывал за это время на нескольких командирских курсах, а потом ему предоставили возможность поступить в Военную академию имени Фрунзе — лучшую кузницу командиров Красной Армии.

Он вышел из академии майором и получил полк, с которым участвовал в боях с белофиннами зимой 1939 года, а потом эта часть была переброшена в Западную Белоруссию, в район Берёзы-Картузской.

Всего за два месяца до начала войны полк Гаврилова перевели в Брестскую крепость.

Гаврилов редко бывал дома — нелёгкая должность командира полка не оставляла ему свободного времени. Дотошный, как говорили, въедливый начальник, настойчиво и придирчиво вникающий во все мелочи жизни и быта своих подчинённых, он не давал спуска ни себе, ни другим.

Особым чутьём военного, к тому же находившегося на самой границе, Гаврилов угадывал приближение грозовых событий.

Услышав первые взрывы на рассвете 22 июня 1941 года, Гаврилов сразу понял, что началась война. Быстро одевшись, он с пистолетом в руке побежал в центральную цитадель, где находился штаб полка и стояло боевое знамя: его надо было спасать в первую очередь. Гаврилову удалось перебежать мост через реку Мухавец. Мост уже обстреливали немецкие диверсанты. Он не помнил, как бежал среди взрывов по двору цитадели к своим казармам, где на втором этаже помещался штаб.

Но когда он добрался сюда, второй этаж был уже полуразрушен и охвачен огнём. Кто-то из солдат, узнав командира полка, доложил ему, что полковое знамя вынес один из штабных работников.

Тогда Гаврилов принялся собирать своих бойцов, чтобы вести их из крепости на рубеж обороны, назначенный полку. Сделать это было нелегко: в предрассветной полумгле по двору под обстрелом метались, бежали в разные стороны полураздетые люди. Кое-как он собрал десятка два или три бойцов и повёл их перебежками к трёхарочным воротам и снова через мост к главному выходу из крепости. Но выход уже был закрыт — у туннеля северных ворот шёл бой. Немцы сомкнули кольцо вокруг крепости.

Здесь, у выхода, Гаврилов встретился со знакомым ему командиром, капитаном Константином Касаткиным. Касаткин командовал отдельным батальоном связи в той же 42-й дивизии. Батальон его стоял в нескольких километрах отсюда, и Касаткин, живший в крепости, приехал к семье на воскресенье. Теперь он был отрезан от своих бойцов.

На валах и перед воротами разрозненные группы наших стрелков вели перестрелку наседающими немецкими автоматчиками. Гаврилов с помощью Касаткина принялся организовывать тут правильную оборону.

Прибежавший боец доложил майору, что по соседству, в казематах восточной земляной «подковы», собралось несколько сот человек из разных полков, и Гаврилов с Касаткиным поспешили туда. Так они попали в Восточный форт.

В здании, которое стояло в центре «подковы», помещался 393-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. В ночь начала войны в казармах дивизиона оставалась только одна батарея, два зенитных орудия которой стояли неподалёку от форта, сразу же за внешним его валом. Командовал батареей какой-то старший лейтенант — он-то и поднял своих бойцов по тревоге. Но уже час спустя этот командир был убит, и зенитчиков возглавил начальник связи дивизиона лейтенант Андрей Домиенко и прибежавший сюда из 125-го полка лейтенант Яков Коломиец. Были вскрыты склады, людей вооружили винтовками, автоматами, гранатами, а на втором этаже казармы установили четырёхствольный зенитный пулемёт, который теперь мог держать под обстрелом вход в центральный двор «подковы».

Всё новые группы бойцов, прорвавшихся из цитадели, приходили в форт, и, когда Гаврилов и Касаткин около полудня появились здесь, в казарме и казематах собралось уже больше трёхсот человек.

Гаврилов, как старший по званию, принял над ними командование и начал формировать роты своего отряда, расставляя их в обороне и в самом Восточном форту и по соседству — на земляных валах крепости.