Легенды и сказы лесной стороны

ми звериными, урочищами нелюдимыми, лесами уг-

рюмыми. И раным-рано прискакала к озеру Яру Тем-

ному. Сошла с коня усталого, ко бережку спустилась,

на колени стала и тихо с озером заговорила:

Волшебник добрый, Темный Яр,

Ты помнишь Настю — это я

К тебе с бедою прибегала!

Верни красу моим рукам,

Чтобы корыстные да злые

Не смели насмехаться там,

Где надо плакать!

Помолчала Настенка, прислушалась, не заговорит

ли опять с ней Темный Яр. Но тихо было над озером.

Только запоздалая ушастая сова бесшумно пролете-

ла над водой и скрылась в камышах, да конь борзой

звенел уздечкой на луговине. Но вот над озером ве-

тер дохнул, волна плеснула.

Ах, кабы руки мои умелые

Да стали, что крыло лебяжье,

Красивыми да белыми,

Проплыла бы я, Темный Яр,

По груди твоей лебедушкой!

С этими словами Настенка в воду вошла и руки

свои сполоснула по локоть. И пропали на руках страш-

ные следы ожогов, стали руки чистыми, пригожими и

белыми, как крыло лебедя. И так ей стало радостно,

что заплескала она руками по воде и нырнула в тем-

ную глубину озера до бела песка. А вынырнула бе-

лой лебедью. И уже не руками, а белыми лебяжьими

крылами била по воде. Закричала, запела лебедушка,

и полилась печаль лебединой песни над Темным Яром

до самого синего неба.

В тот час князь Кирдяпич с дружками к озеру по

следам коня прискакал. Но поздно одумался да спо-

хватился князь! Выскочили на холм, видят, внизу

озеро, темное да молчаливое. По зеленому берегу

бродит конь оседланный, уздечкой звенит, в шелко-

вых поводьях ногами путается, травой-муравой уго-

щается. А среди озера лебедушка белая, лебединую

шею дугой изгибая, себя оглядывает. И в небо кри-

чит.

Запечалилась столица Низовской земли. Пропала

добрая умелица Настенка, краса и гордость города.

Некому стало чудесные полотенца да столешники

вышивать, счастливые рубашки да сарафаны шить.

Понахмурились нижегородские люди на Настенкиных

обидчиков и всех, кто на пиру над невестой насме-

хался, камнями да батогами побили, а самого Кирдя-

пича и совсем с княжения прогнали. Бежал он от на-

рода в землю Вятскую да там и сложил свою беста-

ланную голову.

Долго помнили горожане искусницу Настенку,

княгиню несчастливую. Каждое лето ходили люди в

глухомань заволжскую на поклон к озеру, что у глу-

пого князя умную невесту отняло. И прозвали то

озеро Настиным Яром. Потом это место люди для жи-

тья облюбовали, на холме поселение выросло. И те-

перь там люди живут. Знают, слыхали они сказку

про лебедушку Настасью. Но никто не просит у род-

ного озера чистоты и красоты своим трудовым рукам.

Видно, не хотят менять на лебединые крылья свои

руки-труженицы.

Издавна гадают охот-

ные люди о том, как и откуда взялись на Руси гон-

чие псы, прославленные костромичи, от всех дру-

гих пород отличные и по масти, и по стати, и по го-

лосу. А по мертвой злобе-смелости к зверью дикому

им, костромичам, и на свете равных нет и не было.

Это они испокон веков русским звероловам в охоте

служили, хищных зверей из непролазных чащоб под

стрелу и копье выживали, на конных борзятников вы-

ставляли. И недаром завидовали на старинных рус-

ских гончих знатные иноземные охотники.

В народных сказах и преданиях сквозь выдумку

завсегда правда просвечивает дорогим самоцветом-

камешком. Без нее, без правды, и выдумка-сказка не

живуча. В этой сказке за вымыслом тоже правда

кроется. Правда о том, как умные смелые псы от

злого хана-басурмана на службу к русскому парень-

ку-зверолову перешли. И помогали отроку не только

зверя добывать, но и очищать родную землю от вра-

жьей нечисти.

За ратью Батыевой, что на Русь грозным оболоком

двигалась, бежали псы ордынские, твари злые и свар-

ливые, до русских людей злобные. Привадили их за-

воеватели на славян нападать, бежавших пленников

настигать и терзать. А за кибиткой хана Бурундая,

что особо от Батыя шел на земли суздальские, ехал

ханский ловчий Гуннхан, зверолов и наездник лихой.

Под ним конь крепкий да выносливый, при седле лук

тугой да колчан со стрелами, а у правой ноги копье

боевое жалом в небо поглядывало. И бежали слева его

коня две собаки, как песок пустыни, желтые, словно

волки, высокопередые, с глазами раскосыми, крова-

выми. Тех псов невиданных получил хан Бурундай в

дар от владыки всех гор поднебесных, что сверкали

вершинами на самом краю монгольской земли. Были

они умны, бесстрашны и смекалисты, и не зря одну

собаку звали Халзан, что обозначало Орел, а другую

Гюрза-змея. Они выгоняли под копье Гуннхана свире-

пых барсов и кабанов, заганивали и душили матерых

волков, но, в отличие от других монгольских собак,

никогда не трогали человека. И тщетно ловчий Гунн-

хан в угоду своему хану старался пробудить в них

злобу жестокую к людям, которых ордынцы пришли

покорять.

Словно тайный голос удерживал Халзана и Гюрзу

от нападения на русских людей. И вот теперь на зем-

ле Руси басурманы-воины смеялись над ханскими

собаками:

— Испортились собаки! Любого зверя берут, собак

наших 'душат, а уруса в овчине боятся!

По указке хана ловчий Гуннхан стал собак очень

худо кормить и голодных напускал на русских людей.

Но исхудавшие от голода Халзан и Гюрза отказыва-

лись нападать на людей. Неведомое врожденное бла-

городство не позволяло псам опозорить себя нападе-

нием на человека. А хан Бурундай и его ловчий не по-

нимали поведения собак и настойчиво изнуряли их

голодом.

После одной битвы с русскими задумал хан Бу-

рундай устроить пир для своих знатных воинов. Для

ханского котла дичина понадобилась. И задрожала

под копытами ордынских коней приволжская земля.

Сам Бурундай с оравой охотников за добычей выехал,

скакал по перелескам и крепям, выскакивал на опуш-

ки, топтал озимые поля. Халзан и Гюрза, худые до

ужаса и страшные своей силой и смелостью, по сто-

ронам рыскали, чутьем и смекалкой в звериных сле-

дах разбирались. За ними ловчий Гуннхан с трудом

на коне поспевал. Вот прихватили псы свежий олений

следок, через болота да чащобы зверя с подвываньем

погнали и с глаз и со слуха ушли.

Долго басурманы по лесу метались, к шумам лес-

ным прислушивались, к следам звериным пригляды-

вались. Но по лесам да болотам скакать на коне не

так-то привольно, как по полям да степям. И вернул-

ся хан Бурундай со всей свитой к своим шатрам без

добычи. А ловчий Гуннхан волей-неволей остался, из

конца в конец по лесу метался, прислушивался, при-

нюхивался и после долгой скачки по крепям да до-

лам разыскал собак у крутояра широкой реки. Синей

сталью просвечивала она сквозь вековой сосняк, не-

удержимая и полноводная от осенних дождей. Рус-

ский отрок, склонясь над поваленным оленем, искус-

но работал ножом, свежуя добычу. А поодаль Халзан

и Гюрза лежали, голодными глазами подачки ждали,

от голода и холода вздрагивали. Тут Гуннхан подска-

кал, рысьими глазами нацелился и пролаял визгливо:

— Мои собаки — моя добыча!

И с того визга басурманского осыпался с деревьев

первый снег-пороша, притихли пичужки и зверушки