Легенды и сказы лесной стороны

на берег набежала, играет камешками, плещется и

шепчет, да так-то явственно: «Не мудрено девице уто-

питься, да от греха-позора не отмыться! И обмыла бы,

и полечила недуги твои, жива девчоночка, да сама

не чиста: издалека свои воды качу, грязь и хворобы

людские к басурманскому морю несу. Но беги ты, рез-

вая, до моего братца Керженца, что течет из нелюди-

мых мест, непроходимых болот. Воды его чистые, не-

оскверненные, авось он вылечит!»

Очнулась Настенка от чудных грез, головкой

тряхнула. «Это сама матушка-Волга со мной разгова-

ривала!» И на рыбацкой лодочке-долбленке на левую

лесную сторону Волги переправилась. Шла день да

ночь, а на заре вышла на речку дикую, что из болот

воду брала и нелюдимыми местами текла. Подбежала

к самой воде и молвила:

— Речка быстрая, нелюдимая, полечи, исцели не-

дуги Настенкины, чтобы добрые люди ее не сторони-

лись, не отворачивались!

В ответ зажурчала грустно речка Керженка, лас-

кая струей ножки девушки: «Из ржавых болот свои

воды беру, через леса хмурые к Волге несу, жажду

диких зверей утоляю, корни дерев обмываю, а неду-

гов людских не исцеляю. Беги-ка ты, девица, на вос-

ход солнышка, к сыну моему побочному Яру Ясно-

му. Живет и полнится он родниками подземными, во-

дами глубокими, волшебными. Он и снимет с тебя

хворобу с недугами!»

Послушалась Настенка, косы пышные за спину

закинула, подол в руку ухватила да и побежала на

восход солнышка к озеру Яру Ясному. Бежала да бе-

жала тропами звериными, местами нелюдимыми и

прибежала к дивному озеру. Спит между холмами

среди дубравы, не шелохнется, и все, что вокруг, гля-

дится в него, как в зеркало. Сбежала Настенка ко бе-

режку, озеру с колен поклонилась и погляделась в

воду до дна-песка. Увидела себя такую непригожую и

расплакалась. Потом в озеро по колени зашла и ста-

рые раны на челе сполоснула. Погляделась в воду и

не поверила: пропали, сгладились рубцы на челе.

Другой раз водой в лицо плеснула и глазки промы-

ла. Глянула в воду — засияли глаза синие, как ла-

зурь, здоровые и ясные! Третий раз водой плеснула

и по щекам ладошками похлопала. Погляделась в озе-

ро — пропали дыры, разгладились щечки, стали, как

бывало у Насти-красы. Только руки, сколь ни мыла

их, остались неприглядными. Запечалилась девчоноч-

ка. Но дохнул ветерок, и заплескалось, зашептало

озеро: «Не дано мне, девица, больше трех недугов

исцелять, заживлять. Но беги ты на полдень к брату

моему Яру Темному, он полон водами волшебными,

авось и вылечит!»

Отняла Настя руки от лица белого, чистого, при-

слушалась: «Чай, не ослышалась, не померещилось?»

А волны уже что-то невнятное у берега шепчут, буль-

кают, да и затихли совсем. Поклонилась Настенка

Ясному Яру низехонько да и побежала нежилыми

урочищами, тропами нехожеными к Яру Темному.

Бежала да бежала, в каждое озерцо и калужину

гляделась, лицом любовалась, а на руки и глядеть

не хотела. Вот с холма открылось ей озеро. Мелкой

волной оно играет, рябит, а кругом сосны вековые

обнявшись стоят, шепчутся. Сбежала Настенка на

кромку берега, чтобы волшебной водой руки помыть,

присела на кочку передохнуть, да и задремала от из-

неможения. И слышит: заговорило волнами озеро у

самых ее ног: «А почто тебе, девица, руки белые да

мягкие? Рукам умелым надо радоваться, на то и да-

ны они, чтобы делом себя украшать, доброе слово от

народа заслуживать. А руки белые — хилые да не-

умелые, руки мягкие — не сноровисты, руки неж-

ные — ленивые. А твои-то руки — слава всему го-

роду!»

Вот очнулась от грез девчоночка и молвила: «Вид-

но, правду вещало мне озеро. Не буду менять свои

руки умелые на нежные да белые, поспешу-ка в об-

ратный путь!» Поклонилась, спасибо за науку сказа-

ла Яру Темному и побежала знакомой тропой к род-

ной стороне, добрыми руками людям помогать.

И наторили люди к избе карги Улиты тропу тор-

ную. Княгини да боярыни, и те туда дорогу проведа-

ли. О чем ни попросят Настенку-рукодельницу, все

исполнит быстро да сноровисто. Бабе сарафан сошьет

к празднику — как цветок нарядится, мужику руба-

ху — не износить всвек. А столешники да рушни-

ки — всей семье на любование. Вот дошел слух до

княжича Кирдяпича об искусстве сироты-умелицы, и

поехал он Улитину избу разыскивать. На улице Мос-

товой встретилась ему девица.

— Поведай, раскрасавица, где тут живет карга

Улита с девкой-рукодельницей?

А сам от красы-девчоночки не в силах глаза от-

вести. «Ох, видал я где-то эти глаза синие, косы гус-

тые, стан породистый, чело высокое! Али во сне сни-

лась когда?» А девчоночка спрашивает:

— А как звать-прозывать ту девицу-рукодельни-

цу?

— По имени Настасья, а по прозвищу Дыра в

щеке. — Это князь в ответ. А сам все хмурится, вспом-

нить силится, где видал он эту девицу.

— Видно, забыл ты, князь, как от недужной дур-

нушки на этом месте деньгой отбояривался?

И подала на седло Кирдяпичу ту самую денежку,

что к ее ногам была брошена.

С того дня повадился Кирдяпич бывать в избуш-

ке Улиты-побирушки с заказами к Настенке-руко-

дельнице. Расшила ему Настенка чепрак под седло —

друзей своих удивил. Боевой стяг шелками да золо-

том выткала — ворогов побил, победил. А рубаху-

подкольчужницу не пробивало жало стрелы. Завидо-

вали князю и други и недруги, а молва трубила о том,

ято от девки-красы Насти-умелицы везенье да счастье

князю пошло. «Видно, правдива людская молва, что

от нее мне удача идет!» — подумывал княжич и все

чаще бывал на улице Мостовой, чтобы повидать Нас-

тенку-умелицу.

Неохотно и боязно было Насте-красе с такими ру-

ками в княжий терем княгиней входить, насмешкам

боярынь служить. Но старая Улита ей бодринки при-

давала: «Лицом да станом ты краше любой боярыш-

ни, разумом — не у княгинь занимать, а по рукоде-

лью таких еще не сыскать. Бояр да князей робеть —

век в избе просидеть!» А князь Кирдяпич и вовсе от-

говоров слушать не хотел. Кончилось тем, что суже-

ной Настю назвал и свадебный пир созвал. Собра-

лись, понаехали гости знатные, сели за столы пиро-

вать. Родные Кирдяпича невестино рукоделье на вид-

ных местах по стенам понавешали, искусством моло-

дайки похваляясь. Только не гордилась за столом са-

ма Настя-умелица, несмело на гостей глядела, ручки

свои по привычке поджимая.

Но вот дошло до обычая, когда невесте всех гос-

тей брагой обносить, к каждому с братиной подхо-

дить, подавать и принимать. Тут и увидели гости

знатные, какие у невесты руки непригожие. Завопи-

ли истошно боярыни, глаза закатывая:

— Ой, какие руки-то у нее страшные!

Запокашливали с насмешкой бояре молодые и

старые:

— Кхе-хе-хе! Ладно бы на лицо не смазлива была,

а тут, гляди-ка ты!.. Ну и красотку княжич высва-

тал! С руками неприглядными, шелудивыми! Да кто

из таких поганых рук будет мед-пиво пить!

Замерла Настенка-краса, ручки поджавши, ждет,

не замолвит ли за нее княжич слово твердое. Нет, не

стукнул Кирдяпич кулаком по столу, не глянул гроз-

но на охальников, но склонил свою бесталанную голо-

ву и молча слушал насмешки гостей. Тут Настя бра-

тину перед княжичем поставила, сама в сени выбе-

жала, из сеней на княжий двор, вскочила на боевого

коня и к Волге поскакала. Храбрый конь, в походах

бывалый, смело в Волгу вошел и, прядая ушами, на

другой берег поплыл. Понеслась Настя-краса тропа-