У самой границы

— Что там за совещание? — донесся чей-то голос. По другую сторону причала, раздевшись по пояс, умывался дядя Андрей.

— Мы корову поим,- ответила Айно.

— Сюда идите! Отведете Милку и приходите! — крикнул им старший лейтенант.

— Пошли, Милка, домой! -Айно потащила корову за веревку к огромному сеновалу. Подобрав хворостину, Саша пошел вслед, решив обязательно расспросить Мака-шину о концлагере.

Он накрепко привязал корову к березе морским узлом — двойной восьмеркой — и, проверив узел, вернулся вместе с Айно к озеру. Дядя Андрей ждал их у причала с полотенцем в руках. Поднявшись к большому валуну вместе с ребятами, он два раза крепко ударил каблуком о землю.

— Слышите?

— Гудит…

— То-то, гудит! Тут загудит — в Москве слышно. Пустота в камне, подземная пещера.

Саша прижался к камню ухом и действительно услышал какой-то очень далекий, но отчетливый гул, как будто где-то глубоко под гранитной скалой кузнецы били кувалдами.

— На Волге плотины строят, Жигули взрывают — у нас слышно,- почти серьезно сказал дядя Андрей.

Саша покрепче топнул ногой. Снова послышался неясный гул, и даже можно было ощутить легкую дрожь под ногами.

— И за кордоном слышно? — спросил Саша.

— Главное, здесь вовремя услышать,- заметил дядя Андрей.- Возьми сейчас газеты, пойдем комнату полит-просветработы смотреть.

Они пошли вверх по склону. Айно, вышагивая рядом с Сашей, что-то тоненько напевала.

Под сосной, недалеко от ограды, сидел Алька и с увлечением отковыривал палочкой чешуйки коры. Пустая плетенка стояла рядом.

— Жучок сюда забежал, черненький…- не отрываясь от своего занятия, сообщил Алька.

Айно опустилась рядом с ним и, все так же напевая, быстро набрала шишек в плетенку.

Когда старший лейтенант вышел из дому с пачкой газет, раздался цокот подков на каменистой тропинке. Капитан Рязанов, боком сидя в седле, птицей взлетел вверх по склону и у самого дома осадил Буяна. Перебирая стройными сухими ногами и запрокидывая назад оскаленную, с прижатыми ушами морду, Буян заплясал на месте. Капитан ловко соскочил на землю, дежурный принял приседавшего на задние ноги коня.

— Зайдем, Андрей Григорьевич,- доставая из сумки пакет, сказал Рязанов,- почитаем, что нам прислали.

Старший лейтенант посмотрел на свои газеты, свернул их толстой трубкой, подал Саше.

— Ну вот что, иди тогда в казарму один. Вон она, рядом с вышкой, там есть комната политпросветработы. Положишь газеты, посмотришь фотографии…

Капитан и старший лейтенант вошли на половину начальника заставы, где до обеда так старательно убирала Айно. Саша направился к дому у вышки. Поднявшись по крепким широким ступенькам, он открыл дверь в тамбур. Дальше — еще две двери. На одной надпись: «Общежитие», на второй — «Комната политпросветработы».

Саша открыл эту дверь и зажмурился от яркого света. Солнце светило в окна, под его лучами алел кумач на столах.

Против окон висел портрет Ленина, а на стене справа в черной рамке, обвитой красными лентами,- большая фотография Сашиного отца.

Так вот почему дядя Андрей послал его сюда!

Саша подошел ближе.

Отец смотрел прямо на него светлыми спокойными глазами. У отца действительно была огромная воля. Об этом говорил честный и открытый взгляд, даже как будто с легкой смешинкой. Казалось, отец был уверен: все, что он сделает, будет сделано хорошо, все, что он решит, будет решено совершенно правильно.

Под портретом на красном полотне написано золотом:

Вокруг портрета были размещены заметки, вырезки из газет, воспоминания пограничников.

«…Панкратов интересовался всем: новыми открытиями в науке и технике, занимался живописью и литературой. Особенно любил литературу. Она помогала ему разбираться в людях, понимать чувства и поступки окружающих. Знание людей он считал первым делом командира…»

«…20-го июля мл. сержант Панкратов со своей служебной собакой Азой пробежал по следу 36 километров и задержал двух нарушителей…»

Нет, тридцать шесть километров Саша никак не пробежит, лучше и не пробовать.

Над выписками и заметками Саша прочитал:

«Как львы, дрались советские пограничники, принявшие на себя первый, внезапный удар подлого врага. Бессмертной славой покрыли себя бойцы-чекисты, мужественные сыны Советской Родины. Они дрались врукопашную, и только через мертвые их тела враг мог продвинуться на пядь вперед…»

Открылась дверь, и в комнату, наклонив голову, чтобы не задеть за притолоку, вошел высокий пограничник.

— Старшина Лавров,- коротко представился он Саше, как взрослому, вскинув к фуражке крепкую, загорелую руку.

Саша принял положение «смирно» и тоже хотел отдать честь, но, вспомнив, что на голове у него нет фуражки, смутился и задержал руку, Лавров и бровью не повел, как будто ничего не заметил.

— Здравствуй, Панкратов,- сказал он низким голосом, неторопливо шагнув навстречу и крепко пожимая Сашину руку.- Мне сказали — ты газеты принес,- добавил он, помолчав.- Ну вот, газетами мы и займемся…

Лавров говорил с ним так, как будто Саше было не двенадцать, а по крайней мере двадцать лет и встретились они не впервые, а уж давным-давно знали друг друга. Старшина сразу же понравился Саше своей спокойной уверенностью и какой-то скрытой, сдержанной силой. Военная форма так ловко облегала его фигуру, что Саша невольно выпрямился и украдкой одернул свою рубашку.

— Давай газеты,- сказал Лавров,- свежие номера подошьем…- и Саша стащил с тумбочки целую кипу подшивок.

Старшина разложил на столе толстые пачки «Красной звезды», «Правды», «Ленинского знамени», «Пограничника Карелии», достал шило и стал прокалывать в принесенных газетах дырочки для шнурков. Саша помогал ему разбирать газеты по числам и номерам.

Обычно Саша вел себя, как все мальчишки его возраста. Он мог сказать: «Суп не хочу!», или: «Я пошел гулять». Совсем не так было сейчас. Старшина ни о чем его не спрашивал, ни о чем они не поговорили,- просто сидели и работали, но Саша чувствовал, что Лавров относится к нему, как к равному, будто бы Саша уже взрослый, опытный пограничник.

— Ты меня извини,- положив перед собой «Правду», сказал Лавров,- мне надо кое-что к политинформации записать. Посмотри вот журналы, а потом мы с тобой потолкуем.

Дома в Петрозаводске Саша любил читать четвертую страницу газеты, где всегда можно было узнать в каком кинотеатре какой идет фильм. Но здесь газеты были особенные.

— Я подожду, товарищ старшина,- согласился Саша, заметив, что в «Пограничнике Карелии» на последней странице нарисованы военные корабли.

Старшина стал читать «Правду», время от времени выписывая что-то в тетрадь. Саша подвинул к себе «Пограничника Карелии» и занялся военным кораблем с флажками, вокруг которого улиткой свернулась цепочка квадратиков. Это был морской чайнворд. Тут, конечно, и решать было нечего. Например, «Высший чин в военно-морском флоте», или вот: «Место разгрома турецкого флота адмиралом Нахимовым». Саша в несколько минут решил чайнворд и незаметно глянул на Лаврова. Тот все так же сидел, углубившись в чтение.

Теперь Саша почувствовал себя спокойнее и увереннее, как будто они и в самом деле были знакомы очень давно. Развернув газету, он посмотрел, нет ли чего-нибудь интересного.

Вверху, выше черты, мелкими буквами стояло число их отъезда из Петрозаводска: тринадцатое июля

1951 года. На последней странице слева было написано крупными буквами: «Случай», а в квадратной рамочке: «Рассказы о Дзержинском».

«…- Стой! — крикнул красноармеец тонким голосом.- Стой! Эй, граждане-товарищи, лови шпионку! — И все, кто до сих пор шел спокойно, побежали и закричали каждый свое…»

Вот оно! Наконец-то Саша нашел то, что искал. Каждый знает, что на границе — да и не только на границе — ловят шпионов, а вот как их ловят, этого никто еще в точности не описал.