У самой границы

Анатолий Викторович Чехов

У самой границы

ОСТРОВ ПАНКРАТОВА

Пролог

Взрывом рвануло воздух, запели осколки, в траншею струйками посыпалась земля.

Старшина Панкратов пригнулся, быстро пошел по извилистому ходу. Тянуло дымом, запахом гари. Повязка давила голову, в висках туго, со звоном бился пульс.

За широкой кольцевой просекой горел подожженный финнами лес, горела столовая. Дым застилал озеро, низкие, нависшие над заставой тучи подплывали багровыми отсветами зарева.

Пронесли раненого.

Старшина посторонился, лица не увидел — мелькнул разорванный рукав гимнастерки, закопченная кисть руки с белыми ногтями.

По стоящему за блокгаузом колодцу бил пулемет; цинковое ведро, изрешеченное пулями, подпрыгивало и каталось на плитах, как живое.

Панкратов тронул языком пересохшие губы, глянул на озеро. Километрах в полутора виден был высокий зеленый остров с одинокой елью, против острова — гранитный мыс-наволок с огромной сосной на хребте, вдоль берега — серая полоска дороги.

Пулемет бил с острова.

На мысе сверкнул огонь,- огненными брызгами разлетелся угол столовой.

Старшина повернул к окопам, где был его взвод: редкая цепочка солдат с усталыми лицами, груды гильз, обоймы патронов, на хвое — гранаты.

В пулеметном окопе — парторг заставы Андрей Лузгин, у разбитой радиостанции — его второй номер, Макашин.

Панкратов опустился рядом, взял наушник. Заглушаемый пиликаньем морзянки, чей-то срывающийся голос закричал в самое ухо:

«…Я Заряд один! Я Заряд один! Надо мной «юнкерсы» противника! На меня пикируют «юнкерсы» противника! Чайка, Чайка, кругом на сто восемьдесят! Кругом на сто восемьдесят!..» — поврежденная рация принимала все время одну и ту же волну. Это было все, что связывало заставу с внешним миром.

Снова разрыв. Начисто срубило верхушку столба ветродвигателя, на проводах со скрежетом закачался расщепленный пропеллер.

Запищал зуммер телефона. Панкратов взял трубку.

— Слушаю!.. Старшина Панкратов… Да, перевязали… Есть приготовиться! — Не опуская трубки, крикнул: — Приготовить гранаты!

В соседнем окопе замер, припав к винтовке, длинный, немного нескладный стрелок Зозуля. Лузгин и Макашин — у пулемета. По цепи сухо защелкали затворы.

Шлепнулась запоздалая мина, с визгом брызнули осколки камня. На широкой задымленной просеке между белеющими срезами пней и грудами хвои замелькали неясные силуэты. То пропадая за волнами дыма, то снова появляясь, ближе и ближе подходили освещенные пожаром фигуры — молча шли белофинны в атаку.

Метрах в двадцати затрещали сучья, мелькнуло рыжее, с безумными глазами лицо, сухим треском полоснула автоматная очередь.

— Аля-ля! Аля-ля! Аля-ля! — приближался нестройный нарастающий крик.

Серые куртки финнов полетели на проволоку. Один, двое, четверо прорвавшихся уже лезли на завал. Стреляя на ходу, прыгая через пни и деревья, цепь за цепью подкатывали шюцкоровцы.

— Огонь! — крикнул Панкратов. Поведя автоматом, в упор выпустил полдиска.

Грянул залп. С оглушительным звоном загремел пулемет Лузгина. Андрей бил короткими очередями, выбирая цель, ощущая в плече крупную дрожь приклада. Сознание как бы независимо от его воли выхватывало то расщепленный пень с повалившимся белофинном, то бегущие к валуну фигуры, позванивание гильз, летящие с дальних елок срезанные пулями ветки и сучья… В первую минуту все смешалось в шуме и грохоте, потом стали слышны отдельные .выстрелы, команда, стоны, лязг затворов. Натиск слабел, волна шума спадала. Финны, сметенные огнем, откатывались, перебегая, укрывались за валунами и кочками. Из-за пней трещали автоматные очереди.

— Отставить огонь!

Не успела смолкнуть команда, как метрах в десяти от окопов выскочил шюцкоровец и, петляя, побежал к своим. Несколько пограничников бросились наперерез. В ту же минуту прямо им в спину ударил пулемет.

— Назад! Ложись! — изо всех сил крикнул Панкратов, но не успел остановить их: двое, раскинув руки, упали на камни, третий, с перекошенным от боли лицом, волоча ноги, полз обратно.

Рванувшись, Зозуля сгреб раненого, втащил в траншею. Словно издеваясь, финский пулеметчик дал очередь по его окопу.

Пулемет бил с острова.

— Раненого — в блокгауз, — приказал Панкратов. Сняв трубку, доложил начальнику о положении на участке.

— Лавров у капитана,- коротко сказал он Лузгину.- Тебе команда: коммунистов на КП. Зозуля, остаетесь за меня…

Когда Лузгин и Панкратов пришли к командному пункту, там никого не было. Опустившись у входа в блиндаж, Панкратов прислонился к стенке траншеи и устало закрыл глаза. Невысокий и худощавый, с тонкими чертами лица, сидел он на земле, собравшись в комок, положив на колени небольшие крепкие руки. Затем, не меняя положения и не поднимая головы, потянул к себе висевшую сбоку планшетку и, раскрыв ее, с пристальным вниманием углубился в карту.

Посыпался щебень, в траншею спрыгнул разведчик Лавров. Цвикнули пули, по отвалу цепочкой взлетела пыль, донеслась пулеметная очередь.

По боковому ходу подошел начальник заставы капитан Костомаров. Его широкое русское лицо с воспаленными от дыма глазами было спокойным и сосредоточенным. Войдя в блиндаж, он жестом пригласил остальных, сел на патронный ящик и разложил перед собой расчерченную красными и синими стрелами карту.

Лавров остался у входа. Влажная одежда облепила его сильное тело, но он как будто не замечал этого и, щурясь от папиросного дыма, жадно курил.

— Совещание партгруппы считаю открытым,- коротко сказал Андрей Лузгин.- Слово имеет начальник заставы.

— Финны получили подкрепление, около роты,- негромко начал капитан.- В лощине у них сконцентрирован кулак. Ночью или утром нас атакуют…

Капитан посмотрел на собравшихся, остановил взгляд на Андрее:

— Лузгин, возьмешь взвод, выйдешь через горящий лес к Большим буграм, ударишь во фланг Задача, отбить батарею на наволоке. Будем контратаковать…

Капитан, что-то обдумывая, замолчал Стало слышно, как за просекой горит лес. Глухо пробубнили минометы, ударили разрывы, и снова только гудение пламени да треск горящих деревьев.

Андрей знал, почему молчит капитан: наволок и застава пристреляны с острова. Подняться в контратаку — значит подставить под огонь пулемета оставшиеся силы. Не подниматься — перебьют по одному в окопах.

Из блиндажа. Андрей видел уголок затянутого дымом неба и знакомые очертания треугольной вершины сосны на наволоке, под которой сейчас стояла батарея.

Совсем недавно, перед отъездом Панкратова в отпуск, были они возле наволока. Старшина тогда нашел какой-то камень в пещере или на Больших буграх, набросал на блокнотном листке схему местности, сделал засечки азимута, а потом все поддразнивал Андрея, что тот проворонил замечательное дело.

Под целлулоидом планшетки Панкратова схемой вниз лежал этот листок. На обратной стороне его был обведен контур детской руки с короткой надписью: «Папе от Саши».

Оставаясь на сверхсрочную, Панкратов хотел забрать семью на границу, готовил комнату, купил своему Сашке деревянного коня. А сейчас Сашкин конь горел в огне пожара. С тех пор как гитлеровцы разбомбили Минск, старшина не получал о семье никаких известий.

— Товарищ капитан,- прервал молчание Панкратов,- чтобы отбить остров, мне нужен один человек. Лузгин ударит с Больших бугров, я — с острова. Тогда не мы, а финны будут в ловушке.

— Лавров, говорите!-приказал капитан.

— Я уже докладывал, старшина,- отозвался Лавров.- Озеро простреливают, остров охраняют. От самой близкой тресты (тростник) метров полтораста чистой воды — надо нырять. Девять раз я брал воздух. На лудах (отмель) отдыхать можно, но финны из-за дыма нет-нет, и пустят очередь по воде: на испуг берут…- Лавров замолчал.