У самой границы

— Саша! — крикнула Нюра.

— Нас зовут,- сказала девчонка и, в один миг перепрыгнув через корень, скрылась за сосной.

В том направлении, куда указывала Айно, Саша увидел у моста через сбегающий к озеру ручей запряженную в телегу лошадь.

От телеги навстречу капитану и старшему лейтенанту шла пожилая женщина.

— Саша! — еще раз крикнула Нюра, и Саша, перепрыгивая через трещины гранита и вереск, выскочил к дороге. Спускаясь со скалы, он придержался за ствол сосны и угодил рукой в клейкую, как мед, пахучую смолу. Пальцы слиплись, точно связанные. Саша подобрал щепку и стал на ходу отдирать смолу, наблюдая за поджидавшей их недалеко от телеги Аграфеной Петровной.

— Ну вот и Макашина! — посмотрев на старшего лейтенанта, негромко сказал капитан Рязанов.

— Макашина? — переспросил Саша.- Дядя Андрей, та самая Макашина, мать пулеметчика, что по самолетам стрелял?

— Она самая,- ответил за Андрея Лузгина Карп Яковлевич.- Сынок тут у нее в братской могиле, вот она и спросила разрешение к десятилетию обороны на заставу приехать…

— Аграфена Петровна,- крикнул старший лейтенант,- просим к нам, на машине мигом доскочим!

Зябрин на малом ходу подал машину.

— Спасибо, сынок, перейду…- отозвалась Макашина.- Господи, да никак Андрей Григорьевич? Фамилия твоя не Лузгин ли, соколик?

— Значит, вы знаете меня? — с интересом посмотрев на Макашину, спросил старший лейтенант.

— Ну как же не знать! Петенька мой карточку присылал. «Это, говорит, мама, мой командир, парторг, самый уважаемый человек на заставе…» Ты, никак, уж и капитан?

— Старший лейтенант… Вы садитесь в кабинку.

— Да что я, глупая, совсем обеспамятела…- Аграфена Петровна расстегнула широкое пальто и откуда-то из внутреннего кармана достала пачку завязанных в платок бумажек. Трясущимися от волнения руками она разобрала их и вытащила старую, пожелтевшую и измятую фотографию.

Саша, вытянув шею, заглянул сбоку. На фотографии в центре группы пограничников стоял совсем молодой дядя Андрей.

— Все так… и бровки, и глазки, и подбородочек,- рассматривая фотографию, бормотала Макашина, роняя слезинки.

— Ну что ж вы — сразу и плакать! — сказал капитан.- У нас погостите, в деревне побудете,- народ кругом свой, пограничный…

— А в деревне у нас просто замечательно! Сами видели,- поддержал его Карп Яковлевич,- прямо хоть всей заставой приезжайте.

— Знаю, кто тебе нужен,- заметил Рязанов.- Совсем ты, Карп Яковлевич, совесть потерял: гляди-ка, сам уже за Лавровым прикатил…

Посмеиваясь в усы, Карп Яковлевич промолчал.

Рязанов помог Макашиной сесть в кабинку, мельком глянул на старшего лейтенанта. Тот едва заметно пожал плечами.

Саша подсадил на колесо Альку и сам, вслед за Нюрой, ловко забрался в кузов. Краем глаза он видел, с каким интересом наблюдала за ним Айно, и только сейчас понял, что никакой змеи под корнями сосны не было. Айно просто из любопытства, чтобы лучше его рассмотреть, забралась на валун и, зазевавшись, сорвалась. Да и не только Айно смотрела на него,- как же, сын героя!

А каким должен быть сын героя? Что ему делать, как себя вести? Саша вдруг подумал, что он и вообще не знает, какой он есть, и никогда не задумывался, что ему делать, чтоб действительно стать таким, каким должен быть сын героя.

Все, наконец, уселись. Капитан Рязанов соскочил с подножки, захлопнул дверцу:

— Поезжайте, я вас на Буяне догоню.

Где-то рядом в лесу громко заржал конь.

Машина тронулась, проехала еще немного и снова остановилась: у бревенчатого моста через впадающий в озеро ручей стояла телега, на которой приехали Карп Яковлевич и Макашина. Со своего места Саша видел чемоданы и свертки, над которыми возвышалась широкая спина правившего лошадью пограничника.

Зябрин дал сигнал. Пограничник оглянулся, натянул вожжи и тронул лошадь.

— Проезжай, Цюра, проезжай! — крикнул ему старший лейтенант.

Цюра дернул вожжами, направив телегу к обочине. Машина медленно проехала мимо телеги и, набирая скорость, снова выехала к озеру.

Мелькнула ограда, полуразрушенное строение под черепицей. Где-то недалеко раздался протяжный с выкриком гудок паровоза.

— Опять станция? — удивился Саша.

— За кордоном лес возят, дорогу строят. До границы тут — рукой подать,- ответил старший лейтенант; и Саша вдруг осознал, что здесь уже самый край Советского Союза, что «за кордоном» уже все другое: и люди другие, и леса, и озера, и дома, и дороги, и паровозы. Там уже «заграница».

Саша больше не садился на чемодан. Пробравшись вперед к успевшей занять самое лучшее место Айно, так же, как она, придерживаясь за кабинку, Саша стал с нетерпением ждать, когда же они подъедут к заставе.

Нырнув в яму и медленно с воем поднявшись на горку, машина остановилась перед колючей проволокой.

Из небольшого домика вышел дежурный с красной повязкой на рукаве,- сразу же широко распахнулись решетчатые ворота.

Над воротами Саша прочитал лозунг: «Пограничник, Родина требует от тебя высокой чекистской бдительности!»

Глава 2

ДВОЙНАЯ ВОСЬМЕРКА

Машина въехала во двор и остановилась у дома с двумя крылечками. Где-то совсем рядом разноголосо залаяли собаки; слышно было, как они рвались и свирепо хрипели на привязи. Алька на всякий случай присел на корточки и осторожно выглянул из-за борта. Тобик залаял в ответ, как будто знал, что в машине его не так-то легко достать. Саша решительно спрыгнул на землю.

Коренастый смуглолицый дежурный подошел к ним, поздоровался и откинул борт кузова.

Неподалеку под навесом стояли на костре накрытые деревянными крышками котлы. От навеса, улыбаясь и еще издали помахав приветливо рукой, быстро шел к машине высокий, немного нескладный пограничник в белой куртке и белом поварском колпаке. На его решительном и вместе с тем добродушном лице особенно заметными были широкие, густые брови.

— Здравствуй, Зозуля! — ответил на приветствие повара старший лейтенант.- Вот, знакомься с моими, всем семейством прикатили!

— Якый Бобик гарнесенький! — здороваясь с Нюрой и Алькой, удивился Зозуля.

— Тобик! — поправил его Алька.

— Ну да, и я кажу: Тобик…- согласился Зозуля.

Так вот он какой — Зозуля, испытанный пограничник,

боевой друг старшего лейтенанта, который и через огонь с дядей Андреем шел и Лаврова спасал… Но почему же он не с винтовкой на посту, а в каком-то колпаке и поварской куртке?

За домиком кухни, стоящим возле навеса (домик штукатурили два обнаженных до пояса пограничника), Саша увидел на высоком столбе ветродвигатель. Но пропеллер его был отвернут в сторону и не вертелся. Саша запрокинул голову и посмотрел на вышку. Интересно, кого увидел в бинокль часовой на вышке?

Дежурный начал снимать чемоданы с машины. Старший лейтенант помог сойти Аграфене Петровне и Нюре, снял и поставил на землю Альку. Айно, подвязав на затылке косички и что-то напевая, побежала в дом. Ничего особенного не происходило,- все было так, как будто приехали они не на пограничную заставу, а просто в деревню на дачу.

Саша ждал, что вот-вот промарширует по двору хотя бы взвод солдат или выкатят откуда-нибудь пулемет, но, так и не дождавшись, стал помогать вносить вещи в комнату.

Выходя из дома, он увидел в глубине двора ограду вокруг поросшего травой широкого холма, в центре ограды поднимался обелиск. Саша догадался, что это — братская могила, где защитники заставы еще в сорок первом году похоронили своих погибших товарищей. Он подбежал к ограде, обхватил руками узкие планки частокола, поднялся на нижнюю рейку. На обелиске была укреплена доска с именами: «Сержант Насонов… Макашин… Рогов», а внизу алюминиевая пластинка с надписью: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!..» Надпись эту на алюминиевой пластинке, вырезанной из солдатского котелка, сделал когда-то дядя Андрей обыкновенной ружейной отверткой.