Скала Дельфин

Как побитый щенок Вася шел домой. Он не знал, что спустя минуту после того, как в профессорском саду за ним закрылась калитка, Глоба по ступеням поднялся на веранду, где на столе лежала еще теплая скрипка.

Профессор встретил его изумленным взглядом, но, когда Глоба назвался Васиным родственником, пригласил гостя сесть.

Однако Глоба ничего особенного не требовал. Он только хотел узнать, действительно ли этот мальчик — способный ученик, и не надо ли ему чем–то помочь.

Профессор сухо и неприязненно сказал, что Вася довольно способный парень, но ему еще нужно много учиться, прежде чем стать скрипачом. Возможно, старика наполнило тревожное чувство ревности.

Глоба не понял истинной цены Васиной музыки, но зато узнал: Васе нужна скрипка.

Этого ему было достаточно. Через пять минут он попрощался с профессором, прошел по хрустящему песку дорожки к выходу.

К калитке мадам Кивенко Глоба подходил именно тогда, когда с другой стороны к дому приближался Вася.

Самое удивительное случилось позже, когда мадам Кивенко стала требовать, чтобы Вася отдал ей свой дневной заработок. Он, побледнев от ужаса, ответил, что денег у него нет.

Знал: на этот раз Варвара Павловна уже не оставит его. Но совершенно неожиданно поднялся Глоба, который все время молча сидел за столом и, казалось, о чем–то сосредоточенно думал. Он взял Васю за плечи и предложил пойти погулять. Они вышли, сопровождаемые удивленным взглядом мадам Кивенко.

Глава девятая

Вася и Глоба вышли на улицу и, не спеша, пошли к набережной. Темнота южной ночи охватывала их. Она была свежая, прозрачная, и это напоминало о надвигающейся осени. Звезды висели в темноте, большие и холодные, они тоже уже стали по–осеннему яркими. Темнота была наполнена множеством звуков, которые неизвестно откуда появлялись и исчезали, ничего не оставляя в памяти.

Вася шел рядом с Глобой. Сотни мыслей появлялись в маленькой головке. Этот вечер был действительно совершенно необычным. Он рассчитывал перетерпеть бурю злейшего гнева мадам Кивенко, а вместо того идет сейчас гулять с Глобой на набережную.

Вася не мог понять ни внезапной смены настроений Варвары Павловны, ни причины странного поведения Глобы. Такая прогулка была для него совсем необычной. Правда, она спасала его от многих бед, и Вася был только благодарен Глобе.

Они медленно шли вдоль улицы по тротуару, выложенному из больших серых каменных плит, и тихо разговаривали. Между словами случались паузы в несколько минут. Собственно, говорил только Глоба, а Вася отвечал на его незначительные, даже равнодушные вопросы.

Так они дошли до гранитного парапета и несколько минут смотрели на море. В порт заходил большой пароход; он двигался по воде бесшумно и быстро. Огни на его мачтах и ​​палубе издалека казались звездами.

Это был вечер перед выходным днем, один из прекрасных последних вечеров лета. Многие люди гуляли по набережной; они то заходили в городской парк, то снова появлялись у моря.

Вася и Глоба несколько минут посидели на скамейке, разглядывая толпу. Вдруг Васе показалось, что он видит Витю Огринчука. Это обеспокоило его. Был уже десятый час, и присутствие Вити на набережной было странным.

Вася несколько минут вглядывался в темноту, потом решил, что ошибся.

Волны набегали на набережную, откатывались с шумом назад, а потом вода на камнях, звонко хлюпая, пыталась догнать волну и вернуться в море. Вася знал голос и разговор волн, когда море не играет, а только дышит. Они говорили ему о том, что несколько дней продержится хорошая погода. Об этом же говорило ясное безоблачное зарево на западе и хрустальные росяные капли на травах. Завтра Васе придется много работать, чтобы отдать долг Варваре Павловне. Однако завтра — выходной день, везде будет много гуляющих и заработать деньги будет легче.

Глоба предложил Васе пойти в кафе съесть мороженого и выпить воды. В тот вечер Вася не удивлялся никаким неожиданностям, поэтому спокойно поднялся и пошел по набережной рядом с Глобой. Они не спеша зашли на веранду кафе «Спартак».

Неожиданно в толпе, идущей по набережной мимо кафе, снова появилось и сразу же исчезло восторженное лицо Витьки Огринчука. Вася не был уверен, что видел именно его, и поэтому вполне спокойно последовал за Глобой, выбирая столик. В конце концов, он не делает ничего плохого, школьные товарищи могут встречать его хоть в одиночку, хоть целым классом. Беспокоиться тут нечего.

Кафе «Спартак» стояло на набережной у самого синего моря. Широкая веранда, вся сплошь увитая густыми лозами дикого винограда, и два небольших зала, где за буфетом хозяйничал высокий черный грек, — вот и все кафе. На веранде стояли легкие плетеные кресла и такие же столы, в помещении мебель была немного солиднее, но летом в залы никто не заходил. Все посетители всегда останавливались возле удобных кресел, совсем закрытых от улицы густой завесой из виноградных листьев. В летнюю жару никому и в голову не приходило зайти в душные помещения, и папа Мустамьяки — так все звали грека — в белом халате одиноко возвышался над своим буфетом. Иногда он выходил из–за него и проходил по длиннющей веранде, критическим глазом осматривая пол, стулья и белые скатерти на столах.

И все же ни разу не было так, чтобы папа Мустамьяки заметил какой–то непорядок в государственном кафе «Спартак». Папа Мустамьяки раньше был боцманом на корабле дальнего плавания и требовал, чтобы кафе блестело так же, как чистейшее во всей эскадре военное судно.

Три официантки понимали заведующего кафе с одного взгляда. Сюда было приятно зайти и не хотелось выходить. Мороженое у папы Мустамьяки было вкуснее, чем где–нибудь в ином месте, хотя всем было известно, что в кафе «Спартак», как и в другие кафе, его привозят с центрального завода.

Отведать этого мороженого решил Глоба. Вместе с Васей они выбрали столик у самых перил веранды. Виноградные листья образовывали густой ковер, и отдельные листочки близко наклонялись к чистой скатерти, оттеняя ее белизну.

Высокая девушка в белой пышной наколке и туго накрахмаленном переднике принесла им желтое и красное мороженое. Вода в высокой бутылке, покрытой мелкими росинками, кипела от пузырьков. Глоба налил ее в два стакана, подвинул один Васе, другойую поднес ко рту, отпил, потом взглянул сквозь прозрачную воду на свет и начал говорить.

Когда Васе показалось, что в толпе он видит Витю Огринчука, это не было ошибкой. Витя действительно заметил, что его товарищ долго сидел на скамье рядом с тем же подозрительным незнакомцем, о котором отец говорил, что это «мошенник, а может, еще хуже, чем мошенник».

Витя в первую минуту остолбенел от удивления и страха.

«А что, — подумал он, — если этот мошенник задумал сделать что–то нехорошее с пионером нашего отряда?»

Не лучше ли ему, Вите, сейчас же побежать и привести милиционера? Но минуту спустя он сообразил, что с него могут только посмеяться и не поверят. Поэтому Витя решил ждать дальнейших событий.

Он спрятался в тени за стволом старого платана и принялся ждать.

Здесь его и нашел Андрюша Кравченко. Андрюша спешил домой, но, увидев товарища в такое необычное время на набережной, не мог пройти мимо. Витя прятался за платаном. Это показалось очень таинственным и интересным. Андрюша сразу же начал говорить шепотом. Он надеялся услышать какой–нибудь увлекательный рассказ об игре, в которой участвует Витя, но действительность превзошла все его даже самые сокровенные мечты. От чувства огромной ответственности Андрюша даже задрожал. Волнение сдавливает ему горло.

Они смотрели на скамью, где сидел угрюмый Глоба, с такой настороженностью и страхом, словно там сидел выпущен из клетки зверь. Их широко раскрытые глаза не пропускали ни одного движения Глобы. Необходимость идти домой была давно отброшена и совсем забыта. Ребята думали, как им предупредить Васю о страшной опасности.

Глоба и Вася сидели на набережной очень долго. Именно тогда, когда терпение ребят уже готово было лопнуть, Глоба вдруг поднялся со скамейки и вслед за ним поднялся Вася. Вставая, он оглянулся по сторонам, и ребята за деревом стушевались, застыли, припали к коре своего платана и стали совсем незаметными. Они свободно вздохнули только тогда, когда Вася и Глоба тихо пошли вместе с толпой по набережной. Витю охватил страх; сейчас Глоба и Вася исчезнут в толпе, и найти их потом будет невозможно.