Отдай свое сердце

Но как Самокатов ни старался себя ободрить, в душе у него нарастала тревога. Все-таки не похоже было, что ребята его прикалывали. Да и в журнал Ритину фамилию должны были обязательно внести. Нет, что-то здесь не то…

Генкины размышления прервал телефонный звонок. Самокатов снял трубку.

— Алло, — сказал он.

— Приветик… — раздался знакомый голос.

Глава III

РИТА + ГЕНА = LOVE

— Рита! — радостно закричал Генка. — Это ты?

— Нет, не я, — рассмеялась Курочкина. — С вами говорит автоприветчик.

Самокатову сразу стало легко и хорошо. Все его недавние тревоги — фьють! — и улетели.

— Слушай, Рит, а чего ты в школу не пришла? Заболела, да?

— Не-а.

— А чего?

— Неохота по телефону рассказывать. Приезжай на Фарфоровскую.

— Куда?

— Ну есть такая железнодорожная станция.

— А почему именно туда?

— Приедешь — узнаешь.

— А как до этой Фарфоровской добраться?

— Ты от Московского вокзала далеко живешь?

— Нет, рядом. На Лиговке.

— Вот и приезжай прямо сейчас. До Фарфоровской минут семь ехать. Давай, Генчик, в темпе. Я тебя буду на платформе ждать.

— О'кей! Еду!

Самокатов, бросив трубку, помчался на вокзал. Вскочил в электричку и поехал на Фарфоровскую. Настроение у Генки было просто отличное. Он больше не думал ни о своем кошмарном сне, ни о странностях в школе… В окна вагона светило майское солнце. Скоро лето. Каникулы. Короче — кайф! Правда, он сегодня пару схватил. И если ее срочно не исправить, по русскому за год у него будет трояк. А значит — гуд бай видеокамера. Так что придется договариваться с Нестеровой насчет исправления двойки. Напряг, конечно, но камера того стоит.

Не успел Самокатов обо всем этом подумать, как уже приехал на Фарфоровскую. Курочкина стояла у кассы и что-то писала фломастером на стене.

— Привет, — сказал Генка.

Рита обернулась.

— Ой, как ты меня напугал!

— А что ты тут пишешь?

Девочка проворно закрыла надпись ладошкой.

— Ничего.

— Ну дай посмотреть.

— Не дам. Прочтешь, когда обратно поедешь.

— Ты что-то про меня написала?

— Про тебя и про себя.

— Ну можно я сейчас посмотрю?

— Нет, нет и нет.

Курочкина увлекла Самокатова к скамейке.

— Посидим?

— Посидим.

Они сели. Рита достала пакетик изюма в шоколаде и протянула Генке.

— Угощайся.

Ребята стали есть изюм и разговаривать.

— Рит, а чего ты в школу-то не ходила? — снова спросил Самокатов.

— А, решила прогулять, — беспечно ответила Курочкина.

— Но мы же договорились после уроков пойти в кино.

— Ой, извини, Генчик. Я забыла.

Генка был слегка уязвлен.

— Я ведь тебе три раза напоминал.

— Вот такая я нехорошая редиска, — хихикнула Рита, кидая в рот изюминку за изюминкой.

Да, стыдить ее было явно бесполезно. И Самокатов сменил тему:

— А ты что, здесь живешь?

— Ага, под платформой, — продолжала хихикать Курочкина.

— Ну, в смысле, около Фарфоровской? — уточнил Генка.

Рита не успела ответить. К ним подошел мужчина в черном костюме и с букетом белых гвоздик.

— Вы не подскажете, как пройти на собачье кладбище? — спросил он.

Курочкина принялась объяснять:

— Вначале идите прямо, потом сверните налево, затем направо…

— А долго идти?

— Минут десять.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Мужчина с гвоздиками ушел.

— Что еще за собачье кладбище? — поинтересовался Самокатов.

— А ты разве не знаешь, что у нас в Питере есть собачье кладбище?..

— Нет. Там что, собак хоронят?

— И собак, и кошек, — ответила Курочкина. — Короче, домашних животных… — И, помолчав, прибавила: — Я своего Крыжовника тоже на этом кладбище похоронила.

— Какого Крыжовника?

— У меня был кот по имени Крыжовник. — Рита вздохнула.

Мимо платформы с грохотом пронесся скорый «Петербург — Москва». Когда он умчался, Курочкина легонько дотронулась кончиками пальцев до Генкиной руки.

— Ген, я хочу тебе сказать одну вещь… — Она замялась. — Даже не знаю, говорить или нет.

— Конечно, говори.

Девочка печально улыбнулась.

— Боюсь, у тебя от моих слов уши завянут.

— Не завянут.

— Ну хорошо. Дело в том, что я… — Рита не закончила фразу.

— Что — «ты»?

— Да нет, ничего.

— Ты же хотела сказать.

— Я передумала.

— Тогда бы и не начинала, — насупился Генка.

— Ну не сердись, Генчик. Я могу, конечно, сказать, но предупреждаю заранее — тебе будет неприятно.

«У нее есть другой пацан!» — понял Самокатов. И тут же выпалил это вслух:

— У тебя есть другой парень, да?!

Курочкина взъерошила Генкины волосы.

— Никого у меня нет, дурачок. Я люблю только тебя.

Генка растерялся.

— Любишь? — смущенно повторил он.

Рита кивнула.

— Люблю. Надеюсь, ты не против?

— Да.

— Что «да»?

— Ну то есть — нет. — Самокатов покраснел, как помидор. — Не против.

Курочкина встала со скамейки.

— Пойдем, я тебе покажу, что я написала.

Они подошли к кассе. На стене было написано:

Рита + Гена = love

«Самое время для поцелуя», — решил Генка и потянулся губами к Ритиной щеке. Девочка отстранилась.

— Не надо, Гена, — сказала она.

— Почему?

— Потому что мы должны расстаться, — трагическим голосом сообщила Курочкина. — Навсегда.

— Как это — расстаться? — обалдел Самокатов.

— Сейчас поезд пройдет, и я тебе объясню…

Мимо них катил товарный состав. Длинный-предлинный. Генка весь измаялся, пока все вагоны не прошли.

Наконец товарняк укатил, и Рита начала объяснять:

— Понимаешь, Гена, раньше я была очень веселой девчонкой…

— Да ты и теперь…

— Не перебивай, пожалуйста. Я любила прикалываться, обожала дискотеки, ролики… Но однажды я попала в больницу с приступом аппендицита. И там случилась ужасная вещь… — Рита замолчала, теребя пуговицу на блузке.

Прошла минута. Девочка все так же молча теребила пуговку.

— Ну? — не выдержал Самокатов.

Курочкина глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, и сказала:

— В общем, хирург, который делал мне операцию, внезапно сошел с ума. И вместо аппендикса вырезал у меня сердце… — Рита опять умолкла.

— Это что, прикол? — усмехнулся Генка.

Девочка покачала головой.

— К сожалению, нет. Он действительно вырезал мне сердце. Послушай, если не веришь.

Самокатов послушал. В груди у Курочкиной было тихо.

— Заодно можешь и пульс пощупать. — Рита протянула руку. — Его у меня тоже нет.

Генка пощупал. Пульса не было.

— И зрачки у меня на свет не реагируют. — Широко раскрыв глаза, девочка посмотрела на солнце. — Видишь?..

— Я что-то не врублюсь, — сказал сбитый с толку Самокатов. — Это фокус, да?..

— Нет, Геночка, не фокус. В больнице, где мне делали операцию, проводились эксперименты по оживлению мертвецов. Вот меня и оживили. Но вскоре выяснилось, что я все равно осталась мертвецом. Живым мертвецом. Для того чтобы стать по-настоящему живой, мне необходимо сердце. Твое сердце, Гена.

— Мое?! — ошарашенно произнес Самокатов.

— Да, твое, — подтвердила Курочкина и сделала шаг вперед.

Генка невольно попятился.

— Ты чего, Рит? — пробормотал он.

Курочкина сделала еще один шаг вперед. А Самокатов, соответственно, шаг назад.

А тем временем со стороны Питера приближался очередной товарный состав. Тудух-тудух… — слышался стук колес.

Рита продолжала наступать на Генку, улыбаясь при этом какой-то странной застывшей улыбкой.

— Рит, ты чего?.. — снова пробормотал Самокатов, отступая к краю платформы.

И тут вдруг Ритино лицо мгновенно покрылось плесенью.

— Отдай свое сердце! — завизжала она и со всей силы толкнула Генку в грудь.

— А-а-а-а-а-а… — закричал Самокатов и полетел с платформы на рельсы. Прямо под колеса товарняка.