Время нас подождёт (СИ)

— Да ну, чего это не простит! Коль, она нормальная, ну… не пустит, потом после занятий попросимся отработать.

— Ну да, физра не убежит… — мрачно пробормотал Коля. — Давай всё-таки утром попробуем. А это будет как запасной вариант.

— Давай…

Колька после уроков пошёл в музыкалку, а я отправился домой. Я часто хожу тропинкой между детским садом, который начинается за школой, и гаражами — она чуть длиннее, чем дорожка с другой стороны, зато ведёт прямо к дому. В этот день я не хотел идти по ней — ведь именно там я видел, как Перец бил Володьку, и теперь боялся, что он будет караулить меня здесь. Но новость, которую я услышал от Кольки, так отвлекла меня, что я, позабыв о вчерашней встрече, машинально выбрал этот путь. Шёл, раздумывая, что делать завтра, и вспомнил о ней лишь тогда, когда из-за гаража они вышли мне навстречу.

Они — это Перец и ещё двое парней: тот коренастый, Рудик, и старый «адъютант» Перца по кличке Лис. Он помладше Перца, но бьёт будь здоров, если начнешь с ним драться — пожалеешь. Он быстрый, глаза — хитрющие, серые, всегда лохматый, с тёмными усиками над верхней губой, худой, молчаливый. Делает все, что прикажет ему Перец.

В общем, они встали напротив меня: Перец, небрежно засунув руки в карманы, Лис — прислонившись к березе и Рудик — чуть поодаль, но тоже… в боевой готовности, с интересом наблюдая за тем, как будут дальше разворачиваться события. Я безнадёжно оглянулся.

— Попался, цыплёночек… — угрожающе произнес Перец. — Ну что, долг принёс?

Я покачал головой. Перец картинно удивился:

— Как так? Забыл?! Или маменька не дала, а?

Он подошёл вплотную, взял меня за шиворот. Как же от него разило куревом и каким-то несвежим пивом! Он дыхнул так, что меня чуть не вывернуло наружу, прошил ледяным взглядом и рявкнул:

— Где бабки, Пешкин?!

Что было дальше, мне трудно описать. Я ему ответил что-то неподобающее, получил с ноги, скорчился на земле. Она было мокрая и какая-то удивительно холодная. Но тут подскочили Лис и Рудик, я успел только прикрыть руками голову и вдохнуть поглубже, чтоб не закричать. Если кричишь, значит всё, сдался: я до боли закусил губу, поэтому не почувствовал удара, только в спине и в боку у меня что-то взорвалось, и перед глазами закружились белые мушки… Перец рывком поднял меня за ворот куртки.

— Завтра. В восемь… Утра. Это тебе последний шанс.

— Пусть к остановке принёсет, чтоб нам сюда не топать, — подал голос Лис.

Перец сплюнул на землю.

— Ты, Лис, чудик. На остановке люди ходят. Пусть… к башне приносит. Там никого. Слышал?

— К какой… башне?

— Не дури, Пешкин! — он приподнял меня за воротник так, что я закашлялся. — Башня в городе одна!

— Аккурат напротив остановки, — гоготнул Рудик.

Несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу, потом Перец толкнул меня, махнул Рудику с Лисом и, обернувшись, веско произнёс:

— Запомни. Последний.

Глава 35.

Мой выбор.

Знаете ли вы, что за чувство такое — безысходности? Это так, словно падаешь куда-то в глубину, и не за что уцепиться… Словно ты кричишь, а тебя не слышат — крик вырывается из твоего рта без звука, как у рыбы. Есть ещё такое выражение: «опустились руки».

Вот так примерно я себя чувствовал, поднимаясь с холодной земли, если не считать боли в боку. Попробовал отряхнуться — не получилось: грязь, растаявшая, липкая, размазывалась по рукам. Тогда я поплёлся домой, и боль немножко унялась, лишь стучало в висках и пересохло в горле. На переходе чирикали и копошились в песке воробьи. Ехали машины, торопились куда-то разные люди… У меня ноги не шли домой, они передвигались как-то медленно, да и вообще — не хотелось идти, лечь бы и лежать где-нибудь в укромном месте, где тебя не будут трогать. Но я медленно шёл и — думал.

Как избежать завтрашнего дня?

Это, пожалуй, возможно, если я буду где-нибудь очень далеко. Но там не будет дома. Если не будет дома — это значит, опять детдом или подвал. Зачем тогда жить? Никому ты не нужен, никто не защитит…

Хотя и с домом — кто защитит? Юра уехал. Позвонить ему? Но что тогда? Он примчится, прилетит? Вряд ли, у них нет на борту самолетов. А пока доплывёт до ближайшего аэропорта… Не успеет. И совсем не хочется его тревожить сейчас.

Сбежать куда-нибудь на несколько дней, а затем вернуться? Но Перец никуда не денется, отыщет… Да и что же, Кольку бросать? Как он будет отпирать замок в башне?

В башне!

Утром! Он ведь тогда попадется им! И…

Мне стало совсем холодно, когда я представил вместо себя Кольку. Как они до него докапываются… Тряхнул головой, прогоняя неприятные мысли. Да ни за что!

Но как, как тогда быть?

Я открыл дверь ключом и рухнул на стул в коридоре. Свет нигде не горел, в доме стояла тишина. Мурзик выбежал из комнаты, стал точить когти о ковёр, муркнул возле моих ног… Ушли все куда-то — ну и хорошо. Я привалился к стене, снял шапку, бросил её на ковёр, расстегнул куртку и закрыл глаза. Спокойно, тихо. Долго сидеть сил не было, и я выбрался из куртки, оставив её вместе с рюкзаком на стуле, снял ботинки, прошёл в комнату и плюхнулся на мягкий диван.

Кажется, я даже задремал ненадолго. Приснилось мне, как мы с Колькой лезем по подземелью, потом открываем замок и сталкиваемся с дядей Васей. А он похож на Перца. Я вздрогнул и — проснулся.

Тикали часы. По-прежнему в квартире было тихо, за окном пели птицы, светило солнышко. Сколько времени прошло? Сейчас утро, или уже вечер? Пока я лежал, собирая мысли, затренькал в рюкзаке телефон — долгой, отрывистой мелодией. Я вскочил, пока отыскивал его — он уже замолчал, но потом зазвенел снова.

Звонил Юра.

— Алло, Мишка? Миш, привет!

— Ага, привет, Юр! — вяло отозвался я и сел на стул в коридоре. Встряхнулся.

— Как ты, Миш?

— Нормально. Со школы пришёл.

— Молодец. Какой-то голос у тебя невеселый. Миш, случилось чего? — забеспокоился Юра.

Я помолчал, обдумывая. Сказать? Или не стоит?

— Да не, все нормально, устал просто.

— Сильно устал? Чего у вас там?

— Да ничего, Юр. Каникулы хорошо прошли… — я выдохнул. — Ездили с Наташей в Москву, снимали день рожденья, потом на теплоходе плавали, фоткали. Красота такая получилась! У нас уже снег растаял, скоро листики вылезут, тепло…

— А устал-то отчего? Первый день в школе! Двойку получил, или в классе не ладится?

— Не, в классе все нормально! Двоек давно уже нет… просто. Лета хочу. Юр, а ты там как?

Как же мне хотелось, чтоб он сказал, что завтра приедет! Невозможно, но — вдруг?! Ну бывает же чудо!

— В порядке. Море спокойное, ветер хороший, погода ясная. Плывём. В сроки укладываемся, приключений нет. Пока вот связь есть, решил тебе позвонить, но это ненадолго. Миш, ты там Наташу и маму от меня поцелуй, скажи, что я звонил, ладно?

— Ага.

У меня внутри все ухнуло. Не приедет он завтра. Зачем говорить? Только зря переживать будет.

— Все-таки какой-то ты грустный. — В телефоне послышались помехи. — Миш, почему ты молчишь? Что случилось?!

Я откинулся назад, к стене.

— Юр, я же сказал, что все нормально! Дела житейские. Ты просто это самое… приезжай поскорее, вот! Ты там не узнал, можно ли мне будет летом с тобой поехать?

В телефоне совсем все зашелестело, но можно было разобрать слова:

— Стараюсь. Да, скорее всего… девяносто процентов, что можно будет.

— Ура…

— Миш, ты держись, недолго осталось! Давай там…

Он не договорил — связь пропала, и в трубке послышались короткие гудки.

С минуту я смотрел на белый экран мобильника, раздумывая над нашим разговором. Не сказал… Решать придётся самому.

Для начала я решил подняться и постирать штаны. Или хотя бы сунуть их в машинку… Забурчал кран, и я, подставив ладони под тёплую струю — долго разглядывал бурлящие пузыри, умывался, смыл грязь с брюк и понял, что надо искупаться. Смыть остатки боли, стыда и тоски. И заодно подумать, что делать дальше…