Как Гитлер украл розового кролика

— Я провожу вас, — сказала Анна, не обращая внимания на консьержку.

Та с оскорбленным видом протянула Анне письмо. Анна взглянула на конверт — и сердце у нее забилось: английский штамп! Пока лифт поднимался, она думала только о том, что же там, в письме. И вспомнила о папином госте только тогда, когда он заговорил с ней.

— Ты, должно быть, Анна, — сказал человек.

Анна кивнула. Выглядел человек как-то жалко, а голос у него был печальным.

— Папа! — крикнула Анна, входя в квартиру. — Я купила к завтраку круассаны. Еще тебе письмо. И к тебе пришли!

— Пришли? Прямо сейчас? — папа вышел из своей комнаты, завязывая галстук.

Он пригласил незнакомца в гостиную. Анна с письмом в руке прошла следом за ними.

— Простите, как к вам обращаться? — спросил папа.

— Розенфельд, — человек слегка поклонился. — В Берлине я играл в театре. Но вы меня не знаете. Только эпизодические роли, понимаете ли… — он улыбнулся, показывая неровные желтые зубы, и не к месту добавил: — Моя племянница занята в кондитерском бизнесе.

— Папа… — позвала Анна, показывая письмо, но папа отмахнулся: «Позже!»

Герр Розенфельд, казалось, затруднялся сказать, зачем он пришел. Его печальные глаза блуждали по комнате и не могли ни на чем остановиться. Наконец он сунул руку в карман и вытащил маленький пакетик, завернутый в коричневую бумагу.

— Я принес вам вот это, — он протянул пакетик папе. Папа развязал его. В пакетике были часы — старые серебряные часы. Они что-то напоминали…

— Юлиус! — воскликнул папа.

Герр Розенфельд печально кивнул.

— Я тот, кто приносит плохие новости.

Дядя Юлиус умер.

Мама налила герру Розенфельду кофе. Он рассеянно отщипывал кусочки от круассана, который купила Анна, и рассказывал, как умер дядя Юлиус. Год назад дядю Юлиуса уволили из берлинского Музея естественной истории.

— Но почему? — спросила мама.

— Вы прекрасно понимаете почему, — ответил герр Розенфельд. — Его бабушка была еврейкой.

Теперь дядя Юлиус не мог работать ученым-натуралистом. Он нашел себе работу уборщиком на фабрике и вынужден был переехать из своей прежней квартиры в дешевую комнату. Так у него появился новый друг — герр Розенфельд, который жил в соседней комнате. Несмотря на трудности, дядя Юлиус сохранял бодрое расположение духа…

— Он старался принимать вещи такими, какие они есть, вы же знаете, — рассказывал герр Розенфельд. — Я планировал переехать в Париж и присоединиться к племяннице. Я говорил ему: «Поедем вместе! Нам обоим найдется место в кондитерском деле!» Но он отказался. Он все надеялся, что ситуация в Германии изменится к лучшему.

Папа кивнул, вспоминая, как дядя Юлиус приезжал к ним в Швейцарию.

Герр Розенфельд и дядя Юлиус часто беседовали, и дядя Юлиус очень уважительно рассказывал о папе и его семье. Пару раз герр Розенфельд сопровождал дядю Юлиуса в зоопарк, где дядя Юлиус проводил все воскресенья. Хотя у дяди Юлиуса было очень мало денег, он всегда покупал орешки для обезьян и лакомства для других животных. Герр Розенфельд не мог скрыть удивления, когда видел, как звери при виде дяди Юлиуса бросаются к решеткам своих клеток.

— И дело было не в пище. В нем жила такая глубокая любовь к животным! И животные это чувствовали.

Папа снова кивнул.

Осенью дядя Юлиус забегал в зоопарк даже после работы, вечерами. Вся его жизнь была связана с животными. Там была одна обезьянка… Она разрешала дяде Юлиусу гладить ее сквозь прутья клетки…

А перед самым Рождеством случилось несчастье. Дядя Юлиус получил официальное письмо, в котором ему запрещалось посещать зоопарк. Без объяснения причин. Было достаточно того, что бабушка дяди Юлиуса была еврейкой.

После этого дядя Юлиус изменился до неузнаваемости. Он не мог спать, не мог нормально есть.

Он уже не разговаривал с герром Розенфельдом, а все воскресенья проводил в своей комнате, не сводя глаз с воробьев на соседней крыше. И наконец однажды поздней весенней ночью дядя Юлиус постучал к герру Розенфельду и попросил его — если герр Розенфельд вдруг поедет в Париж — передать кое-что для папы. Герр Розенфельд объяснил, что пока не знает, когда это точно будет. Но дядя Юлиус сказал: «Ничего, я хочу отдать это вам сейчас». И герр Розенфельд взял маленький конвертик, чтобы успокоить дядю Юлиуса. А на следующее утро дядю Юлиуса нашли мертвым. Рядом с ним стоял пустой пузырек от снотворных таблеток.

Герр Розенфельд еще несколько месяцев после этого не мог покинуть Германию. Но теперь наконец пришел увидеться с папой и передать ему эту маленькую посылочку.

— Там еще есть записка, — сказал герр Розенфельд.

Почерк был, как всегда, безукоризненный:

«Прощайте. Пусть у вас все будет хорошо!»

И подпись: «Юлиус».

Еще долгое время после того, как герр Розенфельд ушел, Анна не могла ни о чем думать, хотя все еще держала в руках письмо из Англии. Наконец она опомнилась и отдала его папе. Папа вскрыл письмо, прочитал и передал маме.

— Они хотят заплатить тебе за сценарий! — воскликнула мама. — Тысячу фунтов стерлингов!..

Она едва могла в это поверить!

— То есть мы не поедем жить к Омаме? — поторопился уточнить Макс.

— Конечно, нет! — сказала мама. — Нет никакой необходимости куда-то вас отсылать. Мы все вместе едем в Англию!

— Папа! — закричала Анна. — Папа! Это же замечательно!

— Да, — ответил папа. — Я рад, что мы будем вместе.

— Только подумать, они собираются снять фильм по твоему сценарию! — мама положила руки папе на плечи. И заметила, что воротник папиного пиджака сильно заношен. — Тебе нужен новый пиджак! — сказала она.

— Давайте скажем консьержке! — не удержался Макс. — Пусть знает, что мы уезжаем.

— Нет, подождите! — засуетилась мама. — Если мы уезжаем в Лондон, надо сообщить об этом в ваши школы. И нужно узнать, в каком отеле мы сможем остановиться. И там гораздо холоднее, чем здесь, — вам понадобятся теплые вещи.

Вдруг оказалось, что нужно продумать тысячу разных деталей.

Но папа, который был виновником всей этой суеты, не участвовал в разговорах. Мама и дети болтали и строили планы, а он тихо сидел и, казалось, не слышал ни единого слова. Он держал в руке часы дяди Юлиуса и осторожно поглаживал их одним пальцем.

Глава двадцать четвертая

Было, конечно, странно опять переезжать в другую страну.

— Только мы научились нормально говорить по-французски! — заметил Макс.

Попрощаться с мадам Сократ не удалось: были каникулы. Анна оставила для нее записку в школе. Зато они вместе с мамой сходили повидаться в последний раз с двоюродной бабушкой Сарой. Она была очень рада узнать, что папин сценарий имел успех, и пожелала всем счастливой жизни в Англии.

— Наконец-то хоть кто-то заплатил этому замечательному человеку нормальные деньги, — воскликнула бабушка Сара. — Давно пора!

Фернаны вернулись с моря как раз вовремя, чтобы провести с папой, мамой, Анной и Максом прощальный вечер. Папа пригласил всех в кафе на праздничный ужин, и все пообещали друг другу, что скоро опять увидятся.

— Мы будем часто приезжать во Францию, — сказал папа. На нем был новый пиджак, а усталое выражение исчезло с его лица.

— А вы должны будете навестить нас в Лондоне, — сказала мама мадам Фернан.

Сборы продолжались недолго. Казалось, что с каждым новым переездом вещей, которые требуется упаковать, становится все меньше: многое пришло в негодность и отправилось в помойку. И вот одним серым утром, меньше чем через две недели после того, как из Англии пришло письмо, все было готово к отъезду.

В ожидании такси, которое должно было отвезти их на вокзал, мама и Анна в последний раз стояли в крошечной гостиной. Без маленьких привычных вещичек для ежедневного пользования комната казалась голой и убогой.

— Не понимаю, как мы прожили тут два года, — сказала мама.