И вдруг раздался звонок

— Господи боже мой!

Ее не интересовали ни поднос, ни пролитый кофе. Потрясенная, она уставилась на тетю Жужи и Шарику. А потом заплакала.

Тетя Жужи вытянула вперед руку. Шарика обеими руками уцепилась за нее, словно за поручни. Лицо у нее было испуганное: еще очень нетвердо, но она стояла на ногах. Тетя Жужи чуть-чуть отодвинула руку, словно это была не рука, а шест, Шарика ступила одной ногой вперед и неловко подтянула к ней другую. Тетя Жужи снова отодвинула руку, и девочка опять шагнула к ней. Странными, напряженными шагами все же дошла до середины комнаты. И тогда тетя Жужи подхватила Шарику на руки и расцеловала в обе щеки. А плачущей тетушке Марго сказала:

— Пожалуйста, никому не рассказывайте! Мы еще немного поупражняемся, а потом сделаем родителям сюрприз!

Тетушка Марго не могла слова выговорить. Она лишь кивнула, всхлипывая, и наклонилась за кофейной чашкой. Только теперь до нее дошел смысл того простого явления, что, если полная чашка опрокидывается, кофе из нее выливается. Не мешкая, она побежала в кухню за тряпкой.

Тетя Жужи села на тахту и посадила Шарику себе на колени.

— Смелее, Шарика, — сказала она ей, — не бойся, ты не упадешь. А если даже упадешь, то не ушибешься. Разве что стукнешься слегка носиком о ковер. Ну, попытаемся еще разок! И ты на секундочку отпустишь мою руку, хорошо?

Шарика кивнула, и они снова попробовали ходить, но девочка теперь с такой силой цеплялась за руку учительницы, что, когда они обе, устав, присели отдохнуть, на руке тети Жужи выступили красные пятна.

А между тем тетушка Марго подняла чашку и блюдце, влажной тряпкой вытерла наряд Перса, хлопотала, суетилась, и, когда тетя Жужи и Шарика после очередных трудов вновь взглянули на дверь, там опять стояла тетушка Марго со свежим кофе, от которого шел пар.

Тетя Жужи залпом выпила кофе, поблагодарила тетушку Марго, которая больше не плакала, а вся сияла: ей очень хотелось, чтобы кофе понравился маленькой учительнице. Когда тетя Жужи распрощалась с Шарикой, тетушка Марго потопала за ней в переднюю. Захлопнув входную дверь, она вернулась в комнату и, словно продолжая начатую раньше фразу, сказала:

— Так значит, мы пойдем на свадьбу Густи Бубы, если ничто нам не помешает…

Что могло помешать?

Тетя газовщица. Раз в два месяца она звонила к ним в дверь, беседовала в передней с тетушкой Марго, потом заходила к Шарике и давала ей поиграть карманным фонариком. Шарика включала и выключала его. Тетя газовщица когда-то давно объяснила ей, что фонариком она освещает газовый счетчик и узнает, сколько газа израсходовала тетушка Марго. Немного погодя тетя газовщица вынимала фотографию своей дочери.

О своей дочери она всегда рассказывала очень интересные вещи. Ее дочка готовилась стать певицей, и это не удивительно, потому что на фотографии она была в платье с глубоким вырезом и с длинными распущенными волосами. Фотография была раскрашенная, и у дочери тети газовщицы были прекрасные алые губы.

Сейчас тетя газовщица вошла и села на тахту против Шарики, вынула из большой сумки карманный фонарик, отдала, его девочке, затем вытащила маленькие, завернутые в бумажную салфетку бутерброды, развернула салфетку и сунула один бутерброд в рот. Усердно жуя, она сказала Шарике:

— Все-таки серебряное платье будет.

Наверное, никто на свете ничего бы не понял, но Шарике все сразу стало ясно. Потому что два месяца назад, во время своего последнего посещения, тетя газовщица вынула из сумки не только карманный фонарик и пакетик с едой, но и узкий кусочек материала серебристого цвета.

— Красивый? — спросила она у Шарики.

— Очень красивый! — Шарика пощупала материал. Повертела его так, чтобы на него упал луч солнца, и узкий, тонкий кусочек материи засверкал еще сильнее.

— Я куплю ей этот материал, — кивнула тетя газовщица и схватилась за очки в проволочной оправе, — если смогу накопить денег.

Вероятно, ей удалось это сделать, и к тому времени, как тетя газовщица проглотила последний кусок, Шарика даже знала, какого покроя будет серебристое платье. Большая кожаная сумка, висевшая на шее тети газовщицы, то и дело подпрыгивала, когда та, усиленно жестикулируя, объясняла, что серебристое платье будет с большим вырезом, в талии узким, книзу широким.

Шарика и сейчас, как всегда, с увлечением слушала, какой красивой будет дочка тети газовщицы в новом платье.

Тетушка Марго заглянула в дверь и сказала Шарике, что им пора одеваться.

— Ты ведь знаешь… — И она многозначительно посмотрела на Шарику.

Как не знать! С утра Шарика ни о чем другом, кроме свадьбы, и думать не могла.

Тетя газовщица поднялась с места.

— Я показывала тебе фотографию Иби? — спросила она и полезла в раскачивающуюся огромную сумку.

Конечно, показывала, она каждый раз показывает фотографию, но Шари все-таки еще разок поглядела.

— Она очень красивая. — Шарика вернула фотографию тете.

Тетя газовщица углубилась в созерцание фотографии, словно желая проверить, правду ли сказала Шарика; чуть погодя она решила, что девочка сказала правду, и, поправив на носу очки, подтвердила:

— Да. Очень красивая.

Она наклонилась, поцеловала Шарику в макушку и пообещала зайти к ней в ближайшее время, когда будет проходить мимо.

Дверь за собой она не закрыла, и Шарика услышала, как тетушка Марго говорила в передней тете газовщице, что сейчас они отправятся на свадьбу.

— Скажите пожалуйста! — изумилась тетя газовщица.

— Мой сосед женится, — сообщила тетушка Марго. — Целыми днями бедная девочка сидит дома, я отвезу ее туда, хоть немного развлечется. Нас на обед пригласили.

— Скажите пожалуйста…

— Родители Шарики не знают. Они так боятся за нашу бедняжку, что не отпустили бы. Я ее тайком увезу. Конечно, на такси.

— Скажите пожалуйста!.. — в третий раз восторженно воскликнула тетя газовщица.

Этот разговор показался Шарике обидным. Потому что тайна есть тайна и о ней никому не положено рассказывать. Тетя газовщица, конечно, милая, и карманным фонариком играть интересно — включаешь, выключаешь, — и на фотографии дочь ее очень красивая, но что же это за тайна, если ее можно открыть тете газовщице?

Шарика перестала дуться, когда тетушка Марго одела ее. Она натянула ей на ноги красивые белые коски и строго посмотрела на телефон.

— Мы вызовем такси, — торжественно сообщила она.

Шарика кивнула, она знала, что тетушка Марго собирается вызвать такси, но не понимала, почему та не поднимает трубку, ведь фартук она уже давно сняла и переоделась в коричневое шелковое платье. Однако тетушка Марго сначала потащилась в кухню бог знает зачем, потом вернулась в комнату, еще раз заявила, что закажет по телефону такси, положила руку на аппарат, но так и не набрала номер.

— Тетушка Марго, — заговорила Шарика, которую на все обследования возили на такси, — надо набрать шесть двоек, потом сказать: "Прошу прислать такси на улицу Шеллэ десять".

Тетушка Марго из открытого окна наблюдала за безоблачным небом.

— Я дважды в жизни ездила в такси, — сообщила она, кивнув синему небу. — И оба раза шел проливной дождь.

Она еще раз обошла кругом комнату, потом решительно остановилась возле телефонного столика. Набрала номер. И когда на другом конце провода ответили — папа в таких случаях говорил несколько четких, коротких фраз, — она сначала поздоровалась, потом сказала, что она с маленькой девочкой отправляется на свадьбу, куда их пригласили. Затем она продиктовала адрес, и на этом операция закончилась, судя по всему, к превеликому удовлетворению тетушки Марго.

Когда они выбрались из машины около незнакомого дома, Шарика с интересом посмотрела на входную дверь. Это была чудесная дверь, девочка даже попросила тетушку Марго остановиться на минутку. Совсем не такая дверь, как у них. В доме, где жила Шарика, двери были узкие, застекленные, выкрашенные в зеленый цвет. Никогда никому в голову не придет даже внимание обратить на такую дверь. Ничего в ней нет особенного: сверху стекло, снизу дерево, и все. У этой же двери одна створка была закрыта, другая, подпертая палкой, распахнута, но даже на этой закрытой створке любопытного было больше, чем на всех дверях улицы Шеллэ, вместе взятых.