Карфагена не будет

— Думаю…

— Не думай — вернее будет!

— Голова-то мне для чего дана? Хочешь — не хочешь, а думается. Всю ночь вертелся: уснуть не мог…

— Спать у Тольки поучись… Оба вы хороши. Клятву давали, а теперь на попятный. За нарушение присяги карают.

— Присяги я не принимал. Клятву давал.

— Это все равно!

И опять Демка не стал спорить, хотя был твердо убежден, что между присягой и клятвой есть разница. Поводом для клятвы служит многое, и поэтому возникает возможность давать их несколько. А вот присяга принимается один раз и на всю жизнь. Каждый настоящий человек до конца своих дней хранит верность присяге. Клятву можно дать другу, а присягу только Родине, народу!

Выбежал Толька и, брякая пустыми ведрами, заспешил к колодцу.

— Отпустили! — выкрикнул он. — Воды наношу и — свободен!

— Ведра два? — спросил Ленька.

— Разика три-четыре сходить придется.

— Не было печали…

— Поможем? — предложил Демка.

— Пусть потрудится, — ответил равнодушно Ленька, растягиваясь на траве. — Была охота на других работать. Принесет, руки не отсохнут.

— Ждать дольше придется…

— Подождем.

«А Никита сразу бы согласился», — подумал Демка и припомнил, как однажды пионеры во главе с Никитой ходили помогать Гоше Свиридову по хозяйству. Всю работу тогда провернули в два счета — и дров напилили, и воды натаскали, и хлев так вычистили, что сами даже удивились. Подумал Демка и сказал:

— Помогу Тольке.

Он встал и прошел во двор. Толя переливал принесенную воду в огромную дубовую кадку. Кадка была так высока, что ему приходилось поднимать ведра до уровня плеч. Прозрачная струя с шумом и брызгами падала в бочку, вызывая любопытство стаи белых гусей, которые дружно вытягивали длинные шеи, хлопали крыльями и гоготали. Громкий плеск говорил еще и о том, что воды в бочке было меньше половины:

— Наполнить велено? — спросил Демка, определяя на взгляд объем предстоящих работ.

— Мать просила дополна натаскать, а я половину хочу: в эту кадку ведер двадцать уходит.

— Нальем, — уверенно сказал Демка. — Давай свободные ведра. По пять раз сходим, и полная будет. Вдвоем-то быстрее управимся.

Толя смотрел на Демку, слушал его и не верил: уж не шутит ли он, предлагая помощь.

— Я один могу…

— Давай, давай!.. Ладно, ведра твои возьму, а ты дома другие добудешь.

Ребята носили воду. Ленька нежился на травке и, наблюдая за тружениками, посмеивался:

— Водовозы из вас что надо получатся! Скажу председателю колхоза, чтобы обоих на эту работу определил: никаких тогда водопроводов не потребуется!

Наполнив бочку, водоносы уселись отдохнуть на ступеньку крыльца. Демка расстегнул ворот рубахи.

— Духота, — сказал он. — Напиться бы воды похолоднее.

Толя спохватился.

— Принесу.

Через минуту он появился с двумя эмалированными кружками в руках.

— Держи!

— Молоко? — удивился Демка, принимая кружку. — Не надо молока.

— Воды мать не дает. «Простынете, говорит, потные». Пей!

Демка жадно, большими глотками опорожнил кружку. Толя взял ее, унес домой и, возвратившись, сказал:

— Демка, мать по-настоящему поверила, что мы в лагерь ходить стали. Увидела, что ты помогаешь воду таскать, и поверила…

В калитке показался Ленька, переступил высокую подворотню и нетерпеливо крикнул:

— Пошли! За дело надо браться!.. Толька, не забудь фонарик электрический и мешок.

Нехотя поплелись ребята за вожаком. А Ленька легко шагал по извилистой тропинке вдоль плетней. Он посвистывал и сыпал остротами.

— Я про Никиту такие стихи сочиню, что деревня наша со смеху умрет! — сказал он. — Не верите?

— Стихами Якишева не запугаешь, — ответил Демка.

— Споришь опять? Привычка у тебя появилась. Раньше все так было, а теперь наоборот стало…

— Разбираюсь кое в чем…

— Зря вчера отговорил вас в лагерь идти. Попались бы в руки к Володьке Великанову.

— Не стращай.

Тропа вырвалась на пустырь. Высокая — по грудь — лебеда, крапива и широколистые лопухи сплошь покрывали его и переплетались над тропкой. Обжигая крапивой босые ноги, ребята выбрались на отлогий холм. Ленька бросил на траву мешки и сел, сложив ноги калачиком. Глубокомысленно хмыкнув, он огляделся, подчеркивая этим, что разговор будет строго секретным, и вполголоса заговорил:

— Тренироваться к захвату дежурных в лагере будем здесь. Научимся подползать к цели незаметно. Сделаем так: Демка сядет вон на том бугорке к нам спиной, а мы с тобой, Толян, будем по очереди подкрадываться к нему. Демка, сиди да смотри не оглядывайся, только слушай. Шорох засечешь, говори сразу. Мы потренируемся, а потом ты будешь. Толька на твое место сядет. Иди на бугор! Толька, приготовься, так… Я за наблюдателя. Начали! Демка, не оглядывайся!

Толя распластался на земле и бесшумно пополз вперед. Ленька следил за каждым его движением, но придраться не мог: Толя действовал по всем правилам. Вот правая рука выдвинулась вперед, левая нога, согнувшись в колене, приготовилась для упора. Раз! Толя, не поднимаясь, преодолел около полуметра… Демка волновался. Он беспокойно ерзал на месте, но не оглядывался. Неприятная штука — сидеть на бугорке, устремив взор на кудрявый перелесок, и ждать, что сейчас кто-то подкрадется сзади, схватит за шею. И знаешь, что подбирается к тебе друг, а не враг, но волнуешься. Эх, иметь бы глаза на затылке! Потная, испачканная землей ладонь внезапно легла на глаза. Вторая, ничуть не чище, плотно закупорила рот. Рывок — и Демка, не пикнув, уже лежал на земле и колотил ногами.

Ленька был рад:

— Где это ты так наловчился? Ух, ловко!

А вот Демка чувствовал себя не особенно важно. Отплевываясь, он заявил:

— Рот не затыкайте. Не буду сидеть. Грязь собрал на руки, а потом мне в нос тычешь!

— Не злись, — успокаивал Ленька, — будем осторожно. Толь-ка, следи за мной!

Тренировка длилась до полудня. Намаявшись, колычевцы отправились на реку и по пути — тоже для практики — очистили огород у Кости Клюева. Демка отказался наотрез принимать участие в этом деле. Он пытался отговорить и приятелей. Ленька сказал ему с обидой:

— Не агитируй, Демка. Не хочешь — сиди и помалкивай!

Выдернув из плетня несколько хворостин, Ленька, а за ним и Толя проникли в огород и глубокими бороздами пробрались до грядки с горохом, разбитой под окнами дома. Действовали и маскировались они так умело, что Ефросинья Петровна, мать Кости, сидевшая у окна, ничего подозрительного не заметила, хотя и смотрела в огород.

Остаток дня ребята провели на реке и, когда стало смеркаться, двинулись к Лысой горе. Всю дорогу Ленька говорил только о Карфагене. Это надоело Демке, который в душе проклинал себя, что ввязался в непривлекательную историю, и он сказал:

— Ты, Ленька, все о Карфагене… Чего там произошло особенного? В Карфагене рабами торговали. Его и надо было разрушать.

— Тогда рабами все государства торговали, — возразил Ленька. — Я не про рабов! Карфаген был город или там государство — все равно, который подчинял других. Это еще до нашей эры было. Могучий город — государство Карфаген. Потом начались войны. Рим на Карфаген пошел. Пуническими они, войны-то, назывались.

— Знаем, — сказал Демка, — изучали.

— Тогда не спрашивай! Надоел римлянам этот город. Они шесть дней его штурмовали, взяли и сровняли с землей, чтоб и воспоминаний не осталось. Так и мы сделаем!

Колычевцы устроили в кустарнике у тропы наблюдательный пункт и стали следить за тем, как звено покидает лагерь. Последними прошли мимо Никита, Гоша, Аленка и Витя Подоксенов.

— Договорились, — сказал Никита, обращаясь к Гоше. — Вы отдежурите и, как только придет кто-нибудь, шагайте на ферму.

— Ладно! — Гоша легко побежал вверх по тропе.

— Он дежурит, — шепнул Ленька.

Толе не терпелось начинать штурм. Его захватила опасная игра, она казалась ему очень увлекательной. Вот где можно проявить настоящее искусство разведчика и неустрашимого человека!